Стоит ли говорить, почему советская интеллигенция и вообще думающая часть населения так обожала фантастику? Стоит ли объяснять, что за утопической формой стояло масштабное содержание, передаваемое эзоповым языком и подхватываемое миллионами? Все ядро советской и зарубежной фантастики, издаваемой в 60-е, тогда сосредоточилось в «Молодой гвардии», в редакции фантастики. С конца 50-х до 74-го года пульсом, энергией и центром редакции фантастики «Молодой гвардии» была Белла Клюева. Благодаря ей мы знаем Стругацких, Шефнера, Ефремова — и Рэя Брэдбери тоже, чьи рассказы ей выдалось перевести. Сегодня ей 87 лет.
— Белла Григорьевна, когда Брэдбери впервые прочитали в СССР?
— Сначала он публиковался в журналах: в «Знание — сила», в «Химия и жизнь», где-то с начала 60-х. А в «Молодой гвардии» «451 по Фаренгейту» Брэдбери вместе с несколькими рассказами вышел в одном из томов «Библиотеки фантастики». Всю эту «Библиотеку», все 25 томов я делала своими руками. Тиражи этих и других серий были у нас до 500000 экземпляров! Я и сама переводила его рассказы, они вышли в «Искателе», знаменитом журнале по научной фантастике.
— Советская цензура препятствовала публикации «451 по Фаренгейту» — романа о тоталитарном обществе? С ним у Брэдбери и в США были проблемы: роман долго выходил с купюрами...
— Его приходилось проталкивать, конечно. Наш ЦК ВЛКСМ и директорат всех иностранцев готовы были придушить! Но одно было хорошо: иностранные авторы проходили в печать без Главлита. Самое сложное было — убедить главного редактора или директора, что все в порядке с этим автором. А главный редактор читать у нас не любил и долгое время доверял моему слову. «Хорошая книга?» — «Очень хорошая!», говорила я. И он подписывал разрешение. Но в 69-м году было совещание в ЦК ВЛКСМ по поводу редакции фантастики в «Молодой гвардии», что, мол, редакция слишком увлекается зарубежными фантастами.
— А сами вы как впервые познакомились с творчеством Брэдбери, что он такое был для вас?
— Знаете, а ведь у меня могло быть свидание с самим Брэдбери! Мы тогда были с ярмаркой с Лос-Анджелосе в 60-х годах, и была возможность с ним встретиться. Но я ее прозевала: я тогда была совсем неопытным человеком и просто испугалась. Робость взяла.
Я полюбила произведения Брэдбери с самого первого взгляда! Поэзия, понимаете, фантастическая поэзия и человечность. Ведь наша редакция занималась не технической, а психологической фантастикой. Что такое фантастика? Не просто форма. Интеллекта просто больше, чем чувств. Вот вам, пожалуйста, его придумка: в «451 градус по Фаренгейту» есть комната, в которой все стены — сплошной телевизор. Сбылось? Сбылось. Но все же он больше поэт, чем предсказатель. Знаете такую деталь, что он самолеты не терпел? Никогда не летал, боялся самолетов. Великий, замечательный писатель, очень жаль, что он ушел.
***
Как раз сейчас все российские писатели, в том числе и фантасты, находятся на родине Брэдбери — в США. Прием, заданный в генконсульстве России в Нью-Йорке, был по случаю дня рождения Пушкина (которого западный мир не читает) и открытия грандиозной ярмарки BookExpo America, на которой РФ в это году — хэдлайнер с амбициозной программой «Читай. Россию». Увы, так совпало, что в этот же день ушел из жизни великий Рэй Брэдбери. «МК» инициировал опрос среди русскоязычных писателей — чем для них был незапрещенный в СССР автор «Вина из одуванчиков». И если по части скорой революции в России мнения авторов разнились, то по поводу места и роли Брэдбери писательская братия была единодушна.
...Александра Гениса (эмигрировал в США в 1977-м) можно слушать бесконечно: какие экскурсии он устраивал нам по Нью-Йорку — м-м-м! Но вчера на приеме был задумчив и немного мрачен. Увы, официально о Брэдбери не говорили, повод был не тот, но и замолчать его уход было невозможно:
— Ушел последний из гигантов золотого века американской фантастики, — говорит мне Александр Александрович, — научная фантастика умерла. Не с ним умерла — он просто пережил ее. И это очень печально, ведь это мой любимый жанр: фантастика давно из фантастики превратилась в сказку.
— Фэнтези?
— Да это не имеет значения, как называть. Но надо быть честным, и самого Брэдбери никогда не интересовала научная составляющая... Он был главным лирическим фантастом, — его сила, его гений заключались в том, что он вывел фантастику из подросткового гетто, в котором ее нашел. И совсем недавно, буквально неделю назад в журнале The New Yorker было напечатано последнее эссе Брэдбери...
— А когда оно написано?
— Да только что. И теперь звучит как завещание. А написал он о том, что когда ему было 10-11 лет, жил себе в Иллинойсе, на Среднем Западе. И там он нашел эти «зачаточные» фантастические журналы 30-х годов — на плохой бумаге... Брэдбери стал сумасшедшим: вдруг открыл для себя параллельный мир, который навсегда стал его любимым. И он описывает свое «сумасшествие» тех дней... Я прочитал это и подумал, что когда мне было столько же лет, — я открыл для себя самого Рэя Брэдбери — и... тоже сошел с ума. «Марсианские хроники» и (особенно) «451 градус по Фаренгейту» стали мощным открытием. Мы-то читали его в Советском Союзе, и я еще думал, что это Брэдбери придумал Самиздат и стал его апостолом, потому что книги его были самым ценным и важным приобретением в жизни. И сегодня, когда книги ничего не значат, ничего не стоят, их просто нет, а остались лишь их электронные призраки, души, — я с грустью думаю о Рэе Брэдбери, который был не просто апостолом Самиздата, но и Рыцарем книги.
— Скажите, в последнее время он так же был популярен здесь, как и прежде?
— Конечно, нет. Лишь в самое последнее время он неожиданно по-глупому стал популярен опять, потому что вышел фильм «451 по Фаренгейту», не имеющий никакого отношения к роману Брэдбери. Но из-за названия его опять вспомнили. Хотя так уж совсем не забывали: все-таки Брэдбери — классик, которого читают из года в год — роман «451» издан в 1953 году. Роман — мой ровесник. 60 лет издается миллионными тиражами, его читают новые и новые поколения... Есть же фантасты, которых мы с вами любим, а американцы почти уже не знают, вроде Роберта Шекли. Брэдбери же входит в золотую когорту американской литературы — не на основании фантастики, а просто так. Он, вместе, скажем, с Сэлинджером, был одним из основателей контркультуры, один из основателей лирического направления в американской словесности.
— Но лично вы его не видели?
— Его никто не видел. Потому что Брэдбери ни разу в жизни не летал на самолете, у него была страшная фобия. Он никогда не ездил на машине, старался не выходить из дома. Жил затворником в Калифорнии. Никто с ним не общался, кроме тех людей, которые до него добирались...
Слово писателю Герману Садулаеву:
— Мы с большим сожалением узнали, что утром в возрасте 91 года скончался патриарх, — не просто фантастики, — а патриарх всей американской литературы. Мы скорбим, но... с другой стороны, он прожил замечательную жизнь, оставив прекрасную память по себе и значительное литературное наследие. Можем только позавидовать: он для всех является примером.
— По счастью, он переводился в Союзе...
— О да, Брэдбери — это обязательное чтение нашей молодости. Тем он особенно важен для русских: это был мост в мировую культуру. Читая Рэя Брэдбери, мы читали вместе со всем миром одни и те же книги, находясь в одном и том же цивилизационном пространстве... даже в те годы, когда другие каналы и мосты были закрыты.
Сергей Лукьяненко был немногословен, но искренен:
— Брэдбери, бесспорно, самый великий американский фантаст. А можно сказать и больше: самый великий фантаст мира... Он не просто «писал в жанре фантастики», но достиг на этом поприще таких высот, которых обычно достигают в мейнстриме, в «серьезной» литературе. До него фантастика была маргинальным жанром, призванным развлечь скучающую публику. А он из нее сделал серьезную литературу. Ушла целая эпоха.
— Он всегда плохо экранизировался...
— Не соглашусь. Были в СССР неплохие фильмы. Интерес к нему никогда не угасал. Мне, например, Брэдбери нравился и в детстве и во взрослом возрасте. Он многогранен: среди его произведений есть мрачные вещи, недетские... действительно, великий писатель со всеми присущими Великому особенностями.
— Правда ли, что понимание фантастики «брэдбериевское» кануло в Лету, сейчас вместо фантастики нечто совсем иное?
— Да, конечно, это правда. Сейчас фантастика движется в другом направлении — хорошо это или плохо, судить не мне.
В этот момент к роялю в торжественной зале генконсульства подошел известный американский пианист Максим Аникушин (недавно был его очаровательный концерт в Карнеги Холл). Садится. Играет Шуберта.
— Знаете, — говорит «МК» Дмитрий Быков, — была в 50-60-е годы целая плеяда фантастов, которые наметили развитие жанра лет на 100, а то и 200 вперед. В их числе Рэй Брэдбери был наиболее поэтом, — он, конечно, был великолепно избыточен стилистически, а это проза на грани поэзии. К тому же, великий изобретатель фабул: многие его идеи (например, «И грянул гром») заложили целые направления. Но самое точное, что он сказал — «старик — это машина времени», и он-то как раз был той самой машиной времени, связывающей нас с великими временами. И теперь еще один важный провод оборвался между нами и великой эпохой.
Максим Аникушин играет в честь Брэдбери.
***
«...Я редко смотрю телевизионные передачи, и не бываю на автомобильных гонках, и не хожу в парки развлечений. Вот у меня и остается время для всяких сумасбродных мыслей. Вы видели на шоссе за городом рекламные щиты? Сейчас они длиною в двести футов. А знаете ли вы, что когда-то они были длиною всего в двадцать футов? Но теперь автомобили несутся по дорогам с такой скоростью, что рекламы пришлось удлинить, а то бы никто их и прочитать не смог...»
«451 по Фаренгейту» (1953 г. изд.)
«...Я верю в вещи, сделанные трудом, а все вокруг показывает, сколько здесь сделано. Здесь есть улицы, и дома, и книги, наверно, есть, и широкие каналы, башни с часами, стойла — ну, пусть не для лошадей, но все-таки для каких-то домашних животных, скажем, даже с двенадцатью ногами, почем мы можем знать? Куда ни глянешь, всюду вещи и сооружения, которыми пользовались. К ним прикасались, их употребляли много столетий. Спросите меня, верю ли я в душу вещей, вложенную в них теми, кто ими пользовался, — я скажу да. А они здесь, вокруг нас, — вещи, у которых было свое назначение. Горы, у которых были свои имена. Пользуясь этими вещами, мы всегда, неизбежно будем чувствовать себя неловко. И названия гор будут звучать для нас как-то не так — мы их окрестим, а старые-то названия никуда не делись, существуют где-то во времени, для кого-то здешние горы, представления о них были связаны именно с теми названиями. Названия, которые мы дадим каналам, городам, вершинам, скатятся с них как с гуся вода. Мы можем сколько угодно соприкасаться с Марсом — настоящего общения никогда не будет. В конце концов это доведет нас до бешенства и знаете, что мы сделаем с Марсом? Мы его распотрошим, снимем с него шкуру и перекроим ее по своему вкусу...»
«Марсианские хроники» (1950 г. изд.)
«...Вино из одуванчиков. Самые эти слова — точно лето на языке. Вино из одуванчиков — пойманное и закупоренное в бутылки лето. И теперь, когда Дуглас знал, по-настоящему знал, что он живой, что он затем и ходит по земле, чтобы видеть и ощущать мир, он понял еще одно: надо частицу всего, что он узнал, частицу этого особенного дня — дня сбора одуванчиков — тоже закупорить и сохранить; а потом настанет такой зимний январский день, когда валит густой снег, и солнца уже давным-давно никто не видел, и, может быть, это чудо позабылось, и хорошо бы его снова вспомнить, — вот тогда он его откупорит! Ведь это лето непременно будет летом нежданных чудес, и надо все их сберечь и где-то отложить для себя, чтобы после, в любой час, когда вздумаешь, пробраться на цыпочках во влажный сумрак и протянуть руку...
И там, ряд за рядом, будут стоять бутылки с вином из одуванчиков — оно будет мягко мерцать, точно раскрывающиеся на заре цветы, а сквозь тонкий слой пыли будет поблескивать солнце нынешнего июня. Взгляни сквозь это вино на холодный зимний день — и снег растает, из-под него покажется трава, на деревьях оживут птицы, листва и цветы, словно мириады бабочек, затрепещут на ветру. И даже холодное серое небо станет голубым.
Возьми лето в руку, налей лето в бокал — в самый крохотный, конечно, из какого только и сделаешь единственный терпкий глоток; поднеси его к губам — и по жилам твоим вместо лютой зимы побежит жаркое лето...»
«Вино из одуванчиков» (1957 г. изд.)
***
Рэй Бредбери — один из тех писателей, который буквально описал эпоху, в которой мы сейчас живем. Вот подборка предсказаний великого фантаста. Начиная с «Марсианских хроник», написанных больше 60 лет назад, мы читаем о том, как искусственная среда, созданная человеком, порабощает его самого — и даже когда происходит ядерная война на Земле, земляне переселяются на Марс — и умудряются испоганить и его. Плазменные телевизоры, попкорн, мобильники (их Брэдбери называл «наручные радиотелефоны»), наушники, Интернет — эти и другие детали технического развития общества, вплоть до автоматического шнурователя для ботинок, придуманы и описаны Брэдбери более чем полвека назад. Но Рэй Брэдбери — действительно больше поэт, чем пророк. Для него важнее посмотреть, что происходит с человеком, с душой его, с внутренним миром. Поэтому в рассказе «Вельд» существует детская комната, реализующая фантазии, — и львы, созданные детским воображением, убивают их родителей, когда те запретили детям пользоваться комнатой. Что уж говорить о сожжении книг, которые заставляют людей думать, об уничтожении библиотек и об электронном воспитании детей. К примеру, рассказ «Электрическое тело пою!» — это ностальгия по электронной бабушке фирмы «Фанточини»...
«Помните одно: сами по себе мы ничего не значим. Не мы важны, а то, что мы храним в себе. Когда-нибудь оно пригодится людям. Но заметьте — даже в те давние времена, когда мы свободно держали книги в руках, мы не использовали всего, что они давали нам. Мы продолжали осквернять память мертвых, мы плевали на могилы тех, кто жил до нас. В ближайшую неделю, месяц, год мы всюду будем встречать одиноких людей. Множество одиноких людей. И когда они спросят нас, что мы делаем, мы ответим: мы вспоминаем. Да, мы память человечества, и поэтому мы в конце концов непременно победим».
ЧТО ПРЕДСКАЗАЛ БРЭДБЕРИ
Плазменные телевизоры, попкорн, мобильники (их Брэдбери называл «наручные радиотелефоны»), наушники, Интернет.
КАК СДЕЛАТЬ ВИНО ИЗ ОДУВАНЧИКОВ
(любимый литературный напиток Брэдбери)
Взять 3 кг цветков, горсть изюма, 1,25 кг сахара, апельсин, лимон, винные дрожжи, 3 литра воды. Цветки отделить от цветоложа (можно использовать и целые цветки) и заварить их кипятком (примерно 1 литр). Настаивать 2–3 дня, не больше, чтобы не скисли. Слить темно-коричневый настой, отжав цветки. Долить подогретую оставшуюся воду, предварительно растворив в ней сахар и добавив сок апельсина и лимона, изюм и дрожжи. Винные дрожжи можно заменить обыкновенными (3–5 г), но не сухими из пакетика. Кстати, без апельсина и лимона тоже можно обойтись. Посуду накрыть марлей и оставить еще на два дня бродить. Затем с помощью трубочки (чтобы не попал осадок) перелить вино в большую бутыль, не доливая до края примерно четверть объема, и закрыть бродильной пробкой (ватой, завернутой в марлю, или тонкой резиновой перчаткой). После окончания брожения разлить вино по бутылкам и выдерживать 3–6 месяцев для созревания. Вина получается около 3 литров.