Увиденные мастером драгоценные камни из коллекции Клода Арпельса, владельца модного бутика, собственно, и вдохновили его на создание в 1967 году этого балета. «Я всегда любил драгоценные камни; в конце концов, я ведь восточный человек, родом с Кавказа, из Грузии», — писал Баланчин, предававший огромное значение оформлению своих спектаклей, всегда очень аскетичному и продуманному.
В бессюжетных работах основателя американского балета кроме музыки главную ценность представляет танец, и ничто постороннее отвлекать от него не должно. Альона Пикалова (художник-постановщик), хотя и изучала при создании нового оформления дневники первого сценографа балета Питера Харви и высказывания самого Баланчина, на данное обстоятельство явно не обратила должного внимания и с декорациями перемудрила. Художница применила довольно ядовитые цвета, а в качестве декора — стекляшки, похожие на брикеты, которыми в советские времена в медицинских учреждениях выкладывали стену. В результате глаз мог отдохнуть разве что на «Бриллиантах», правда, и те искрили стразами.
Елена Зайцева (художник по костюмам), создав в целом украсившие спектакль обновки, превзойти великолепие костюмов Барбары Карински также не смогла. Особенно пострадали в этом отношении «Рубины», оказавшиеся без придуманных баланчинским дизайнером юбочек-кристалликов.
«Рубинам» на премьере в Большом особенно не повезло. Эта часть балета, поставленная в театре полтора года назад (еще в старых баланчинских декорациях и костюмах), оказалась непрезентабельной и в танцевальном отношении. Несмотря на прекрасно сработанный кордебалет, солистам по-прежнему не хватало необходимой для этого балета колкости, сексапильности и драйва. А вот танцевавшие «Изумруды» Евгения Образцова, Владислав Лантратов, Ольга Смирнова и Александр Волчков оказались абсолютно на своем месте. Так же как и исполнявшая па-де-труа первой части Янина Париенко, вместе с Михаилом Крючковым ставшая рекордсменкой по числу выходов в этом спектакле.
Считается, что, подобрав для трех частей своего балета музыку таких не схожих друг с другом композиторов, как Габриэль Форе («Изумруды»), Стравинский («Рубины») и Чайковский («Бриллианты»), Баланчин зафиксировал в «Драгоценностях» три этапа своего творчества, а вместе с ними и «три главные стилевые системы и три ведущие танцевальные школы — французскую, русскую и американскую». Имеется в виду, конечно, русский доэмигрантский период Георгия Баланчивадзе, сотрудничество с дягилевской труппой во Франции в 20-х годах и создание мистером Би собственной школы и театра в Америке в 30-х. Однако, например, ничего специфически французского в тех же «Изумрудах», как ни присматривайся, не найдешь. Зато много чего русского обнаружить можно. Ну а то, что «Бриллианты» — это воспоминания о России, конечно, ни у кого сомнений не вызывает. Последнее обстоятельство удалось подчеркнуть русско-американской паре, солировавшей в заключительной, третьей части. Американец Дэвид Холберг и прима Большого Светлана Лунькина были обворожительны и несли в своем танце отсвет «занесенной снегом» баланчинской России, грезившейся хореографу практически во всех сочинениях.