Сначала я зашел на сайт Большого в рубрику «Визит в театр», там, где опубликованы правила предварительной продажи (отдельно замечу — на середину и конец апреля). На сайте предлагается послать заявку по электронной почте с указанием фамилии, номера паспорта и проч. Дата определена расписанием. Послал. Двое суток — ни ответа, ни привета. У них (тех, кто обрабатывает запросы) выходные (о чем не предупреждают). Что ж, думаю, пойду так. Не зная ни примерных мест, ни цен.
Касса на Театральной площади открывается в 11.00, приезжаю к 10. У входа — желтые ограничители, двое крепких охранников в черном и три растущие, как снежный ком, группы народонаселения: льготники (в основном бабушки-старушки, мечтающие о билетике за 100 руб.); пришедшие, как и я, по интернет-заявке (большинство) и все остальные. Пока — человек пятьдесят. При минус 17 и пронизывающем ветре.
— Так, молодой человек, — берут меня в оборот, стоило лишь оказаться в толпе, — вы за кем? Интернет? (Очень необычно из уст «ровесников революции» слышать наперебой: «Я тоже Интернет, я, я — Интернет!»)
Подхожу к охраннику, который тщательно перекрывает проход:
— Вы не подскажете, куда вставать?
— Льготники — в очередь направо. Кто по заявке из Интернета — в очередь налево. Кто просто так — в отдельную дальнюю очередь: будут заходить после всех!
«После всех», как потом выяснилось, может случиться и к шести вечера, если места останутся. Но половина толком сообразить не может, куда вставать, и начинает напирать на заграждения.
— Назззад! — рявкает охранник.
Тем временем народу все больше.
— Скажите, — спрашиваю у товарища, что явно стоит не в первый раз: термос принес, кипяточком балуется, — а чего это сюда такая толпа? Только что звонил на известный билетный портал, пожалуйста — там предлагают на ту же «Турандот» на конец января по 1500–1800 руб. (плохие места) и по 2000–2200 (места получше), никакого паспорта вовсе не надо...
— Во-первых, в Интернете относительно дешево продаются лишь плохие места — вторые, третьи ряды боковых лож, откуда ну вообще ничего не видно. Будете висеть, как на турнике. А во-вторых, на «Щелкунчика» (а он в апреле, кажется, лишь раз будет — 14-го) можно купить только здесь пока. И по «родной цене».
— Как 14-го?! — услышав наш диалог, возмущается толпа. — Были же объявлены даты с 21-го по 23-е?
— Так! Внимание! — объявляет охрана. — Билеты будут продаваться на 14-е! 14 апреля! Ясно?
— А кто заявки на 20-е посылал — тем что делать? — свирепеет люд.
— Ничего не знаю! Не ко мне.
— А спектакль-то какой?
— Спектакль какой?.. Сейчас посмотрю. 20-го и 21-го — «Ромео и Джульетта». 14-го — «Щелкунчик».
Полное дежа вю советских времен: «Очередь за краковской или за ливерной?» — «Какая разница, брать надо!»
Итак, час минул. Народ пляшет от холода, я конечностей не чувствую совсем, начиная хромать на обе ноги.
— Ну теперь, — пытаются шутить самые стойкие, — мы сами как Щелкунчики под окнам тех, кто нас сейчас унижает.
Напомню, касса находится в здании дирекции. Три очереди постепенно сливаются в одну ораву, так и прущую к дверям:
— Эй, морда! 11 уже! Пять минут двенадцатого! Открывай!
Какая-то женщина сдается:
— Нет, не могу. Это если они сейчас по пять человек будут пускать, значит, часа на полтора как минимум... не выдержу, нет.
Кто-то пытается челночными перебежками греться в метро. Обмороженные рвутся к кассам стоящего рядом Молодежного театра — увы, там закрыто. Ни туалетных кабинок, ничего.
— Так, я не понял, — возмущается пожилой человек из льготной категории, — я стою здесь с половины девятого и был пятым! Почему сейчас передо мной какие-то рожи?
Действительно, то тут, то там мелькают подозрительные личности в шапках-ушанках или в спортивных вязанках на глаза.
— Как эти люди оказались впереди льготной очереди? Какая у них льгота? Пусть предъявят!
— Может, чернобыльцы они, — подсказывает страж.
— Не чернобыльцы, а подельники твои! — не выдерживает рыжеволосая женщина столь циничного хамства. — Почему вообще вы, охранник, здесь курите? Здесь люди пожилые стоят. Ну-ка выбросьте сигарету!
— А вы мне указывать будете?
Десять минут двенадцатого. Кассы наконец открываются. Утихомирить народ выходит полицейский с фингалом под глазом:
— Ну что тут еще? Тихо все! Выход освободите! Пять льготников могут пройти.
Пятеро прорываются. Среди них и «чернобыльцы». Льготная очередь, согласно документу участника ВОВ, блокадника, афганца etc., дает право покупки билета на так себе места по 100 рублей («плацкарта», как шутят «купейные из Интернета»). Когда первый довольный «чернобылец» вышел из кассы, народ стал орать:
— Купил? А ну покажи льготное удостоверение!
— У меня нет льгот, — шикарно улыбается парень, — я просто зашел спросить. Вы сами тут все спекулянты!
И исчезает, по дороге смешиваясь с кучкой себе подобных.
— Ну ничего не меняется! — прыгают на морозе люди. — Боролись-боролись с перекупщиками: вот же они! Писать надо мэру!
— Театр федерального подчинения.
— Значит, министру. Ну что за издевательство? Эй, почему «Интернет» так мало пускаете, а льготники не пойми какие всё идут и идут?!
— Сейчас я отвечу на ваш вопрос, — снисходит охранник, — льготник сунул свои двести рублей, и ему тут же дали билет, одна секунда. А вы, кто по электронным письмам, вы же стоите и места по часу выбираете! Поэтому ваша касса № 4 так долго занята. Сами себя и задерживаете.
— А касс нельзя больше сделать?..
— Кстати, имейте ввиду, — говорит мне «знаток», — если вам нужно два билета вместе, они никогда не продадут в одни руки два билета на первый ряд ложи. Только так — одно место на первый, другое — на второй или третий ряды, так что вместе вы не сядете.
Рядом с ограждением вдруг оказывается женщина в белом пальто. Хвост очереди подбегает к ней.
— Вы как здесь оказались? Вас прежде не было видно!
— Муж занимал с 8 утра.
— Нет, не было вас! Охрана, вот она, стоит в белом! И за ней в синей шапочке и в очках! Вон!
Охранник категорически не согласен:
— Пускать буду всех по пять человек. Мне еще вас регулировать! Сами разбирайтесь между собой. Следующие!
Все проходят, а женщину пытаются сдержать. Она заполошно работает руками, начинается крик.
— Пустите! Пустите!
Охранник со всей силы наваливается грудью на толпу — люди отскакивают назад. У женщины в белом начинается истерика. Наконец, другой стражник приказывает ее пустить.
— Да мы здесь до ночи стоять будем! — орет «хвост», окончательно дурея от холода. — Люди! Лишних не пропускайте!
Толпа пристает к очередному льготнику. На этот раз, кажется, настоящему. Мужчине около сорока. Он потрясает соцсправкой. Желая пройти, слегка толкает охранника, тут же получая ответный, пусть и не сильный толчок в грудь. Вовремя выходит полисмен, а то быть побоищу:
— Тихо все!
— Я должен пройти, — кричит мужчина, потрясая документами, — у меня бронь, я хочу выкупить билет!
— Рассказывай! — парирует толпа. — Брони не бывает!
— Кому надо выкупить билет или у кого пропуска, — отвечает ему полицейский, — идите в основное здание!
— Погреться пустите, погреться! Что за концлагерь? — все уже орут. И это всего лишь час дня. Прошли человек двадцать.
Наконец, самое интересное случилось непосредственно у кассы. Во-первых, кассирам суют помимо своих паспорта «мам» и «пап», говоря, что «они приехать не смогли, заболели, но заявку мы на них посылали». На каждую персону кассиры тратят порой по 15 минут: люди не могут выбрать хороших мест, чтобы сесть вместе. И главное, даже «голова» очереди уже не может купить билеты на первые ряды лож. Они все уже куда-то разошлись.
— Да что за беспредел? — сокрушается мамочка, решившая пойти в Большой с чадом. — Вот чего ради отстояли ради утреннего «Щелкунчика» столько времени, занимая с 9 утра, если хороших мест у них нет в принципе? А как дети должны смотреть из-за чужих голов? Мне напоминает это наши выборы в Госдуму. Что ни делай — результат один!
— В партер — билеты на 16-й ряд. В ярусы — только на вторые ряды по 1000 руб. за билет, — равнодушно бросает кассирша.
Уходя в половине второго от касс, я оставил длинную очередь только из «заявочных», не меньшую из «всех остальных» и елозящего ухаря в шапке-ушанке, сканирующего тебя дежурным вопросом-скороговоркой «билетики в Большой театр, билетики».