— Станислав Сергеевич, фильм «В стиле jazz» был готов полтора года назад. Почему он только сейчас выходит в прокат?
— Потому что сегодня весь прокат находится в руках американцев. Они и диктуют репертуар. Мы же покупаем у них не просто хорошую картину, а картину в пакете. Это когда есть один приличный фильм, а к нему в придачу практически задаром три-пять фильмов, снятых для туземцев. Сегодня очень хорошие, замечательные российские фильмы, а я их смотрю довольно много, даже не доходят до экрана. А если доходят, то весьма формально — в двух-трех кинотеатрах на всю огромную Россию. Я имею в виду такие фильмы, как «Воробей», «Петя по дороге в Царствие небесное», «Поп», «Чудо», «Два дня», «Простые вещи», «Елена», «Волчок»... Я все время захожу в магазин с дисками, спрашиваю: «Что-нибудь наше, российское есть?» Нет. Или какие-нибудь «Выкрутасы», «Елки», «Гитлер капут» и прочая гадость. Нам в кинотеатрах американцы показывают кино для туземцев, а эти, названные мною фильмы, туземцами сняты.
Когда вы делаете любой фестиваль, в Москве, Ленинграде, Челябинске, Благовещенске, там сидит совершенно другая публика. Постарше, образованная, читавшая книжки. Она сильно отличается от публики, сидящей в кинотеатрах по всей стране. А там в основном молодежь, 20% из нее нормальная, грамотная, а 60% — абсолютные... Таких целые стада бродят по России. Молодых людей, даже не подозревающих о том, что есть духовные радости, живущих на уровне тупого биологического прозябания. Вся катастрофа — в публике. Мы ее такой воспитали за двадцать лет на американском кинокорме. Теперь уже их дети сидят в кинотеатрах, смотрят эту дурь, и сами снимают эти фильмы.
— Когда ваши актеры снимаются «в любой дури», как вы на это реагируете?
— А как надо реагировать? К примеру, Светлана Ходченкова. Мы ее после фильма «Благословите женщину» вывели на широкую публику, а сейчас она снимается в попкорновом кино. Но иногда и в нормальном, что радует. Снималась бы она только в хорошем кино, было бы у нее за восемь лет четыре фильма, и никто ее не знал, потому что хорошие фильмы у нас не выходят. А так она звезда. Так что эта девочка, которую я упрекал в легкомысленности, выходит, оказалась умнее всех нас.
— Может, туземцы, которые снимают попкорновое кино, тоже умнее нас всех.
— Ну, наверное. Они рассуждают по-западному. Мало ли, что там Говорухин говорит. У них есть публика — они для нее и работают. Попробуй тот же Говорухин — сними для этой публики кино. Ничего не получится. Ни у меня, ни у Михалкова, ни у Меньшова — ни у кого. Нужно совершенно другие мозги иметь и совершенно другой вкус, нужно быть достаточно бездарным, чтобы снять такое кино. А Михалков — это же один из самых талантливых наших режиссеров.
Сегодня главное мерило коммерческого успеха — фильм должен быть абсолютно лишен всяких художественных достоинств. Других правил нет. Назовите хоть один хороший фильм, на который валом валит зритель?
— «Елена» Андрея Звягинцева.
— Вот это исключение из правил. Мне фильм очень нравится, и я был убежден, что его никто не будет смотреть. А вы мне говорите, что его посмотрели. Это очень приятное известие.
— Вы упомянули Владимира Меньшова и Никиту Михалкова, а вы следите за их конфликтом вокруг «Оскара»?
— Я как-то давно от всего этого отвалил. Я из Союза кинематографистов вышел аж 9 октября 1993 года. По политическим причинам. Мне тогда не понравилось, как себя вело кинематографическое сообщество. Это случилось перед расстрелом парламента из пушек, почти двадцать лет назад. И ни разу не пожалел об этом решении. Теперь меня все их дрязги и споры совершенно не касаются.
— Меньшов как председатель оскаровского комитета публично заявил, что «Цитадель» недостойна «Оскара».
— Я не видел фильма, поэтому не могу о нем судить. Но я скажу другое. Мне очень нравится фильм «Москва слезам не верит». Но я помню, что когда его выдвинули на «Оскар» и тем более когда он его получил, в кинематографическом сообществе это вызвало бурю негодования. На «Мосфильме» состоялось творческое собрание. Меня на нем не было, но мне потом передавали, что замечательный режиссер, классик Юрий Райзман встал и сказал: «Друзья, что нам делать с этим фильмом? Это же позор «Мосфильма». Тогда многим показалось, что это такой, знаете, кондовый соцреализм. Но потом прошли год-два. Кинематографисты смирились с «Оскаром». Прошло еще два, и они начали говорить, что фильм не такой уж плохой. Прошло еще десять лет, стали говорить: хороший фильм. А теперь он по праву считается классикой. Так что, милые мои, тут ситуация повторилась. Но время все расставит по своим местам. Интересно узнать, что будет с «Цитаделью» через пятнадцать лет, а не то, что о ней говорят сегодня.
— Расскажите про новый фильм, который вы сейчас снимаете?
— По жанру это детектив. Только очень чистый. Без крови и убийства. Без выстрелов, без погонь, без драк. Кроме Максима Матвеева, Кати Гусевой, Вити Сухорукова и Юли Пересильд снимаются сразу три дебютанта. Две девочки и мальчик. У всех большие серьезные роли.
— Почему фильм черно-белый?
— Про состав зрителей в современных кинотеатрах я уже говорил. Так сегодня в угоду именно этому зрителю начали еще и раскрашивать черно-белые фильмы. Ну дурнее придумки, чем раскрасить фильм о Штирлице, и представить невозможно. Вот для того, чтобы как-то убедить, остановить этих уродов, мы решили снимать кино черно-белым. Мы уверены, что эффект от него гораздо сильнее. Я вообще не очень люблю цветное изображение. А уж если бы я снимал фильм о войне, то ни в коем случае не делал его цветным. Очень сложно поверить в цветную войну на экране. Все эти взрывы, красные морды...
— Ну «Цитадель»!
— Не знаю, не видел.
— Станислав Сергеевич, я прочитал вашу автобиографию на официальном сайте. Там вы перечисляете великих людей, встреча с которыми повлияла на вас. Например, Владимир Семенович Высоцкий. И вдруг — Юрий Михайлович Лужков. Для вас эти личности одного порядка?
— А Святослав Федоров? А Александр Исаевич Солженицын? А Борис Андреев? На моем пути было много людей огромного масштаба личности. И в частности Лужков, конечно. Это человек разнообразных интересов, чрезвычайно талантливый. Замечательный организатор, хозяйственник, литератор.
У меня была статья «Размышления над книгой Лужкова «Вода и мир». Эта проблема меня тогда крайне взволновала и заинтересовала. Речь шла о переброске избыточных вод реки Оби в Казахстан и Среднюю Азию. По каналу или по трубе. Я привожу там много примеров, потому что в мире этой технологией часто пользуются. Например, не было бы никакой цветущей Калифорнии, если бы в реку Сакраменто в свое время не перебросили избыточные воды с севера Штатов.
— В Америке ведь климат другой, а у нас за Уралом одна мерзлота?
— Это тебе кажется, поскольку ты не учил географию. За Уралом плодороднейшие земли, даже в Якутии, которая действительно расположена на севере, летом жара до 35 градусов. Представь себе, что такое Якутия летом. Это мошка повсюду и жара такая, что нельзя не раздеться, а раздеться нельзя, потому что комары. Вот где муки-то смертные!
— И в таких муках надо поднимать сельское хозяйство?
— Там оно уже есть. Еще Столыпин начал переселение крестьян за Урал, в Сибирь, где они собирали гигантские урожаи. На Алтае, на восток за Оренбургом, за Курганом. Сегодня многие из этих земель засушливы, их погубили знойные пылевые бури из Средней Азии. И единственное спасение, о чем и говорил Лужков в своей книге, — это переброска избыточных вод, которые сейчас уходят в Северный Ледовитый океан. Что тоже всем мешает, потому что пресная вода быстро замерзает в отличие от соленой, и северный морской путь действует от этого очень недолгое время.
— Смещение Юрия Лужкова с поста мэра как-то отразилась на ваших отношениях?
— Он мне был добрым старшим товарищем, им и остался. У политиков на все свои соображения. Они играют в игру, которую я не понимаю.
— Вы же сами уже сколько лет находитесь в политике.
— Есть же определенная игра — там, за Кремлевской стеной. Мы в ней не участвуем.
— В какой участвуете?
— Ни в какой. Я занимаюсь законотворчеством, а не политикой. Наш кинематограф сегодня, вся киноиндустрия находится в довольно мощном состоянии. Мы можем много фильмов снимать, оказывать тысячи услуг. И все благодаря Думе и мне в частности, потому что в 1996 году мы приняли Закон о государственной поддержке кинематографа, что сделать было далеко непросто. Зато сегодня все кино финансируется государством.
— Как же продюсеры, кинокомпании, частные инвесторы?
— Сегодня на самом деле никаких продюсеров не существует, потому что деньги берут они только у государства. Неважно, будет это Министерство культуры, Фонд кино или, предположим, «Газпром», который финансировал фильм Рязанова об Андерсене. Или Министерство обороны. Или комитет по борьбе с наркотиками, который финансировал фильм «Тиски» Тодоровского. Или РАО «РЖД», поддержавшего «Край» Учителя. Все это финансируется государством, а на экране потом пишут — продюсер такой-то. Как будто это они достали деньги. На самом деле все берется из государственного кармана. Делится немножко по дороге, конечно, а остальное идет на кино.
— Хорошо быть продюсером в России.
— Очень хорошо. А еще лучше быть прокатчиком. Если тебе наплевать на будущее страны, на то, какими вырастут дети, и твои собственные, кстати, то тебе самое время стать прокатчиком. Правда, нанесешь моральный и нравственный ущерб своей стране, но зато будешь богатым.
— А режиссером быть в России хорошо?
— Не знаю. Я на свою долю никогда не жаловался.