Из зала, пробивая стены гримерки, тем временем доносилась несмолкающая овация и хоровое скандирование: “Бо-оря, Бо-оря! “Публика, растекаясь от сцены по лабиринтам, верандам, барам, темным и светлым закоулкам гигантского гей-клуба “Центральная Станция”, живо обсуждала увиденное, не скрывая разыгравшихся чувств: “Чуть не разрыдались! “, “Ком к горлу подступил! “, “Какой молодец!”. Редко на клубном концерте, а уж тем более в гей-заведении, где суть бытия и сознания заключены во всепоглощающем гедонизме и беззаботном веселье (которое в прямом переводе, собственно, и звучит как gay), можно услышать про “нахлынувшие слезы”.
Концерт назывался “The New Beginnig” (“Новое начало”) и имел предысторию. Именно в “ЦС” г-н Моисеев намеревался в декабре устроить масштабную премьеру-провокацию нового клипа “Я не могу тебя терять” с эпатажным шоу из породистых стриптизеров, свезенных со всего света за 50 тысяч евро. Коварный недуг спутал планы. Свое возвращение Боря принципиально решил начать с точки, которая неожиданно стала отточием.
“Пусть лучше это станет запятой, после которой последует счастливое продолжение”, — отдышавшись на стульчике в гримерке, произнес Борис, и всепоглощающая усталость вдруг куда-то испарилась, взгляд обрел привычную живость и сосредоточенный блеск. “Сцена для меня — то же лекарство, которое лечит, я не смог бы долго бездельничать”, — предвосхищая охи и ахи о болезни, выздоровлении и покое, объяснил артист.
Это и беда, и счастье для подлинно творческого человека. Счастье — снова быть на сцене, слышать рев толпы и понимать, что нужен, желанен и любим, заряжать людей и заряжаться самому энергией, которая и впрямь сродни лекарству. Но и беда. По слухам, г-н Моисеев уже потратил на лечение 8 миллионов рублей, и неизвестно, сколько еще уйдет. В любой стране к западу от “Шереметьево” артист, имеющий в багаже несколько альбомов-бестселлеров, не менее пары дюжин национальных мегахитов, конечно, мог бы позволить себе хотя бы год “воздержания” ради собственного здоровья. Роялти и гонорары умножались бы сами собой. Но, увы, тяжела и неказиста жизнь российского артиста, экономика здешнего шоу-бизнеса гарантирует лишь текущие “концертные”, будь ты звездой, не звездой…
“Новое начало” мегазвезды и заслуженного артиста России Бориса Моисеева стартовало, разумеется, аккордами не спетой в декабре “Я не могу тебя терять”. Громоподобная овация, сдержанное Борино: “Спасибо! Большое спасибо! “— и ураган из культовых хитов от “Глухонемой любви”, “Петербурга-Ленинграда” до специальных клубных версий “Звездочки”, “Чао, Бамбина” и гей-гимна всех времен и народов русскоязычного мира “Голубой луны”… Часовой концерт венчался пугачевской “Не отрекаются, любя”, где щемящая баллада легким движением руки неожиданно превращается в зубодробительное почти немецкое техно а-ля Scooter, что сильно обескуражило в свое время саму Аллу. Она ворчала, обижалась, Боря оттого старался сей опус не особо афишировать, но, по правде говоря, из перепетого всеми кому не лень пугачевского “наследия” это, пожалуй, одна из самых затейливых и фантазийных обработок.
— Я устроил маленький клубный концерт для своих, — скромничал Боря за кулисами. — На самом деле я бесконечно благодарен Игорю Крутому, который пригласил меня в Юрмалу на юбилейную “Новую волну”. Там и состоится мое официальное, на всю страну, возвращение на большую сцену, мой the new beginning…
“Мы не можем его терять! Ведь кто, как не он, должен еще долго учить нас любить друг друга, прощать и уметь превращать свою жизнь в праздник”, — заклинал я на страницах “МК” в драматические декабрьские дни. Заклинание сработало. Борис Моисеев вернулся. Дай Бог ему здоровья! Все остальное он сам для нас придумает…