К счастью, те из людей, кто распробовал воздух свободы в вольницу 90-х, уже не так пугливы, хотя все еще и бесправны. Они нашли в себе кураж и злость, чтобы собраться и громким “нет! “потребовать: “Руки прочь! “Формально — от Троицкого, а по сути — от права каждого жить, думать и говорить свободно, быть свободным человеком в свободной стране.
Сегодня в клубе “Хлеб” пройдет акция, которой давно не видело наше рок-сообщество, — концерт солидарности в поддержку преследуемого журналиста. Спеть и поддержать товарища соберутся Юрий Шевчук, Василий Шумов и группа “Центр”, группа “Барто”, Вася Обломов, Пахом и “Vivisector”, “Песни Среднерусской Возвышенности”, Ник Рок-н-Ролл, “Штабеля”, Владимир Рацкевич, “ZЭ TRAVЫ”, “отЗвуки Му”, “Последний шанс”, “Дочь Монро и Кеннеди”. Состав участников при этом продолжает разрастаться, а вход для всех объявлен свободным. Этот концерт тоже пытались запретить, но не вышло.
О затейливых перипетиях извечной борьбы добра и зла, темного и светлого, о том, насколько свобода лучше несвободы и как это замешано на судьбах современной музыки, ведущий “ЗД” Артур ГАСПАРЯН решил расспросить Артемия ТРОИЦКОГО накануне рок-акции в его поддержку.
— Артем, хочется мазком драматического гротеска сравнить твои суды с лейпцигским процессом над болгарским коммунистом Георгием Димитровым в 1933 году…
— Все, что происходит, напоминает мыльную оперу в духе театра абсурда. На меня заведено четыре дела по двум эпизодам — два гражданских, два уголовных. Один эпизод — это ДТП на площади Гагарина и последовавшая в последний День милиции церемония с раздачей призов и антипризов милиционерам, что вызвало смертельную обиду бывшего майора ГАИ Хованского. Второй эпизод — это фраза в телеинтервью о том, что Вадим Самойлов — дрессированный пудель при Суркове.
— За что ты так собачек?!
— В самом деле! Похоже, я обидел огромное количество владельцев пуделей… И они теперь тоже грозятся на меня подать иски.
— Неужели Самойлов сам решил тебя засудить?! Рок-герой против рок-героя! О времена, о нравы!
— Да, Самойлов. Вадим. На самом деле удивительно другое — ноу-хау нашего карательного правосудия, когда по двум эпизодам заводят 4 дела. Все зеркально, словно под кальку! Одно гражданское — по статье “защита чести и достоинства”, другое уголовное — по статье 130, “оскорбление”. То есть имеется “полный привод”.
— И этим дирижирует общество обиженных собаководов?
— В конце прошлой недели мне сообщили, что появилось и пятое дело. Меня это совсем уж рассмешило. Иск поступил от известного и пресловутого Владимира Киселева из Фонда “Федерация” за абсолютно нейтральный комментарий, который я дал одной газете по поводу нашумевшего благотворительного концерта в Петербурге (после которого разгорелся скандал с пожертвованиями. — Прим. редакции).
— …столько лая на скромный караван рок-критика!
— Я думаю, Киселев решил, что раз уж пошла кампания, то самое время присоединиться. Чтобы не оказаться в меньшинстве — среди тех, кто не подал на меня в суд. Конечно, я считаю все иски нелепыми. В принципе, они не должны были приниматься к рассмотрению — с точки зрения здравого смысла, по крайней мере.
— Кстати, о “меньшинстве”, не подавшем в суд. Оно, похоже, тоже пострадало — за желание поддержать тебя рок-концертом?
— По странному совпадению с этим тоже случилась скандальная история. В итоге концерт в мою поддержку все-таки будет. Но изначально он должен был проходить в Центральном доме художника, который я в свое время защищал (от сноса), и надо сказать, что защищал не только словесно. Но концерт там пришлось отменить из-за давления свыше.
— Что за фантомы прошлого витают над тобой?! Или, погрузившись с головой в любимое “Евровидение”, я что-то пропустил в жизни страны?
— Да, это очень похоже на нашу с тобой бурную юность, когда достаточно было слушать музыку “Битлз” или носить яркие американские шмотки, чтобы это уже воспринималось как политическая неблагонадежность и акция протеста. Сейчас история аналогичная. Мои приятели-музыканты во главе с Василием Шумовым, нашим соратником по восьмидесятническим авантюрам, решили устроить концерт моральной поддержки своего старого друга и товарища, которого обложили абсурдными судебными исками. Тут же начали звонить люди из администрации и Общественной палаты руководству ЦДХ, говорить: вы же понимаете, что это будет политическая акция! Притом, как ты прекрасно знаешь, я не то что не политик, я — воинствующий НЕ-политик.
— Политик — неполитик, но однажды по ТВ ты назвал нынешний режим “абсолютным злом” и пояснил — при коммунистах не было свободы, но была безопасность; при Ельцине была свобода, но не было безопасности; а теперь — ни того, ни другого. Не мстит ли тебе Режим?
— Это интервью я давал лет восемь назад, после чего, кстати, попал в “черный список” одного федерального телеканала. Сейчас я и не знаю, в каких я списках. На тот канал меня давно опять приглашают, равно как и на все остальные.
— В “черных списках”, однако, ты давний житель. Помнится, как в 1984 году, когда нельзя было упоминать “Машину времени”, ты ее хитро вычеркнул из хит-парада “ЗД”, которым тогда занимался, зато “Аквариум” цензура не заметила. Был страшный скандал. “МК” почти на год запретили печатать “Звуковую дорожку”, а тебя внесли в “черные списки” для всех изданий. Позже ты напечатал в Англии книжку “Рок в СССР” и задолго до опальных олигархов открыл Лондон как место современной русской политэмиграции…
— Я не знал, что это была эмиграция, но Лондон как симпатичное злачно-рабочее место я несомненно открыл.
— Не грустно ли от теперешнего рецидива “темного прошлого”, очередных “черных списков”, или, по-модному, — “стоп-листов”?
— Я никогда не испытывал паники по поводу “черных списков”. Потому что всегда был искренне равнодушен и к карьере, и ко всем тем вещам, которые обычно подрубают человеку, попадающему в “черный список”. Поэтому чувствую себя хорошо, и все мои печальные мысли исключительно о родной стране. Более того, казус с ЦДХ меня скорее порадовал, чем опечалил, поскольку слухи и домыслы, что судебная кампания срежиссирована, получили даже не косвенное, а прямое подтверждение — ведь руководству ЦДХ звонили не Самойлов, и тем более не Хованский, и не их адвокаты, а государственные чиновники! Не особо высокого ранга, но тем не менее. Их живейший интерес к концертам в мою поддержку весьма красноречив и разоблачает всю систему управления и принятия решений.
— Чиновники на Руси всегда были сатрапами. Но как Вадик Самойлов мог втянуться в эту историю? Вы же из одной рок-песочницы, а “Агата Кристи” — бунтарский символ времени! Не петь под чужую дудку — жизнеполагающий принцип любого рок-музыканта. В голове не укладывается!
— На эмоциональном уровне не укладывается, а на рациональном вполне укладывается. Я полагаю, что Вадим Самойлов, равно как и огромное количество наших музыкальных и прочих деятелей, очень сильно зависит от государства. Для кого-то это госзаказы, для кого-то — халтурные предвыборные туры с шальными деньгами, для кого-то — фонды, продюсерские центры, как в случае с Самойловым, а еще — банальнейшие корпоративы, которые стали основным источником дохода для всей нашей артистической элиты вне зависимости от жанровой принадлежности. Именно корпоративы, а не публичные концерты, и уж тем более не отчисления от продажи дисков или авторских прав. А на корпоративах, как ты прекрасно знаешь, есть и “черные”, и “белые” списки покруче телевизионных. Если ты не являешься артистом максимально благонадежным и можешь ненароком вызвать недоумение у дорогих почетных гостей данного корпоратива, то и не бывать тебе при этой кормушке никогда. Соответственно, абсурдно представить, что на корпоративах выступала бы группа “ДДТ” или Василий Шумов. Я уже не говорю о группе “Барто” и всяких там экстремальных рэперах.
— Разве нет богатых и независимых людей, которым нравится, скажем, та же группа “Барто” с ее “антиментовским” стебаловом? Не все же корпоративы курируются Кремлем…
— Теоретически возможны сугубо закрытые вечеринки, куда могут позвать кого угодно. Но там собираются, условно говоря, только свои. А основная цель помпезных корпоративных презентаций, где и крутятся самые большие деньги, состоит не в том, чтобы потешить собственное эстетическое чувство, а в том, чтобы окучить дорогих гостей из того же правительства, администрации, московской иерархии, ФСБ, налоговой инспекции, МЧС и тэдэ…
— То есть и рок-музыку, получается, обложили, как шведа под Полтавой? Когда произошел сей драматический слом?
— Слом произошел в нулевые годы. Хотя в 90-е и была масса всякой жести, но вот эта чиновничья вакханалия не гремела с таким размахом.
— Тогда была управа в виде свободной прессы, телевидения, не так ли?
— Это, кстати, исключительно важный инструмент, который, как мне представляется, скоро вообще останется единственным, больше рычагов я не вижу, они все методично уничтожены. Теперь остались либо свободная пресса, либо реальные партизанские действия на ниве Интернета, экологических полянок или “синих ведерок”.
— Стало быть, Глеб Самойлов уйдет в партизанский отряд, а брательник Вадим будет палить в него из кремлевской бойницы?
— Я думаю, что это был бы хороший сюжет для телесериала. Мы это уже проходили во время Гражданской войны. И “Тихий Дон” все читали. Но возвращаясь к 80-м, я могу сказать, что ситуация была принципиально иной только в том плане, что музыкантам было нечего терять. Они, конечно, зависели от государства, как и всё в стране, но они не зависели от денег.
— Но тогда могли упечь в психушку, как Жанну Агузарову. В тюрьму. Лишить работы. А поколение сторожей и дворников, о чем пел Гребенщиков?
— Я бы сказал, уголовное преследование (рок-музыкантов) было все-таки исключением, а не правилом. Да, могли исключить из комсомола, как было с Гребенщиковым, уволить с работы, как было с огромным количеством народа, включая меня и т. д. Но это было даже скорее почетно, чем трагично. Это было частью приключения!
— Хорошенькое приключение! Система была беспощадна и тоталитарна, но ты прав — боялись меньше, чем сейчас, по крайней мере, в этой среде. Почему не было сегодняшнего страха?
— Во-первых, потому что все мы были моложе и беспечнее. Это причина банальная, но она работала. Все мы были людьми, ничем не обросшими. У нас не было денег, не было толком работы, потому что работать “майонезом” за 125 рублей, как я, или работать сторожем за 100 рублей, как Гребенщиков, или кочегаром за 50 рублей, как Цой, было, в общем-то, “карьерой” примерно одного уровня… Во-вторых, потому что совковая система, при всей ее брутальности, была честнее и не такой мутной, как нынешняя. Как написал Некрасов в поэме “Современники”: “Бывали хуже времена, но не было подлей”, — но наших времен эта строчка касается в полной мере.
— Подлость и страх — как тренд времени?
— Я бы сказал, что подлость, лицемерие и очень тупо понятый прагматизм — считай, цинизм — это популярные тренды, которые во многом воспитаны в людях нынешней системой и ее властной элитой.
— Популярна версия о “социальном договоре” — общество, мол, добровольно рассталось со свободой в обмен на колбасу…
— Власть успокоила ту часть народа, которая и без того всегда мертвецки спокойна, которая бухает, окапывает приусадебный участок и не мечтает ни о чем более, как о корейском автомобиле и отпуске в Турции. Большого ума и сил, чтобы “договориться” с этой частью общества, не надо. Но даже здесь, я думаю, социальный договор находится под угрозой, поскольку весьма шатко экономическое положение страны, которая всецело зависит от экспорта природных ресурсов и сама почти ничего не производит. По части отсталости, с одной стороны, и предельной алчности чиновничьего самоуправства, с другой, наша страна, к сожалению, не имеет аналогов в цивилизованном мире. И социальный договор вполне может провалиться, если народ допекут окончательно.
— А что с рок-музыкой? Она уже, что ли, провалилась? Конечно, Шевчуку, Шумову и группе “Барто” — низкий поклон. Но песен-то масштаба и уровня “Костра” “Машины времени”, “Периферии” “ДДТ”, “Скованных одной цепью” “Наутилуса”, “Перемен! ““Кино” уже давно не слышно и, кажется, не предвидится услышать…
— В те годы музыка вообще и рок-музыка в частности занимали особое, практически священное положение на культурном алтаре страны. И тот же Высоцкий, а вслед за ним Макаревич, Гребенщиков и Шевчук были гораздо больше, чем поэты и муз-звезды.
— Эта традиция прервалась?
— Получается, прервалась. И вовсе не в результате козней кровавого режима. Прервалась она в результате совершенно объективных и никем не манипулируемых изменений в обществе. Экономических, информационных, технологических и т. д. Я считаю, что это объективно. И Сурков тут совершенно ни при чем.
— Кого же тогда история предаст суду лет через пятьдесят?
— Я думаю, что найдутся ребята, готовые сесть на скамеечку. Просто при нынешней цивилизационной ситуации музыка ушла на второй план.
— Стала элементом декора?
— Не потому, что она так плоха. На эту тему можно как минимум спорить. А потому что кончилось ее время. При том что процветают вирусные интернет-хиты, среди которых попадаются не только, кстати, песни про комбайнеров, но и тот же “Мерседес 666” Нойза МС.
— Но это и не песня группы “Кино” “Мы ждем перемен”, которую в 90-м 75-тысячной глоткой в унисон пел забитый до отказа стадион в “Лужниках” на фестивале “ЗД”…
— Теперь имеются клики в Интернете, которые считаются на сотни тысяч и миллионы, а это уже не один стадион.
— Интернет станет социальным мобилизатором, как рок-музыка в 80-е?
— Интернет уже занял эту нишу, причем основательно и почти безальтернативно. Однако Интернет и музыка — звери совершенно разной породы. Музыка — она ценна сама по себе, а Интернет все-таки медиум, а не творческое произведение. В качестве медиума и информационного портала, портала в “гаррипоттеровском” смысле этого слова, такого метапроводника, Интернет играет такую же, если не бОльшую, роль, чем самиздат и магнитофоны в 80-е годы.
— Получается, что у музыки нет радужных перспектив? Не будет уже щемящих откровений и щенячьего восторга, как в прошлом?
— Я думаю, что у музыки нет перспектив вернуться в культовый статус, которым она раньше была наделена. Хотя я не разделяю мнения большинства своих ровесников, что в современной музыке слушать совсем нечего и правильному меломану остается только ковыряться в коллекции 60-х, 70-х, 80-х годов. Я слушаю массу новой музыки и должен сказать, что талантливые явления продолжают происходить. Единственная проблема в том, что практически все они находятся в режиме “recycle” — переработки. Т. е. открытий, которых было множество в музыке ХХ века, в XXI веке сделано не было ни одного.
— Кончились ноты?
— Полагаю, что кончились. Просто именно в ХХ веке произошло несколько важнейших тектонических сдвигов в общемузыкальном пространстве. Один сдвиг — взаимовлияние Европы и Америки, то, что произошло после Первой мировой войны, — джаз, танго, фокстрот и т. д. Второй сдвиг — технологический, появление звукозаписи и эфира, то есть отчуждение исполнителя от продукта его творчества. Сдвиг цивилизационный, когда, скажем, в 50-е возник молодежный рынок музыки, чего до этого не было. Соответственно, в музыку ринулась необразованная, но талантливая молодежь, что застало мир профессиональных композиторов и музыкантов врасплох. Плюс новые технологии, электронные инструменты, цифровая техника, максимальная стилистическая глобализация и адаптация, всевозможные этнические экзотики и т. д. А теперь открывать уже нечего, так же как не открыть второй раз Америки. Звучит печально в том плане, что я не ожидаю появления новых, неслыханных звуков, стилистических сочетаний и исполнительских форматов. Боюсь, этого не будет — разве что в мультимедиа. Но маленькие открытия делаются. Вышел, скажем, нашумевший альбом Ромы Литвинова “aka Mujuice”, который неожиданным образом соединил свое любимое электронное техно с цоевским гитарным глумом. Такого не было, и народ отреагировал максимально бурно. Талантливые люди в музыке, слава Богу, по-прежнему есть. Может быть, их стало чуть меньше по той причине, что в лучшие времена музыка притягивала таланты отовсюду, музыкантами становились люди, которым бы пристало быть актерами, архитекторами, поэтами, художниками… Сейчас в музыканты идут люди с конкретно музыкальными склонностями, и это чуть-чуть обедняет полянку.
— Значит, у нынешних молодых, когда они станут дядьками и тетьками, не будет своей ностальгической “дискотеки нулевых”?
— Не-а, не заслужили. В современной популярной музыке нетленных имен, скорее всего, нет. Не то что Леди Га-Га, но, в общем-то, и Мадонна в платиновый фонд вряд ли войдет. Когда современные меломаны голосуют за лучшие альбомы, я вижу там слоеный пирог, в котором с одной стороны имеются “Beatles”, “Rolling Stones”, “Doors”, Стиви Уандер и т. д., с другой — продукты посвежее из 90-х, вроде “U2”, “Radiohead”. К сожалению, единственное десятилетие, которое ничего не кинуло в эту копилку, — нулевые. Реально бездарное десятилетие! С этим следует не без горечи согласиться. Но полагаю, что это еще не конец песни.
— И на грядущей премии “Степной волк”, где ты пестуешь независимую музыку, не будет открытий?
— Знакомясь с анкетами экспертов (в основном это примодненные ребята, которые держат нос по ветру), я обнаружил некоторое количество артистов, которых я не знаю, и некоторое количество артистов, которых знаю, но которых почти никто не знает. Это анкетирование обнаружило зияющий разрыв между миром, условно говоря, официоза и миром музыкальной альтернативы. Причем пропасть точно такая же, как в годы нашей молодости. Тогда с одной стороны были Кобзон, Лещенко, Ротару, Пугачева и ансамбль “Самоцветы”, с другой — Агузарова с “Браво”, Мамонов со “Звуками Му”, Гребенщиков с “Аквариумом” и т. д. И между ними — непреодолимое безвоздушное пространство. Сейчас примерно такая же ситуация. Есть одна музыка, которая живет в телевизоре и на корпоративах, и другая, которая живет в Интернете, в маленьких клубах, в нишевом эфире. Если не подразумевать под “попсой” “Ляписа Трубецкого” и Нойза МС, то в номинациях “Степного волка”, в этом мире Муджуса, Жени Любич, Алины Орловой, “Последних Танков в Париже”, обнаружился один-единственный пришелец из мира поп-гламура — песня Веры Брежневой “Любовь спасет мир”.
— Однако, песня-памфлет, девиз и призыв!
— А ты говоришь, что Цоя нет. Вот, Вера Брежнева — это Цой сегодня!
— Злой ты! Надеюсь, что на сегодняшнем концерте в знак солидарности с тобой исконный дух рок-протеста по традиции будет сдобрен изящной иронией и хлестким юмором…
— Я не ощущаю, что ситуация страшна, не ощущаю себя кавказским пленником, сидящим в глубокой яме без шанса оттуда выбраться. Судебная история многому меня научила, выбила из меня остатки беспечности и инфантилизма, которые, надо сказать, комфортно жили со мной до 55 лет. А любовь меня уже спасла! У меня большая веселая семья, друзья и коллеги, которые меня трогают своим вниманием и участием. Я впервые столкнулся с таким прекрасным природным явлением, как солидарность. Меня невероятно воодушевляет, особенно при всей выхолощенности сегодняшней жизни, что нашлось огромное количество людей, которые открыто и смело выступают в мою поддержку. Думаю, делают они это мотивированно и, пусть это нескромно звучит, по заслугам. Потому что музыкантам я сам всю жизнь помогаю, а что касается коллег-журналистов, то, как ты прекрасно понимаешь, я, в общем-то, дерусь за нас всех. “Прецедент Троицкого” может стать дубинкой для всех свободных в своих высказываниях людей — необязательно даже профессионалов и публичных персон. А то, что мишенью выбран я, это random choicе — в достаточной степени случайная выборка. Мессидж отправляется по всему периметру.