О поступлении в театр: “Когда я показывался Охлопкову, директор театра мне сказал: “Даже если вы нам не подойдете, мы вас все равно возьмем. У нас в спектакле “Гамлет” мало рослых парней — некому пики выносить”. Так что я какое-то время изображал рыцаря с забралом. Если честно, я в театр Маяковского не собирался. Я вообще хотел уехать в свой родной Ленинград, к Акимову в Театр комедии. А вот он меня не взял. И я пошел подыгрывать своей сокурснице — она как раз мечтала поступить к Охлопкову. Охлопков сказал мне: “Вот ты представь, что мы здесь все фашисты, а ты — партизан. Мы тебя замучили, ты весь окровавленный. Вот крикни нам: “На, стреляй!” — “Зачем?” — не понял я. “А ты не спрашивай, кричи. Мы посмотрим твой темперамент, послушаем голос”. Я думаю: “Что же это такое происходит? Ведь я не поступаю, про мою партнершу все забыли”. Ну я и крикнул. “Спасибо. Мы вас берем. А девушка — свободна”.
О голосе: “С голосом я специально ничего не делал. Все с нуля, поверьте. Ведь у артиста все начинается в театре. Вот студент учится, первый человек на курсе, а приходит в театр и никому не нужен. И, наоборот, в институте был серенький, незаметный, а в театре взлетел. Сцена, как лакмусовая бумажка, нас проявляет”.
“Еще раз про любовь”: “Меня в этот фильм утвердили не сразу. Было много претендентов, но я фамилии называть не буду, потому что один раз назвал их, и режиссер Натансон на меня обиделся. А я точно знаю: правда. Там было несколько архиизвестных артистов, но утвердили меня. Но утвердил не Натансон, а Пырьев, директор “Мосфильма”. Мне рассказывали, что на худсовете, когда отсматривали пробы, Пырьев спросил: “С кого начнем?” Как с самого неизвестного, начали с Лазарева. Пырьев посмотрел: “Ну, этого достаточно. Других не будем смотреть”. И все. Я был утвержден. Между прочим, я у Пырьева до этого пробовался на Митеньку Карамазова, но по возрасту не прошел. Там у всех героев возраст был как бы завышенным”.
О партнерах: “С Татьяной Дорониной было совсем нелегко на картине “Еще раз про любовь”. Это у меня сейчас с Татьяной Васильевной хорошие отношения, а тогда я был молодой артист, она же — такая звезда! Там все строилось под нее. Непросто было. Но она умный человек, понимала ситуацию и снимала между нами границу. Евгений Леонов — вот был партнер! Жаль только, что два сезона мы поиграли с ним в “Человеке из Ламанчи”. Это был самый первый мюзикл в СССР силами драматических артистов. А на гастролях что делалось! Ломали двери, чтобы прорваться на спектакль. В Одессе, как сейчас помню, билетеры продавали стулья по рублю. Все стулья, какие были в театре — в гардеробе, в репзалах, в буфете, — тащили в зал и загоняли по рублику. Так вот Леонов… Как умный артист, он собой не занимался на сцене — только мною, Дон Кихотом. Он бросил себя и от этого только выиграл: его Санчо Панса был очень заметным. Он как кошка, которую нельзя переиграть. Еще таким партнером был Владимир Самойлов”.
О семье: “В спектакле “Кошка на раскаленной крыше” участвовала наша внучка Полина. Света ставила Полинку на маленький стульчик. И я на одном из спектаклей решил ее сфотографировать. Стою в кулисах с фотоаппаратом, а она вертится, я никак не могу ее “поймать”. Шепотом зову ее: “Полина, Полина”. Она поворачивается и на весь зал: “Ой, дед!” — и ручкой мне сделала. В общем, сломала сцену. А еще она играла с Арменом Джигарханяном в “Виват, королева! Виват!”. Она бежала ему навстречу, он ее ловил, целовал и уносил на аплодисментах. Но однажды аплодисментов не случилось. Тогда за кулисами Полина строго сказала: “Армен, ты слишком быстро подошел ко мне”. На что Света заметила: “Армен, за последние тридцать лет тебе, наверное, первый раз сделали замечание”. И Шурик у нас с детства играл. “Леди Макбет Мценского уезда” с Наташей Гундаревой играл. Несколько раз мы вместе с ним снимались. И тогда дурь такая была в семье — дать ему псевдоним Трубецкой. Так что Шурик две или три картины был у нас Трубецким. Сейчас вот Сережка в “Мертвых душах” выходит, пока без слов”.
О родственниках как партнерах: “Нет, с родственниками играть неудобно. Мне все не нравится в них, я постоянно даю советы. И Света терпит-терпит, а потом говорит: “Слушай, Саша, у тебя тоже большая и интересная роль. Займись ею и отстань от меня”. В свое время Игорь Костолевский бросил фразу: “Когда Саша со Светой репетируют, это отдельный спектакль”. Ну кто, как не я, знает ее, а она меня. Я знаю, в чем она заразительна, а что ей категорически не надо делать. “Не делай, Света, тебе это не идет”, — говорю я ей. Я и Шурку донимал, все придирался к нему — теперь жалею”.
О Свете: “Что такое реальное сумасшествие, я понял, когда Света играла “Трамвай “Желание”. Это я настоял, чтобы она перестала играть. Ведь они с Арменом работали 24 года, и такой срок — уже подвиг. Ведь роль Бланш де Буа — как Гамлет в мировом репертуаре. Так вот я встречал Свету на Тверском бульваре после спектакля: ее шатало, изнеможение полное. Армен ее на поклонах поддерживал. Это уже стало переходить в клинику, и я сказал: “Света, надо заканчивать”. А Андрей Александрович Гончаров на это ответил: “Вот Вивьен Ли после фильма попала в сумасшедший дом, а вы, Света, нет”. Ну зачем нужно было продолжать? И спектакль закрыли. Я люблю Свету в характерных ролях, где она прыгает, хохмит. Был такой спектакль “Кавказский меловой круг”, там она играла старуху с усами. Так она проходила из кулисы в кулису, без единого слова и всегда на аплодисментах. Я со многими играл, но Света… Мне другой партнерши и не надо”.
О детях, внуках: “Нет, Шурику я не запрещал поступать в театральный, но внутренне боялся за него. А теперь у меня беспокойство о внучке Полине. Если она всю жизнь будет говорить “кушать подано”? Что тогда? Каждый год на сборе труппы я вижу молодых девушек и ребят, нам их представляют. И девять десятых — где они? Я их не вижу в театре. Зачем их набирают в таком количестве? Если взял, дай работу. В театральный Шурика я сам готовил, и Полину тоже сам.
У Шурика много работы, успех. Нет, я ни в коем случае не ревную. Когда у него удача, для нас эта радость удваивается, а огорчения его — это для нас трагедия. Пусть обо мне забудут, я — уже не важно, а вот он, они… Не верите? Хотите перекрещусь? Если надо, отдам роль сыну. Мне ничего не надо. Я уже наигрался. Ведь у меня по 10—13 спектаклей в месяц. У меня только в “Женитьбе” второй состав есть, а в остальных спектаклях я один играю.
Есть несколько ролей, за которые я отвечаю по большому счету. В кино это телефильм “Село Степанчиково и его обитатели”. Мы там втроем сошлись — я, Света и Шурик. А в театре — “Человек из Ламанчи”, “Кин IV” — я его очень любил. “Смех лангусты” — на двоих со Светой, “Плоды просвещения”, “Бег”, “Дети Ванюшина” — это был шедевр Гончарова. Я — театральный актер, иногда снимавшийся в кино. Актеры в драматическом театре мало получают. Но кто-то сказал мне: “Вам уже заплачено тем, что вы занимаетесь любимым делом”. Я знаю стольких людей, кто занимается нелюбимым делом, даже если они процветают. А они сидят и ждут, как бы скорее сбежать с работы. Если с этой точки зрения, я счастливый человек. Да и с других точек тоже”.