Сюжет взят из одноименного романа Бальзака в том виде, в каком перевел его в удобоваримую для балета форму Владимир Дмитриев в 1936 году. Тогда-то балетмейстер Ростислав Захаров вместе с композитором Борисом Асафьевым и выпустили премьеру в Кировском (ныне Мариинском) театре с Галиной Улановой и Константином Сергеевым в главных партиях. Музыкой Асафьева, даже не слушая ее, Ратманский сразу решил пренебречь — чего толкового ждать от присяжного советского композитора? Тут Большой театр и заготовил главный сюрприз, поручив написание новой музыкальной партитуры Леониду Десятникову. Но ожидаемого результата от музыки добиться не удалось — премьера прошла без скандала, что прежде сопутствовал его “Детям Розенталя”, вполне чинно-благородно. Да и сам музыкальный материал большим откровением не стал.
А вот либретто всем участникам проекта понравилось с самого начала. Оно оказалось не менее провокативным, чем оперные перипетии о клонированных. В “Утраченных иллюзиях” решили ничего не менять. В самом деле — какой соблазн показать на примере Парижской оперы жизнь театра изнутри: с враждующими за кулисами кланами, волочащимися за примами финансовыми воротилами, собственно, и определяющими политику театра. А также никчемными руководителями, нанятыми клакерами и театральными рецензентами, чьими усилиями можно провалить или, наоборот, превознести любую постановку. В общих чертах либреттист следовал Бальзаку, но перенес действие в балетную среду. Так, драматических актрис он сделал этуалями Парижской оперы (в балете отразилось соперничество Марии Тальони и Фанни Эльслер, самых известных балерин XIX века) с более оптимистичными судьбами, нежели у Бальзака. Если в романе актриса Корали умирает в нищете, то в балете она возвращается к своему покровителю. А покоритель женских сердец Люсьен де Рюбампре (Иван Васильев) из поэта и журналиста превращен в композитора, жаждущего поставить свой новый балет “Сильфида” на сцене Парижской оперы.
О сюжетных перипетиях можно рассказывать долго, ведь растянулись они на три акта с двумя антрактами. Начинается спектакль с женской арии, положенной на стихи Тютчева, написанные по-французски. Эти стихи стали лейтмотивом всего балета, под них главные герои потом не раз страдают и, собственно, расстаются с иллюзиями. Уже в первой картине зритель оказывается у подъезда Гранд-опера, а во второй в ее знаменитых фойе. Сценка списана с картин Дега, сценография и костюмы Жерома Каплана, точно воссоздающие бальзаковскую эпоху, оказались не очень уместными в балетном спектакле. Но показанные в спектакле сцены из балетов Люсьена де Рюбампре занимают в представлении существеннейшую часть сценического времени и являются, пожалуй, единственной удачей Ратманского.
Нельзя сказать, что, сочиняя свою хореографию, Ратманский исходил из данных артистов. Создается впечатление, что ставил балетмейстер на самого себя, приспосабливая придуманное к чужим телам. Кому-то такая хореография оказалась впору, кому-то не подходит совершенно. Интересно смотрелся исполняющий роль первого танцовщика Парижской оперы Артем Овчаренко. Чудо как хорошо стилизованный под барона де Нусингена из знаменитого бальзаковского сериала “Блеск и нищета куртизанок” Александр Петухов. Однако сочинение, поставленное на Ивана Васильева и Наталью Осипову, никак не раскрывает невероятного потенциала этих замечательных артистов.
Несмотря на привлечение в качестве консультанта французского актера и драматурга Гийома Гальена, режиссерский спектакль также оказался не выстроен. Сцены (впрочем, как и музыка) провисают и распадаются на не слишком связанные между собой фрагменты. В хореографии и общем построении спектакля многое позаимствовано у Джона Ноймайера из “Дамы с камелиями”, а еще больше у самого себя: Ратманский беззастенчиво использует целые танцевальные комбинации из прошлых своих сочинений. К героям же хореограф и композитор, кажется, не испытывают ни малейшего сочувствия. Сцена за сценой проходят сладко и гладко, совершенно не цепляя сознания, не возбуждая чувств и переживаний. Страсти из романа Бальзака в балет так и не проникают.