“Великий…” “Гениальный…” Пошло это, банально — рассыпаться в комплиментах тогда, когда уже поздно. Никто не скажет о Михаиле Козакове лучше — а может, горше, больнее, — чем он сам. За годы дружбы с “МК” актер много раз давал интервью — сохранился даже разговор 94-го года. Сейчас эти слова читаешь совсем иначе, и то, что он понимал всегда, мы осознаем только сейчас. Предоставим слово самому Михаилу Михайловичу. Козаков о Козакове: о театре, о жизни, о смерти…
О МОЛОДОСТИ Спасает вера в бессмертие души, как сказал Рабле: “Я иду в великое “быть может”. Вот. Молодость — физическая радость существования. Даже обладание женщиной в молодости — оно другое. Почему? Потенция может с годами возрастать. Это на самом деле так, поверьте. Обладание женщиной в мои годы — это огромное наслаждение, но все равно ты знаешь, что скоро все кончится... Но, с другой стороны, я больше боюсь болезней, немощи. Помни о смерти.
О ДОСТОИНСТВЕ Хочу дожить остаток дней, чтобы сохранить достоинство. Кто сохранил, те, к сожалению, умерли.
О ПЕРВОМ ТЕАТРАЛЬНОМ ОПЫТЕ (1956 год. Театр им. Маяковского. Спектакль “Гамлет”) Я долго готовился к нему и всех мучил монологами так, что люди от меня бегали. Но самое трудное оказалось другое — не сорвать голос на сцене, потому что спектакль был шумный, громкий — в нем участвовал живой оркестр. Мне надо было переорать оркестр: “Олень подстреленный хрипит…”
О СОВРЕМЕННОМ КИНО Я точно знаю: не стал бы сниматься в фильмах, где всех мочат, убивают без разбора, расчленяют. Я это и видеть не могу, и играть не могу. То, что я хотел бы, не востребовано. Мы с Марком Розовским написали сценарий “Смерть Михоэлса”. Картину вычеркнули из плана за двадцать дней до начала съемок. С другой картины сбежал продюсер, на третьей не стало вдруг денег, а четвертую, говорят, не надо, неинтересно. Хотя почему неинтересно? Кто это проверял? Я спросил одного функционера: “А что вы хотите?” Он говорит: “Снимите еще раз “Покровские ворота”. А я не могу второй раз снять “Покровские ворота”. Они принадлежат восьмидесятым годам, моему тогдашнему самочувствию, настроению.
О ПЯТЕРЫХ ДЕТЯХ Хорошо, что их много. Хорошо, когда видишь их, хоть и редко. Хорошо, что все они порядочные люди, трудовые, никто не повел себя плохо. Это в основном благодаря их матерям. Но и я тоже в этом, надеюсь, участвовал.
О СУДЬБЕ Человек неизменен. Если родился трусом, таким и останешься до конца. Если родился добрым, то будешь добрым всю жизнь и умрешь таким. Скупым — значит, такая у тебя участь. Главные вещи неизменны.
О СЕБЕ Я человек перепадов, подвержен депрессиям... Я ставлю перед собой вопрос: правильно ли я живу? Нет, от себя никуда не убежишь. Хотя стареешь, мудреешь... “познание приумножает скорбь”.
О ДЕНЬГАХ Я никогда не зарабатывал столько, сколько Янковский, а тем паче Ширвиндт с Державиным, Жванецкий. В лучшие времена (71-й год) на круг у меня выходило семьсот рублей в месяц, что давало хорошее существование. При этом у меня не было дачи, машины, хотя можно было скопить на “Москвичок”. Но я не любил жмотничать. У меня много детей. Я алименты платил. Видать, не судьба быть богатым.
О СПОНСОРАХ Спонсоров здесь, в Израиле, нет, подчеркиваю. Это все характер. Я и хочу прогнуться, да не получается. Поэтому я со спонсорами посижу пятнадцать минут, пару баек могу рассказать, а потом начну Бродского читать. Им скучно станет. Я тогда: “Пошел ты на...” И тут кончается искусство. Гори они все огнем. Такой дерьмовый характер.
О ПАРТБИЛЕТЕ Я никогда не сжигал партбилета — его у меня просто не было.
О ГОСУДАРСТВЕ Когда у государства отнимают культуру, государство умирает.
О КЛИНИЧЕСКОЙ СМЕРТИ ВО ВРЕМЯ ОПЕРАЦИИ Полторы минуты. Мне было в этот момент прекрасно. Я даже пошутил потом с врачами: “Зачем вы меня вернули обратно? Я там так себя прекрасно чувствовал”. Никаких видений у меня не было. Сердце остановилось. Электрошоком меня реанимировали.
О БЕССМЕРТИИ Почему деньги бессмысленны? За них не купишь физическое бессмертие. Если бы можно было — вот тут бы пошло. А так — все равно полтора аршина, и привет. Но остались дети. Недаром сказано в Книге книг: веселитесь.
О СУПРУГЕ АННЕ Я борюсь с болезнью. А Аня… Я ведь люблю ее. Что она без меня, как? Вот у меня страхи где. Кроме страха умереть достойно.
О ЖИЗНИ Пересматриваю ее от начала до конца. Хотелось бы изменить… Ну чуть ли не всю жизнь. Я бы иначе прожил жизнь.
Кирилл Козаков: “Я опоздал на один день ”
— Когда последний раз ты был у него в Израиле?
— В марте. И я, и Катя (Екатерина Козакова — старшая дочь М.М.). Я же не знал… Никто не знал…
— Все-таки, Кирилл, как решится вопрос с местом захоронения: Израиль или Россия станут последним прибежищем Михаила Михайловича?
— Я хотел бы, чтобы отец был похоронен в Москве. И даже странно спорить на эту тему: на протяжении 40 лет я слышал от него одно и то же: он хотел быть похороненным на немецком кладбище. Там похоронен его отец, я ходил с ним на могилу дедушки, и он мне всегда это говорил. Мы с Катей этого хотим.
— Но есть и другие дети — Миша, Зоя, жена Анна. Я знаю, они хотели бы, чтобы Михаил Михайлович остался в Израиле.
— Повторяю, мне важней его слова. А он говорил: “Я хочу лежать здесь, будете сюда приходить”. И, в конце концов, он русский артист, все его поклонники здесь. Израиль сделал для него очень много, но он человек русской культуры.
* * *
Лично мне меньше всего сейчас хочется обсуждать, чьей культуры Михаил Козаков. Когда вмешивается национальное, добра не жди. Я представляю, как бы он сам сейчас иронично хмыкнул, внутренне откомментировав этот нелепый спор: какой он культуры? Большой, великой культуры человек. Остро чувствующий, с занозой в сердце по поводу того, что видит вокруг. А на какой земле — совершенно неважно. Как он часто цитировал своего любимого поэта Иосифа Бродского: “Земля везде тверда…”
Последним из близких людей, кто его видел живым, была Анна Козакова, его бывшая супруга. Но, несмотря на приставку “бывшая”, фактически она одна была с ним до последнего часа. Анна Козакова рассказала “МК” о последних мгновениях жизни великого артиста.