@ Неуловимый Джо
Прочитал все восемь частей “исследования”. Ни черта не понял. Как 22 года назад не понял “Чайку” во МХАТе, билет на которую мне дали в нагрузку к билету на “Наутилус-Помпилиус”.
Александр АВДЕЕВ, министр культуры РФ:
Очерк Александра Минкина о пьесе “Чайка” прочел на одном дыхании. Автор, как опытный наставник, помог лучше почувствовать глубину чеховской пьесы. Все основные смыслы расставляются по своим местам. Понимаешь, почему хрестоматийные герои становятся знаковыми, а каждое их слово наполнено скрытым и важным смыслом. Магия чеховского творчества завораживает. Очерк А.Минкина как наркотик втягивает читателя в психологию чеховских героев, в тонкую атмосферу их душевных переживаний. Такое ощущение, что начинаешь жить их жизнью, “чеховской” жизнью, и порывать с ней нет желания.
Думаю, будет очень правильно, если статьи Минкина о пьесах Чехова, изданные отдельной книжкой, попадут к старшеклассникам и студентам гуманитарных вузов.
Александр АСКОЛЬДОВ, кинорежиссер:
С огромной интересом читали вашу работу. Прекрасно и глубоко. Эрудиция не сама по себе, а ради смысла. Статья поднимает на тот уровень, к которому общество должно было бы стремиться. Она придаёт силы. Я в восхищении, если это не пошло звучит. Написано о том, что когда-то возникало, но было утрачено, затоптано. Я убежден, что не только мы наслаждаемся этим грандиозным текстом. Конечно, многих будет раздражать независимость таланта и новизна. А молчание театрального мира и чеховедов — это самая большая награда. Это старый и надежный способ: выключить нежелательного автора из контекста, замолчать его. Это для них как для вампира напиться крови.
Игорь ВОЛГИН, доктор филологических наук, президент Фонда Достоевского:
“Яйца Чайки” я бы помимо “просто публики” особо рекомендовал двум категориям читателей, казалось бы, весьма удаленным друг от друга.
Первая категория — это, разумеется, воплотители текста, режиссеры, у которых блестящая — и в театроведческом, и в литературном отношении — работа Минкина должна вызвать сугубо профессиональный интерес. Ибо эта работа открывает соблазнительные возможности новых прочтений. Столетний сценический успех “Чайки” не отменяет того чуда, что он сопутствует едва ли не самой “неспектабельной” пьесе мирового репертуара. Даже Лев Толстой, проницательный ценитель чеховской прозы, не уловил тайного хода его драматургической мысли. Постигнута ли эта тайна теперь? Во всяком случае, Минкину, как и в предыдущей его работе, о “Вишнёвом саде”, удалось столь убедительно “расшифровать” сюжет, что без учёта этого трудно представить дальнейшее бытование “странной” чеховской пьесы.
Вторая категория — это школьники, которые, умирая от тоски, “проходят” чеховские пьесы. Пусть они — хотя бы на время — отложат правильный учебник и почитают исполненный остроумия и весёлой игры минкинский комментарий.
Возможно, творчество Чехова — в какой-то мере реакция на господство в русской литературе “идеологического романа” (Толстого, Тургенева, Достоевского).
Чехов глядит на Россию и русского человека очень трезвым и очень грустным взором. Очевидно, это и есть его “идеология”. Но одновременно он обращается к нам — и Минкин это замечательно демонстрирует — на единственно универсальном человеческом языке: языке мировой культуры. И мы сможем внять Чехову, если этот язык освоим.
@ Спасибо. Думаю, как бы с дочерью перечесть все это... Боюсь, не поймет — мала еще. А так бы к месту было б...
Лана ГАРОН, завлит Театра им. Станиславского:
Я с огромным удовольствием и волнением прочитала замечательную статью “Яйца Чайки”. Казалось, что о Чехове знаешь всё, или почти всё. Многие что-то ещё продолжают писать, но, как правило, это — перепевы или углубление уже сказанного кем-то когда-то, или наукообразные скучные “исследования”.
И вдруг радость подлинного открытия! Такой богатый образный поэтичный язык! И перед тобой неожиданно открывается новый, неизвестный Чехов, в его глубинных связях со всей литературой, и написано так, что ты боишься пропустить строчку!.. И вдруг — как озарение! — вывод, что вся настоящая литература есть одно произведение, написанное одним автором, имя которого почти суеверно не называется.
Наконец, в этой статье сказано о современном состоянии культуры, о её падении, о нашем одичании, упрощении, о цивилизации, которая попала в собственный капкан. Для меня это самые важные, самые волнующие моменты статьи. Меня почти до слёз задели слова о том, как постепенно усложнялось всё от дикаря и тамтама до скрипки, до органа, до Моцарта и вдруг выродилось в голый ритм и в рэп. Это процесс падения цивилизации, о котором сказано точно и по-мужски мужественно (простите за тавтологию: “дурацкий оборот”, — сказал бы Полоний).
Екатерина ГЕНИЕВА, директор Всероссийской Государственной библиотеки иностранной литературы им. М.И.Рудомино:
Редко бывает, когда тексты вызывают столько мыслей. О “Чайке” знаем вроде бы уже всё, знаем “до боли знакомое детство”. Но текст Александра Минкина заставляет пересмотреть традиционные устоявшиеся представления и взглянуть на классическую пьесу совершенно с другой стороны. И Чехова начинаешь воспринимать по-другому.
Эти скрытые цитаты, такие многообразные, такие неожиданные, показывают, что, может быть, действительно Антон Павлович Чехов писал комедию, а мы воспринимаем её как драму и трагедию. Для меня было крайне неожиданным “появление Мопассана”. Хотя я выучилась на текстах Джойса, который весь переполнен скрытыми цитатами.
Я читала Минкина, удивляясь, что сама этого никогда не замечала. И эффект удивления был очень большой. А при этом всё абсолютно убедительно. Возможно, Чехов сам очень смеялся, когда зашифровал эти вещи, и заставил нас мучиться до появления “Яиц Чайки”. У нашей библиотеки есть своё издательство, мы бы хотели напечатать это книжкой.
@ Гость
Загибайся мужик в окопе, а баба с детишками подыхай в деревне, лишь бы мусьё Минкину было красиво?
Элеонора ДУБРОВСКАЯ — в прошлом химик, но и в прошлом, и в настоящем — любящая и почитающая Великую литературу и ее Создателей:
Пишу Вам, уважаемый Александр Викторович, от имени московской большой семьи (четыре поколения), постоянных читателей газеты “Московский комсомолец” и слушателей радио “Эхо Москвы”.
Мы (семья и наши друзья) Вас читаем, обсуждаем и уважаем не только за смелые и талантливые “Письма президенту”. Безусловно, интересно Ваше своеобразное прочтение любимых чеховских пьес. Газетные полосы вырезаются, подшиваются и обсуждаются. С большим интересом прочли “Нежную душу”.
Мне 93 года — я почти современница Ольги Леонардовны (Книппер-Чеховой. — Ред.) и Марии Павловны (Чеховой. — Ред.). В конце 30-х годов Ольга Леонардовна еще играла Раневскую в “Вишневом саде”. И я имела счастье ее видеть в спектакле.
Семья ИВАШЕВЫХ:
Уважаемый Павел Николаевич!
Только что закончили чтение Минкина. Ужасно, что наступил конец и что так мало написано. Читали взахлёб, в упоении, каждое слово находило отзвук в душе, и думаем, никого не оставило равнодушным. Спасибо Вам за замечательную газету, спасибо Минкину за его титанический труд по освоению чеховской классики. Ждем продолжения. А сейчас восторг и, конечно, будем еще и еще читать и перечитывать. Желаем вашей газете всего самого лучшего.
@ Минкин мыслит себя просвещенным философом и неординарным литературоведом-критиком. Какое заблуждение! И какой эгоцентризм! Писал бы уж лучше о своих яйцах, что ли.
@ Ирина
Минкин! Вы — гений! И Вы это знаете!
Не хочется говорить красиво, но я потрясена и счастлива!
@ ccc
Не знаю, что курил Минкин в процессе написания данного цикла… Ну был Чехов протестующим против затхлости царизма, ну писал с чувством собственной обречённости туберкулёзника (оттого и произведения его пронзены знанием собственной судьбы), ну давила его обстановка, а Минкин из чужих запятых начал вытаскивать собственные домыслы и аккуратно упаковывать их мелкими вкраплениями для непонятной цели...
Александр КАБАКОВ:
Чтобы объяснить, какое действие на меня произвели работы Александра Минкина о пьесах “Вишневый сад” и “Чайка” Антона Чехова, я должен признаться в собственном дефекте: до совсем недавнего времени я не понимал величия драматургии Чехова. Ее мировую славу я считал следствием необъяснимой странности вкусов театрального сообщества, а сами пьесы воспринимал как некую смесь пародирования и высмеивания пошлых людей с предоставлением им же возможности вполне серьезных, исполненных пафоса высказываний. Не скажу, что такого отношения к драматургу, который на родине Шекспира по количеству постановок отстает только от него самого (без роли в пьесе Чехова не считается состоявшейся карьера любой театральной звезды) — не скажу, что этого своего отношения я очень уж стеснялся. В последние годы почему-то стало почти хорошим тоном в образованном кругу немного кривиться при упоминании чеховских пьес и решительно предпочитать им прозу Антона Павловича...
И вот с небольшим интервалом я прочитал исследования — по-другому не назову — Александра Минкина сначала о “Вишневом саде”. Потом о “Чайке”. Клянусь, что не преувеличиваю: тексты Минкина полностью изменили мое отношение к этим пьесам и вообще к Чехову-драматургу. “Вишневый сад”, который я, вполне в рамках школьно-хрестоматийного идиотизма, считал свидетельским обличением молодого российского капитализма, который — вот стыдно-то теперь! — где-то и упомянул в связи с наступлением новорусских времен… Этот “Вишневый сад” прочитан Минкиным как надрывно-биографическая история самого автора, автора, которому надрыв был органически чужд и даже противен, и который, оказывается, так широко впустил этот самый надрыв в пьесу. Воспоминания о битом-перебитом детстве и придание не самому лирическому герою собственных черт — вот уж никак я этого не видел и не мог увидеть прежде в раз десять виденном в разных постановках “саде”…
С “Чайкой” все еще серьезней. Любой пишущий человек знает, как болезненно остро воспринимает любой сочинитель любое сочинение, герой которого — писатель. Тут половина успеха знаменитого булгаковского романа, “городских” повестей Трифонова, еще многих произведений. И это при том, что писателю писать о писателе считается… в общем, немного предосудительным... И вот Минкин прочитал “Чайку” и рассказал мне, что там написано. И я понял, что по сравнению с этой пьесой все остальные тексты про писателей — любительские. А тут великий профессионал такое рассказал о профессии и ее людях, что у меня, когда я понял, уши загорелись — я не хочу, чтобы про меня знали то, что Чехов рассказал про Тригорина, а то и про Треплева… И не хочу, чтобы мне мешал Мопассан… Вообще, я понял, что “Чайка” — это та часть правды про нас всех, про тот круг, который не очень-то изменился за последние сто лет и которую никто из нас знать не хочет. Потому пьеса и провалилась — персонажи обиделись…
Огромное, невероятное спасибо Александру Минкину — он объяснил мне Чехова, великого драматурга. Я признаюсь в этом без стеснения — в конце концов, это лучше, чем если бы я так ничего и не понял.
@ Матроскин
Александр Викторович, бросайте Вы, в самом деле, эти письма правящему тандему! Про Чехова получается намного, намного лучше!
@ ЮрЮрыч
Это замечательное эссе Минкина, к сожалению, похоже на атаку даже не ветряных мельниц, а облака тумана огромным двуручным мечом. Гигантский замах, страшный удар — а туман спокойно смыкается за свистящим лезвием...
Юрий ЛУЖКОВ:
Сперва показалось, что текст перегружен цитатами, но когда втянулся… Я читал немало рецензий и исследований о театре, музыке, культуре и могу сказать, что это исследование является самым мощным. В аналитическом плане, я думаю, недосягаемое. Оно содержит открытия, важные для всех тех, кто будет заниматься подобной работой… Статья уникальна своей изысканностью и глубиной, исключительно умная. С точки зрения глубины и аналитики я не видел ни одной подобной работы. Она важна еще и тем, что, может быть, открывает новый жанр, соединивший театр, литературу и историю. Это мощнейший мост между тем временем и нашим сегодняшним временем.
Александр ЛЮБИМОВ, первый заместитель директора телеканала “Россия”:
Только восхищение! Мало в России таких текстов. Ассоциативное мышление автора поражает как масштабом, так и нюансами. Хотел сравнить с Белинским, но понял, что тому мешало его разночинство. Думаю, Чехов на том свете просто счастлив. Читает и приговаривает: “Наконец-то в ХХI веке кто-то что-то понял. Это надо же, насколько я опередил свое время!”
Владимир МАМОНТОВ, президент редакции газеты “Известия”:
Почему мне так нравятся “Яйца Чайки” Александра Минкина? Да потому, что автор умет влезть в скафандр, к примеру, Тригорина (а за годы постановок, школьных прочтений и похожих трактовок почти все чеховские герои превратились в нелепые ходячие оболочки), обживает его, наполняет разными мелкими мотивчиками и крупными смыслами, замечает Мопассана, героически подставляет в пустоты себя, наконец скафандр лопается — и живой Тригорин перед вами. Подозрительно похожий на Минкина — но другой-то вам вовсе знаком не был! Чужой был вам!
Дело же не в том, что все герои ожившей пьесы теперь Минкины, и чайка убитая — Минкин, и Сорин. Важен положительный пример.
Чему нас учит Минкин? Поступать с пьесой, с книгой так же, как он. У меня из Ниццы есть другой образ чахоточного Чехова, без роз. У меня есть свои попытки нацепить его пенсне; ялтинский домик его, и его домик в Гурзуфе сделали волшебное: я могу читать Чехова заново. Я понял его печенками.
“Яйца” я читал в самолете, радуясь, что человек выкроил время и написал очень верную вещь. Классику никто не спасет, кроме нас. Она обветшавшим платьем сгниет во многоуважаемых шкафах, если ее не станут примерять на себя чуткие, любознательный и умные люди. Классика сопьется, уедет в Елец, где пойдет по рукам и пропадет. Чеховские пьесы без нас пустеют, словно имение Раневской. Если не мы, то кто восстановит и свяжет по-своему нервные нити книг, угадает невысказанное, упрочит предполагаемое? Заполнит то, что у Чехова меж слов? Минкин написал путеводитель по этой стороне словесности.
Юрий НОРШТЕЙН:
Меня удивляет, что это напечатано в “Московском комсомольце”. Может быть, газета изменилась. Много лет назад мне пришлось позвонить в редакцию и довольно резко сказать: если вы передо мной не извинитесь… Ну, это не важно. Важно то, что сегодня мы в студии не работали, а только читали, передавая из рук в руки, как подпольные листовки. Это очень мощно написано, так же как и 5 лет назад, о “Вишневом саде”. И я тогда уже сказал, что это надо преподавать в школах, в училищах. А критикам взять себе в качестве эталона. Ваша работа — пособие для кинематографистов, если они хотят оставаться людьми. И мне, и любому человеку, кто мучается вопросами искусства, это чрезвычайно важно. Потому что гораздо важнее то, что не видно; и всегда была битва именно за это: сделать невидимое видимым. Не материально видимым, а другим зрением, внутренним взором.
Когда мне был 21 год, я прочитал всего Мопассана. И самое сильное впечатление было от его книги “На воде”. Самое драматическое, самое сокровенное, самое сердечное…
Я давно “Чайку” не читал и никогда не читал ее так глубоко. Для меня это настоящее открытие, когда обнаруживается прямая связь Тригорина с Мопассаном. В этом и грандиозность работы, ее надо преподавать во всех театральных вузах и сделать предуведомление господам режиссерам. Надеюсь, что это будет переведено в Европе, в мире. Я был абсолютно уверен в том, что после “Нежной души” содержащиеся там открытия будут немедленно использованы театрами. Но, увы — глухое молчание. Некрасивое молчание.
@ Кукуев
Большинство людей не читали ни хрена, не слушали хорошую музыку, никогда не были ни в опере, а уж о балете — вообще можно молчать. Для них это совсем незнакомый инопланетный язык. Минкин просто кричит в своей статье об этом. Люди перестали читать серьезные книги. А перестать читать — это значит и перестать и мыслить. Живут, жуют, под ритмичную музыку справляют естественные нужды.
Пусть не оправдываются они (а среди них, безусловно, есть и хорошие люди, хорошие родители — но лижет котят и кошка) тем, что у них нет специального образования, искусствоведческого, что ль. Не в нем дело. Писать, творить — да, тут нужен и талант, и образование, это удел единиц, талант дается Богом. Но слушать, воспринимать — нужно только воспитание и желание. Нужно хотеть поднять себя на новый уровень. Как там у поэта? “Пусть другой гениально играет на флейте, Но еще гениальнее слушали вы...”.
Людмила ОСТРОПОЛЬСКАЯ, завлит Театра им. Вахтангова:
Уважаемый Павел Николаевич!
Я благодарю Вас за мудрость и щедрость поступка. Вы подарили 8 полос читателям для серьезного, умного рассуждения о литературе, ее взаимосвязях и взаимовлияниях. Минкин предложил читателям игру, в которой на сюжете “Чайки” доказательно и органично объединил в пространстве литературы Тургенева, Пушкина, Флобера, Мопассана, Чехова.
Возможно, не у всех эта акция вызвала восторг, подобный моему. Сегодня, к сожалению, мы из читающей страны превратились в страну ржущих от пошлого телеюмора, стали заложниками сериалов. Тем более важно, что такая читаемая газета, как “МК”, приостановила на 8 дней победный бег всеобщей пошлости и подарила встречу с настоящим. И даже если не все разберутся в достоинствах этого материала, в памяти останется зацепка и, быть может, она спровоцирует читателей на обретение знания; они захотят взять томик Пушкина, Тургенева, Флобера, Мопассана и Чехова.
Олег ПИВОВАРОВ, главный редактор журнала “Театральная жизнь”:
Короткая чеховская жизнь расписана буквально по минутам. Кажется, что мы знаем о самом Чехове и его героях всё.
Но что-то очень важное ускользает от нас, что-то живое остается за порогом наших знаний. Мы словно вылепили из Чехова “человека в футляре”, не обращая внимания, что (как в археологии) “культурный слой земли” занес значительную часть художественного здания. Александр Минкин бережно расчистил этот слой. В уникальном исследовании Минкина видны “воздушные пути” двух гениальных художников — Чехова и Мопассана, скрещение их жизни и судеб, их столетия, из которого проросли новые времена. Современный театр получил замечательный подарок в завершающемся юбилейном чеховском году.
(“Театральная жизнь” полностью перепечатала “Яйца Чайки” в декабрьском номере. Случай исключительно редкий.)
@ Это лучшее, что я прочитала за последнее время! Спасибо большое!
@ Olga215
“Много горечи они влили в его душу, и без того отравленную русской жизнью”. Давно не читала Чехова, но благодаря автору вновь почувствовала себя в чеховской атмосфере: восторг, перемешанный с горечью, нехватка воздуха. Автор проделал большой труд, смог проникнуться другой эпохой, и одно это делает его работу замечательной. Возникло желание все перечитать. Пример автора воодушевляет.
Генри РЕЗНИК, президент Адвокатской палаты г. Москвы:
Невозможно не откликнуться на этот стон по уходящей культуре. Мы же видим расчеловечивание, которое, увы, сейчас происходит в нашей жизни.
Высоко оцениваю, что эта статья появилась в одной из самых популярных газет. Это опровергает расхожее мнение о читателях, как о “пипле”, который хавает только то, что ниже пояса. Стоило только человеку вчитаться (если это, конечно, не одноклеточный субъект), горькие слова Минкина о конце цивилизации, находят резонанс, находят отклик в душах людей, понимающих, что происходит.
@ Финал — честное слово заслуживает того, чтобы потерпеть некоторые более скучные части. Финал просто переворачивает, тем более, что этим летом мы там были и видели все своими глазами.
@ Дмитрий
Получил наслаждение при прочтении “Яиц чайки”, как и тогда, от материала о пьесе “Вишневый сад”. У Вас просто выдающийся (даже режиссерский) талант по разбору пьес. (Здесь “режиссерский” — как комплимент.) Боюсь, что эта способность скоро будет совсем утрачена у наших специалистов.
Владимир СПИВАКОВ:
Дорогой Александр!
Хочу Вас сердечно поблагодарить за Вашу работу — исследование “Чайки” Чехова.
Получил текст, распечатанный из интернета. Газеты просматриваю в основном в самолете (помните Цветаеву: “глотатели пустот — читатели газет”), а TV смотрю очень редко: берегу нервы, т.к. они мне очень нужны, хотя бы в относительно спокойном состоянии для работы с оркестром и с людьми. Мне лично Антон Павлович помогает жить!
Встретив Вас вчера на спектакле, я почувствовал интуитивно, что настоящего эха (в ответ на Ваш крик) Вы не получили, может быть я не совсем прав?
В “Трех сестрах” есть печальное утешение: “пройдет время, и мы уйдем навеки и нас забудут. Забудут наши лица, наши голоса и сколько нас было, но страдания наши обратятся в радость для тех, кто будет жить после нас, и помянут нас добрым словом и благословят тех, кто живет теперь”.
@ Спасибо, очень понравилось. Не ожидала от “МК” такого прорыва. И вовремя. Именно сейчас, просто все осточертело. А тут Антон Павлович: загадочный и простой. Супер!!!
Татьяна ТАКТАШОВА, доцент МГК имени П.И.Чайковского:
Я работаю преподавателем кафедры русского языка для иностранных учащихся Московской государственной консерватории. Ваши эссе о Чехове так необычны и стилистически изящны, что доставляют мне удовольствие обсуждать их с коллегами и студентами.
В последней Вашей работе анализ “Чайки” совершенно неожиданный, как и анализ “Вишневого сада”, и мне хотелось бы высказать несколько своих соображений. Думаю, Вы заметили сходство двух героинь-соперниц: Аркадиной и Нины Заречной. На первый взгляд кажется, что они не имеют ничего общего, кроме любви к одному и тому же человеку. Но приглядитесь — и окажется, что эти женщины смотрят друг на друга, как в зеркало. У них одна судьба: девушки из хороших дворянских семей вдруг сбиваются с круга, оставляют дом, огорчая и позоря при этом своих родителей, поступают на провинциальную сцену, невенчанными живут с мужчинами, рожают незаконных детей, ведут богемную жизнь. В итоге обе несчастны и одиноки (сценический псевдоним Аркадиной, выбранный ею, очевидно, по “Аркадии счастливой” не соответствует, конечно, ее судьбе)…
Искренне считаю, что текст такого уровня способен сделать “неполноценный” жанр литературной критики настоящей литературой образца “Мой Пушкин” и “Пушкин и Пугачев” Марины Цветаевой.
@ Буравлев
Здесь есть две интригующие задачи для тех, кто любит сравнивать литературы, кто любит язык и мысль.
Об одной писал философ Лосев: “…мифическая отрешенность предполагает некую чрезвычайно простую и элементарную интуицию, моментально превращающую обычную идею вещи в новую и небывалую” (“Диалектика мифа”).
Связь этой интуиции и языка довольно сложная. Между французской и русской интуициями есть различие, оно — в языке. “Легкомыслие” (“переходы”) Мопассана — национальное. Тем больше я поражен особенностями и возможностями нашего (русского языка), нашей литературой. Особенность языка (мысли) чеховского времени (планка Мопассана) — другая задача.
На фоне этих двух задач захватывающее исследование Минкина для меня имеет особую ценность. И вот что, сравнивая Минкина и “Дар” (тоже исследование), я вынужден Минкина поставить выше.
Владимир ЧУРОВ, председатель Центральной избирательной комиссии:
Александр Викторович!
Вашу “Чайку” прочитал. Понравилась, за исключением нескольких слишком грубых “современных” фраз. Такого разбора пьесы я давно не встречал — с таким широким историческим фоном, литературными аллюзиями и ссылками. Читается “на одном дыхании”.
Ваша “Чайка” лучше акунинской. Не думал, что такое произведение может быть опубликовано на страницах массовой газеты, а не в “толстом” журнале.
@ Мужик
Не льстите “Чайке”. Которая в лучшие (в плане “читания”) времена не могла собрать свой небольшой зал на “гениальную” пьесу. Можно назвать непонимающих быдлом. А можно заподозрить, что там НЕЧЕГО понимать.
* * *
Когда “Яйца Чайки” были опубликованы, меня действительно огорчало полное молчание прессы. Так что Владимиру Спивакову не померещилось, интуиция его не обманула.
В то же время всюду бурлило море статей: о том, кого, каким местом и в какое место бил Киркоров; о том, кого и в какое место… Плетнёв. И авторам и читателям, возможно, казалось, что это о музыке.
Почему промолчали про “Яйца Чайки”? Не поняли? Но написано очень просто и по-русски. Не понравилось? Но пишут же рецензии на неудачные книги, фильмы, спектакли. И надо сказать, пишут с наслаждением, высмеивая промахи, издеваясь над глупостью, цитируют безобразные места.
Нет, стопроцентное полное молчание прессы — это что-то другое.
Позавидуешь спортсменам. Исинбаева берёт на один сантиметр больше — и весь мир аплодирует, чествует, награждает. Никуда не денешься: мировой рекорд. Хотя, казалось бы, какая разница — 5 м 5 см или 5 м 6 см? Изменение на тысячные доли…
В искусстве не так. Провал может быть награждён, шедевр уничтожен. За гробом Моцарта шёл один человек. А за гробом Мандельштама — ни одного (да и гроба не было). Таких примеров тысячи. Так что нынешним грех жаловаться.
Тем более что отклики отдельных людей были по большей части одобрительные. Особенно важным оказалось письмо Александра Кабакова. Он прочёл статью о “Чайке” не как читатель, а как писатель, в тысячу раз сильнее чувствующий смыслы текста. Так профессиональный музыкант слышит в симфонии неизмеримо больше, чем простой посетитель консерватории.
Самым большим подарком стали некоторые сопоставления (невероятно лестные). Люди в своих откликах вспоминают Набокова (“Дар”), Цветаеву (“Мой Пушкин” и “Пушкин и Пугачёв”), Джойса… Это толкнуло перечитать прозу Цветаевой; и тут же наткнулся на статью “Поэт о критике”. Цветаева написала ее с невыносимой горечью: ее почти не печатали, а напечатанное ругали или пожимали плечами: мол, непонятно. В самом начале своей беспощадной статьи Цветаева цитирует Монтеня:
“Человека спросили, зачем он так усердствует в своем искусстве, которое никто не может понять: “С меня довольно немногих, — ответил он. — С меня довольно одного. С меня довольно и ни одного”.
О такой силе духа можно только мечтать.