Думаете, женская проза, любовная чепуха, «он меня бросил, и я нашла другого»? Нет. Случаются с людьми такие поворотные вещи, от чего каждая мелочь жизни прибавляет в весе. Это может произойти с каждым. Иногда «упал, очнулся – гипс» перестает быть шуткой. А становится правдой жизни, и возможно – смерти. При счастливом случае – не физической. Но часто – смерти моральной. Как этого избежать, что согреет?
Жила-была женщина по имени Кира Ковальская. Училась, работала, влюблялась… Жила. И вот однажды, идя по улице, «резко свернула, задела той подошвой кромку тротуара и рухнула на левый бок. Что-то хрустнуло». И все. «Закрытый субкапитальный перелом шейки левого бедра со смещением». Все это оперируется, лечится, восстанавливается, и жизнь у человека продолжается… Если только он не попадет в нашу московскую районную больницу.
Инвалидами становятся не только из-за автокатастрофы, несчастного случая или родовой травмы. Можно просто неловко поставить ногу, и… Нет никакого секрета, что инвалидам в Москве не жизнь. Как тут сохранить внутри хотя бы подобие оптимизма, света? Возможно. Ответ в этой книге. А здоровые люди от инвалидов держатся подальше: это слишком страшно, со мной такого не случится… А нет. Повторяю: это может случиться с каждым. Но на нас даже угроза потерять то, что мы имеем, не действует: жизнь, даже здоровая, все равно трудна, скучна, мучительна. Так ли это? Ответ – тоже в этой книге.
Рассказы и стихи Киры Ковальской, в первую очередь, ненавязчивы. Не пафосны, не трагичны, не сентиментальны. Они даже не расположены так, как мы бы ожидали, не разделены на «до» и «после».
Прозаическая часть начинается с крошечного рассказа: абсолютно тургеневское описание грозы. Такое редко встретишь в современной литературе: городской житель мало способен раствориться в природном мире. «И дождь хлынул. Шумливый, напористый, казалось, бесконечный. Он заслонил собой все: не видно стало ни дали, ни выси. Все, что росло вверх, поникло. Все, что свободно раскинулось вширь, прижалось к земле. Вдруг шум надломился. Ливень словно опомнился и стал отступать… С земли сошли мутные потоки. Прочертились умытые тропы, дорожки. И только на открытой поляне из травяных, еще в слезах, ресниц счастливо гляделись в небо голубые лужи».
Следующий рассказ «Пан Директор» - история зачавшейся и неразвившейся любви, в которой с каждым сюжетным поворотом героиня вроде бы приближается к развязке, а точнее – к завязке долгих и счастливых отношений с любимым человеком. Каждый раз эротика не переступает своей грани, держится в рамках приличий, разжигая, дразня…
«Я скинула остатки-тряпки, легла поперек склона и лицом-спиной, лицом-спиной, то к солнцу – то к земле, - покатилась к ручью. Оказаться голышом в воде – вот что захотелось мне при полной потере городской стеснительности. Этот прохладный ручей не покрывал меня всю. Самое округлое и нежное оставалось во власти солнца.
Я вытянулась стрункой
Вдоль струй ручья,
Была как будто с кем-то,
Но вся ничья.
Это сочинилось потом, потом – вослед утекшей воде и времени.
…Ласковей воды могут быть только теплые ладони доброго человека…»
Этот проникновенный момент истек. Истекли и другие – нежные, трепетные.
«Через сколько-то дней и ночей раздался какой-то особенный звонок.
- Это я.
- Куда пойдем?
- Никуда. Я звоню из министерства. Меня назначили Замом. На той неделе приезжает семья».
Повесть «Жизнь после жизни». Трагическая история того, как человек получил травму, просто идя по улице, и как эту травму врачи 29-й больницы превратили в пожизненный крест… Здесь как раз и появляется та гиря, которая поможет ощутить вес и радости обыкновенной жизни: «Через несколько дней мне велели садиться без подушек. Сидеть, не опираясь ни на что спиной? Сколько же усилий, как оказалось, на это нужно. Как же это я раньше сидела свечкой, даже не чувствую стула под собой?»
Так после трех месяцев мучительного выживания в этой больнице молодая женщина, называющая себя «недочелоловеком», оказывается дома, абсолютно одна, в инвалидной коляске, на взлете жизни, на пороге всего то, что с человеком происходит и что он потом заносит в свой послужной список: учился, женился, работал, сын, дочь… Ничего этого нет. Но…
Но жизнь не заканчивается, а начинается вновь. Может, для этого надо сохранить внутри поэтическое отношение к миру, не держать внутри зла, а может… Да кто знает, кому что и за что дается. Тем не менее эпизоды из новой жизни героини перехватывают дыхание. Потому что и там тоже есть место любви.
Сидеть с любимым человеком (который не предал! Остался рядом!) и, как в счастливом бреду, придумывать модели новых платьев. Говорить, говорить до бесконечности. Совершить поступок, на который в России требуется настоящий героизм, - приехать на инвалидной коляске в ресторан. Выбраться с костылями-«канадками» в Подмосковье: «И мы дошли. Мы взяли эту высоту. Безымянную высоту жизни. Все еще держа его за руку, я огляделась. Перед нами было долгожданное осеннее разноцветье подмосковных просторов. Сзади – манящий незабытыми тропинками, ручьями, цветами – лес. Но на него мы уже не замахивались. Благо, что оттуда тянуло особенным осенним настоем, когда кажется, что все пахнет грибами – и сами грибы, и опавшая листва, и пожелтевший подлесок, и жухлая трава…»
И главное. Все-таки соматика идет от психологии, телесная жизнь – от внутренней, состояние рук и ног зависит от сердца и души.
«Он начал гладить все мои ровности-неровности. Но чего-то большего по силе хотелось мне. «Пожалуйста, раздавите меня! Совсем вдавите в постель! Вы же тяжелый!» Он медленно снял свои безупречные одежды, но не решался ни на какое ко мне продвижение. «Дуралееще! Разве вы не рады, что я ожила!» И на меня свалилась вся тяжесть ответственного работника. Господи! Какое это счастье быть расплющенной донельзя, когда все клетки новообразованного тела убеждаются, что они есть, все чувствуют и все хотят! Я обняла свою заслуженную награду, прижалась губами к щеке и молча послала нетерпеливый запрос: «Ну, что же вы? Где же вы?» И вдруг потерявший голову организм отозвался: «Я тут, тут, тут…»
Что остается еще добавить? Стихотворение Киры Ковальской.
Я стала богаче, а ты стал бедней,
Еще стала ярче, а ты стал бледней.
Я стала моложе, а ты постарел.
Мне мир стал дороже, тебе – надоел.