Сбылась моя мечта: путешествие по Аргентине и Бразилии. Я была в Буэнос-Айресе и в Рио-де-Жанейро, в аргентинской Патагонии, увидела водопад Игуасу и пять дней провела во сне под названием «круиз по Амазонии». Никогда не думала, что путешествие, которое я называла «Дети капитана Гранта», сбудется. Но мне неслыханно повезло — оно сбылось.
О том, что на свете есть город Эль-Калафате, я не подозревала до тех пор, пока наша туристическая группа не высадилась из самолета. В Буэнос-Айресе было 38 градусов, а тут задуло. Мы натянули куртки. Вот это да: в Аргентине — и замерзли.
Дивный город с населением двадцать тысяч человек находится в Южной Патагонии. В часе езды — озеро Аргентино, над которым возвышается бирюзовый ледник Перито Морено. Ледник питается водами с Анд, протянувшихся вдоль границ Чили и Аргентины. Озеро Аргентино — третий по объему резервуар воды в мире.
Описывать бесполезно. Сливочный воздух, сладостная тишина, розовые фламинго, рыбы и рыбки, маленькие серебряные кустики, которые с удовольствием едят бесчисленные овцы, неожиданное множество цветов, синее озеро и хрустальный лед, переливающийся на солнце всеми оттенками южной бирюзы. Нет, описывать нет смысла!
И вот, несмотря на изобилие диковинных ощущений — я ведь отдавала себе отчет в том, что вижу все это в первый и последний раз в жизни, — я очень скоро поняла, что едва ли не самое большое впечатление на меня произвел наш гид.
В Аргентину Тарас приехал в 2000 году. Представьте себе: аргентинская Патагония, край Южной Америки, — и Тарас из Одессы. Ему было двадцать лет, и приехал он искать другой жизни вместе с отцом, который много лет был начальником Одесского уголовного розыска. Позже приехали и мать с братом. Отвечая на наши вопросы, Тарас сказал: «Отцу надоело спать с пистолетом под подушкой. В Аргентине он родился во второй раз».
Я долго не могла понять, что именно меня в нем удивило. Потом догадалась: доброжелательность.
У каждого из нас есть скверные воспоминания. Есть они и у Тараса, который, как всякий эмигрант, хлебнул лиха, переезжая из одного чужого города в другой в поисках лучшей доли. Но, похоже, испытания его не озлобили, а сделали терпимей к чужим слабостям и научили радоваться жизни.
Он выучил язык, получил лицензию гида, по вечерам работает таксистом и гордится тем, что их семья строит дом. Без всяких займов и кредитов: на деньги, которые зарабатывают они с братом.
Мы спросили: как же так? Ведь вы здесь чужой?
Он ответил: здесь люди делятся не на своих и чужих, а на плохих и хороших. А мы работаем, закон не нарушаем. Надеюсь, к Новому году отпразднуем новоселье, и я начну путешествовать, давно мечтаю объехать всю Латинскую Америку. А еще я хочу построить рядом со своим домом церковь, и знаете, как назову нашу улицу? Украина.
Вот едем мы на ледник, он отвечает на наши вопросы и вдруг говорит: я несколько раз приезжал в Одессу. Рассказывал про Аргентину, про всю эту красоту, про то, как выучил язык, научился ездить верхом как гаучо, ну столько всего необыкновенного. Смотрю, а людям неинтересно. Им просто ничего не нужно. Ну, Аргентина. Ну, Патагония. И что?
■ ■ ■
Весь мир живет скандалами. Во всем мире средства массовой информации существуют за счет конфликтов, будь то война, междоусобица, убийство или на худой конец просто громкое выяснение отношений. Эти новости продаются молниеносно, а все остальное спросом не пользуется.
Что же касается России, у нас год за годом с экранов телевизоров и с газетных и журнальных полос вытравлялось все связанное с обычной человеческой жизнью: не будут смотреть и читать. Результат впечатляет: 95 процентов телевизионных сериалов — это менты, глухари, следы, висяки, убийства, взрывы, поджоги, подделка договоров, завещаний, произведений искусства, месть или развод до последней капли крови.
Новости мало чем отличаются от теле- и кинопродукции, спасает только появление телеведущего. Я уже не говорю о новом виде искусства под названием «ток-шоу». Дискуссия, боже сохрани, никого не интересует — нужна сшибка, желательно с членовредительством или в крайнем случае с метким обливанием из стакана. А имя человека, удачно выступившего в роли провокатора, наутро будет знать вся страна.
Любая новость используется для того, чтобы вызвать агрессию. Как представитель цеха работников СМИ, позволю себе сделать предположение, что сегодня скандал или его полноценный аналог — это единственный надежный способ существования в профессии.
Отдельный ужас — агрессия в Интернете. Это социальный феномен, нуждающийся в расшифровке, как иероглифы острова Пасхи.
Есть соблазн объяснить огромное количество озлобленных людей социальной неустроенностью. Неустроенность активизирует в человеке все самое плохое: зависть, подозрительность и враждебность. Однако я недаром начала эти заметки с упоминания об Аргентине. И там, и в Бразилии немало неустроенных людей, как и людей, которые едва сводят концы с концами, — это ведь не самые благополучные государства на планете. Но то-то и оно, что есть и живописные аргентинские нищие, есть и бразильские фавелы, и нельзя пройтись по Рио-де-Жанейро без оглядки на стаи подростков, вырывающих из рук сумки, — все это есть, а агрессии в воздухе нет.
Почему так? Почему ходишь и никак не надышишься этим покоем обыкновенной жизни? Лица спокойные, приветливые, и аргентинцы, и бразильцы рады любому случаю улыбнуться, и улыбаются, и ты вслед за ними. А мы?
У нас трудно найти в толпе я не говорю счастливое — куда там! — просто спокойное лицо: все напряжены и готовы к плохому. Кого ни возьми — у всех что-то не так. Не по-житейски, а по-настоящему: или беда с жильем, или неподъемные проблемы с работой, или кто-то болен и невозможно помочь. Радостный человек вызывает странное ощущение: а что это с ним? И праздники проходят не празднично, а с каким-то надрывом. Если я один раз в день от кого-то не услышу слов «я никому не верю», впору насторожиться. И не верят. Человек, вызвавшийся помочь, в первую очередь вызывает подозрение.
Но неустроенность не может быть причиной этого слома. Думаю, что виной всему отсутствие перспективы. Человек, отдающий себе отчет в том, что ему по гроб жизни не заработать на квартиру или не вылечить больного ребенка или родителей, имеет право на отчаяние.
Только и это не главное. Мы ждем, что радость придет откуда-то извне, может, упадет с неба, выйдет из тумана, приплывет с моря. Мы ждем, что кто-то устроит праздник, а это значит, что его может и не быть. И его все чаще и не бывает. Просто потому, что нужно добывать радость изнутри, из того, что есть, из ежедневного. Больше ее взять неоткуда: небо высоко, а под землей, говорят, еще хуже. Утрачено ощущение неповторимости мгновения.
Пока мы ругаем жизнь, она проходит и больше никогда не вернется.
Скоро весна. Она придет незаметно и больше никогда не повторится. Она придет даже к тем, кто сходит с ума от зависти и злости. Она придет, а их не будет дома. И разве она в этом виновата?
