«Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек» — спустя 78 лет после своего создания эта сладенькая сказочка Василия Лебедева-Кумача наконец-то обернулась стопроцентной былью. Правда, только для человека, которого зовут Эдвард Сноуден.
Зачем «великому разоблачителю» Россия — ясно как дважды два. Редкий Сноуден долетит хотя бы до середины пути в Латинскую Америку без перспективы принудительной посадки — и в авиационном, и в юридическом смысле.
Китай, получивший максимум политической и пропагандистской выгоды от разоблачений Сноудена, в своей обычной манере изящно ушел в сторону. Остается Россия — страна с весьма специфическими политическими привычками.
Своих собственных «сноуденов» (сиречь правдолюбов-разоблачителей) наше родное государство по давней почтенной традиции с остервенением «мочит в сортире». Но когда к нам вдруг залетает Сноуден «настоящий, импортный, заокеанский», то все меняется. Сама мысль о выдаче правдолюба бывшему «основному противнику» становится абсолютно невыносимой.
Но есть ли у России другие резоны — кроме политических рефлексов и соображений державной гордости — затевать масштабную политическую игру вокруг Эдварда Сноудена? С моей точки зрения, однозначно есть. Да, риски высоки. Для американских силовиков история со Сноуденом — удар ниже пояса. Янки озлоблены до крайности. Но наличие в пределах наших границ великого разоблачителя дает России и определенные возможности — возможности, о которых пару месяцев назад Кремль мог лишь мечтать.
Каждому из нас приходилось на своем жизненном пути сталкиваться с весьма неприятными людьми определенного сорта. Когда такой человек думает, что он от тебя никак не зависит, он ведет себя в твоем отношении высокомерно-насмешливо: говорит гадости при любом удобном и неудобном случае, не упускает возможности опрокинуть твой чай, бросить в твой суп дохлую муху и залиться при этом притворно добродушным хохотом.
Но наступает завтра. И вчерашнему насмешнику вдруг остро необходима твоя помощь. Как он меняется! С каким красноречием он говорит о связывающих вас «узах дружбы», об общечеловеческих ценностях, о благородстве! Каким укором и «болью от неожиданного представительства» наполнены его глаза!
Узнаете лексику и «печальное выражение глаз»? Если вы внимательно следили за заявлениями американских официальных лиц по поводу России и Сноудена, то вы непременно должны были это сделать. В первое время после появление великого разоблачителя в «Шереметьево» Вашингтон пытался публично угрожать Москве. Но затем тон заявлений официальных лиц США поменялся. Россию стали вежливо просить «вести себя как лояльный друг и союзник».
Но вот вел ли себя Вашингтон по отношению к Москве в предшествующие месяцы словно «лояльный друг и союзник»? Нет, нет и еще раз нет. Отдельные либерально настроенные граждане РФ могут, конечно, по-прежнему находиться в убеждении, что «закон Магнитского» — благородный и альтруистический жест со стороны американских политиков.
Но, как я уже писал, мое мнение на этот счет прямо противоположно. С моей точки зрения, «закон Магнитского» имеет очень слабое отношение к покойному Сергею Магнитскому. У Москвы и Вашингтона практически нет положительной повестки дня. Зато отрицательная повестка дня этих отношений по-прежнему весьма широка. А раз так, то в Вашингтоне сочли: раз нам от русских ничего особенно не нужно, то нечего с ними церемониться.
«Закон Магнитского» — это самый яркий пример такого бесцеремонного отношения. Американцы используют смерть юриста, чтобы иметь рычаги влияния на внутриполитическую ситуацию в РФ и снизить наши возможности на международной арене. Мол, чего вы прислушиваетесь к тому, что говорит Москва по поводу Сирии? Разве могут эти сторонники авторитарного строя из России, которые сами находятся под действием санкций, сказать что-нибудь дельное?
Осознавая все это, вусмерть обиженный Кремль судорожно искал способы достойного ответа. Но до появления Сноудена в «Шереметьево» таких возможностей не находилось. Или, вернее, так: то, что Кремль делал в пику Америке, выглядело как успешная попытка выпороть самих себя. Взять, например, хотя бы запрет на усыновление российских сирот в США.
Но тут в Москве приземляется исполненный осознания собственного благородства Эдвард Сноуден. И теперь уже американцам приходится бессильно клацать зубами. Теперь уже Вашингтон на международной арене регулярно оказывается в глупом и унизительном положении.
То Америка навлекает на себя гнев свободолюбивых жителей Европы, которые не хотят, чтобы их подслушивали. То на США сыплются проклятия Латинской Америки, которую очень оскорбило насильственное приземление самолета президента Боливии.
А Москва при этом может как бы сидеть в сторонке и повторять: а я что? Я — ничего! Я за гуманизм! Фигурально выражаясь, в лице Эдварда Сноудена Москва нашла идеального «анти-Магнитского».
Другое дело, что это «анти-Магнитский» ограниченного применения. Существует поговорка: мы в ответе за тех, кого приручили. Сноудена Россия не приручила. Но мы его пригрели. И возможность его размена с США даже на какую-нибудь очень нужную для России вещь теперь является абсолютно немыслимой. Репутационные потери на международной арене с лихвой перекроют для нашей страны все возможные выгоды от такого размена.
Поэтому теперь Сноуден больше не «импортный». Пока не удастся найти безопасный способ переправить разоблачителя в Южную Америку, он целиком наш. Впрочем, за возможность несколько привести Вашингтон в чувство это не очень большая плата.
