А два с лишним десятка назад он участвовал... в Олимпийских играх. И даже стал призёром чемпионата мира по санному спорту! Поэтому наш разговор шёл больше не про музыку, а про спорт. И, конечно, про предстоящие Игры в Сочи.
- Игорь, вообще, это редкое явление — когда человек из спорта уходит в музыканты, да ещё добивается определённых успехов.
- Ну почему же, бывает такое. Хулио Иглесиас, например. За «Реал» играл.
- И Род Стюарт за «Брентфорд». Ну Бог с ними, с футболо-музыкантами, у нас впереди зимняя Олимпиада. На твой взгляд, на что могут рассчитывать спортсмены в не чужом тебе санном спорте?
- В кои-то веки там можно чего-то ждать. Вот только недавно наши выиграли командную гонку на этапе Кубка мира.
- Да, эстафету в Альтенберге.
- Ну это не эстафета в чистом виде, там палочку не передашь. Это сумма результатов в двойке, у мужчин-одиночников и у женщин... Хотя было бы прикольно: бежит человек после финиша по лестнице вверх, передаёт палочку. Отличный бы, кстати, получился вид двоеборья. Мы, между прочим, так в молодости и делали, нас никто на грузовиках не возил. После съезда мы ходили по всем этим Братскам, Свердловскам и Красноярскам пешком наверх. Ладно, отвлёкся. Значит, что по нашим? Надежда есть на Альберта Демченко, он наш старый конь, на Татьяну Иванову. И мне очень интересно, чьего производства у них сейчас сани... А вообще дома должны помогать стены. Кому-то это помешает, потому что вокруг каждого спортсмена надувается пузырь ответственности, некоторые на этом сорвутся. Но многим поможет.
- А какие сани у вас были?
- Да никакие! Мы бились просто башкой об стенку. Ведь качество саней очень влияет. Мы когда с Геной Беляковым сели в двойку, видимо, нашли какой-то баланс и у нас просто попёрло! Мы обыграли всех наших, а катались тогда все круто. И вот когда попёрло, то мы боялись что-то менять в санях, чтобы пруха не закончилась. Пока едет, надо оставить всё как есть. Хотя с нами в сборной работали ребята из МГУ, трудились над улучшением саней. Но они тоже не знали, что можно сделать. Мы с Геной ездили на санях со старым обтекателем, у меня даже руки закрыты не были, а рулил я ногами. И вот наблюдаем картину в нашей родной Сигулде, где мы знали каждый сантиметр трассы. Немцы Краузе и Берендт — олимпийские чемпионы и чемпионы мира — едут за нами и собирают борты. Это грубые ошибки! Но всё равно полсекунды тебе везут. А просто у них были хорошие сани.
- То есть если бы у вас были такие сани, вы бы все медали собрали?
- Нет, я ж не говорю, что немцы плохо катались. Они круто ездили! Но даже если совершали ошибки, то всё равно выигрывали. И шанс стать хотя бы четвёртыми у нас появлялся только тогда, когда кого-то из немцев или итальянцев совсем уж вело. Мы так пару раз на этапах Кубка мира и запрыгнули на четвёртое место.
- Получается, что в 80-е годы мы ещё не сильно технические отставали от Запада, поэтому могли составить конкуренцию. И сейчас уже подтянулись снова по качеству саней. А в 90-е годы случился провал.
- Думаю, да. Всё менялось, многое поползло, стало хуже. Поэтому Демченко надо памятник поставить, что он весь этот провальный переходный период пережил и сейчас ездит за сборную на высоком уровне.
- Часто с ним общались в бытность спортсменом? И в чём, на твой взгляд, секрет его спортивного долголетия? Он ведь на 7-ю олимпиаду едет, а это для "зимников" рекорд.
- А вообще в олимпийской истории такие случаи были?
- Только в летних видах! А в зимних это будет впервые. Правда, вместе с ним одновременно этот рекорд поставит прыгун с трамплина японец Нориаки Касаи.
- Ну это круто, ребята! Ну конечно, вид спорта позволяет, потому что не требуется функционалка, когда ты должен как лошадь бежать. Здесь можно пользоваться опытом. А общались мы нормально с Альбертом. Он вообще прямой парень, без излишних настроек. Возможно, конечно, изменился со временем. У него была цель, и он к ней шёл всю жизнь.
- Ты сейчас часто пересекаешься с людьми из своей спортивной жизни?
- Сейчас практически нет, но раньше в июне на День России мы собирались на Воробьёвых горах и жарили шашлыки. Потом как-то всё прекратилось.
- Когда последний раз на санях съезжал?
- На Олимпиаде в Альбервиле и съезжал. Это была моя последняя гонка. Хотя я мог поехать через два года в Лиллехаммер, но решил, что больше не могу ждать, надо всё поменять. Купил гитару и ушёл в подвалы, в андеграунд. Это был порыв.
- Отговаривали?
- По-моему, все поняли, что я решительно настроен. Вместо меня с Геной в двойку сел Анатолий Бабков. Они поменяли, помню, этот злосчастный обтекатель, но ни к чему хорошему это не привело.
- Насколько важно, кто с тобой сидит в двойке? Вы должны дружить со своим партнёром?
- Дружить — не дружить, но отношения должны быть хорошими. Есть понятие «дело», и все личные тёрки должны забываться. У нас с Геной всё было хорошо, мы вместе ходили на концерты. Однажды, помню, пошли послушать «Браво», оделись как стиляги. В костюмах, галстуки, причёски. У нас есть ржачный снимок с того вечера. Ну и разумеется, в санях взаимопонимание должно быть. Первый номер рулит, второй или помогает рулить, или не мешает. Но он должен хорошо чувствовать своим позвоночником трассу, так что у второго номера своя, но тоже очень важная задача. И потом старт — это совместная процедура. Если первый номер делает привычные движения, как и одиночники, то вторые делают какое-то такое движение, которое противоречит, мне кажется, устройству нашего организма. Руки дальше не идут, но ты должен рвануть. Вот Гена, кстати, на Олимпиаде так рванул, что у нас порвались стропы то ли в первом, то ли во втором заезде. Так что со старта мы не съехали, а сползли. Но к счастью, в Альбервиле эстакада была с большим уклоном, так что сильно не повлияло. Если бы пологая была, то случился бы полный провал. Просто перестарался человек. Решил, что раз Олимпиада, надо рвануть. Вот и рванул. Олимпиада — это особенная история, конечно. У меня впервые в жизни на олимпийской гонке случился мандраж.
- Что, раньше никогда не боялся? Даже когда начинал?
- Ну бывало стрёмно, конечно, съезжать. Особенно, когда идёт освоение трассы, нашей трассы где-нибудь в Чусовом, Свердловске, Братске. В Братске вообще была такая мясорубка! Её потом перестроить пришлось, потому что народ поломался. И перед Олимпиадой старший тренер нашей сборной Якушин повёз в Чусовой. Этого номера я, кстати, не понял.
- То есть на Олимпаде мандраж был особенный?
- Да, это было что-то необъяснимое! Не было мыслей: раз Олимпиада, надо собраться и выступить. Естественно, надо! А когда не надо-то? На любом соревновании выкладываешься по максимуму. Но что-то схватило, просто оцепенел. Хотя недолго это продолжалось. Как увидел результат первого заезда, так даже бояться уже стало нечего. Так мы 10-ми и стали.
- В санях есть стартовый лист, который во втором заезде просто переворачивается. Проехал первым, теперь едешь последним. Как лучше, на твой взгляд? Последним - и потом сразу первым, чтобы трасса не до конца разбилась? Или на нулёвой трассе проехать первым, сделать задел такой, чтоб последующим тебя было трудно догнать?
- Это сложно сказать. Вот на этапе Кубка мира в Калгари мы стали шестыми. Там к середине гонки вылезло солнце и растопило участок трассы.
- Это плохо?
- Это отвратительно! Я чувствовал, как в меня ремни врезаются, мы просто сели в эту лужу. И в итоге ушло пятое место, которое реально светило. Или в Оберхофе так разбили вираж, что мы проехали по бетону! Приезжаем, а там полозья стёсаны — а это самое ценное. Но если нет каких-то таких недостатков на трассе, то по большому счёту всё равно, когда съезжать.
- После гонки в Оберхофе полозья пришлось менять?
- Нет, просто отшлифовать. Мы вообще постоянно ходили с камушками и с кучей наждачной бумаги.
- Сами шлифовали?
- Конечно.
- У вас не было сервисменов?
- Тогда это называлось механики. Они были, помогали, конечно. Но в этом процессе, кстати, достаточно долгом, была какой-то особый смысл, словно мантру читаешь перед стартом. Помогало настраиваться.
- Многие биатлонисты рассказывают, что они разговаривают с винтовкой, чтобы не подвела. Ты с санками разговаривал?
- Мы разговаривали с трассой. Ты её вспоминаешь, настраиваешься. Я ложился спать перед гонкой, проходил все повороты. А естественная трасса — это вообще самый главный наш помощник был, потому что именно на жёстких, естественных немцы и итальянцы сыпались. Там, где надо выживать. Если бы провели чемпионат мира в Чусовом, я бы посмотрел на них. А ещё лучше в Братске! Они, конечно, тоже крепкие ребята, но хочется им сообщить, что есть места на планете, которые им не по плечу (смеётся).
- В Братске самая жёсткая трасса была в твоей жизни?
- Я же говорю, мясорубка! Как-то мы приехали с концертами в Братск, а там в это время проводился юниорский чемпионат России. И все пошли смотреть Братскую ГЭС, а я - на соревнования. Что мне эту ГЭС смотреть? Ну стена бетона. А тут живое мясо едет по ледяному жёлобу. И я вам хочу сказать, впечатляет. Я отошёл от спорта, смотрю сани и бобслей только по телевизору, но тут смотрел с трепетом. Трассу хоть и перестроили к тому времени, но всё равно там такие виражи, что в какой-то момент саночники просто голову на лёд кладут, потому что давление сумасшедшее! Я не знаю даже, сколько атмосфер.
- Что значит: на лёд кладут?
- Ну удержать не могут под давлением. Саночники же специально качают шею, чтобы держать голову на поворотах. Девчонки у нас, помнится, катались с карабинами, которые к шлему пристёгивали, они помогали удерживать голову, чтобы на лёд не положить. Одна из-за этого погибла. Её перевернуло, и она упала на следующий вираж лицом. Когда мы падаем лицом, голова откидывается, а у неё карабин держал. Ещё и шлемов тогда не было толком. Только потом установили единый стандарт, чтобы безопаснее было. А тогда мы в борьбе за обтекаемость на голову надевали какие-то тоненькие шлемаки, натягивали на голову чуть ли не с вазелином. Обтекаемый шлем, кстати, "десятку" даёт! Один человек из двойки шлем снял — всё, "десятка" минус. О безопасности никто не думал, только о результате. На ноги натягивали бахилы из такого же обтекаемого материала, как и комбинезон. Потом их запретили, а шлемаки ввели.
- Смертельный случай с грузинским саночником Кумариташвили в Ванкувере, на твой взгляд, его ошибка или ошибка организаторов?
- Его техническая ошибка, конечно. Но с другой стороны, как бы человек не ошибался, он не должен вылететь с трассы, чисто геометрически. Он попадает в козырёк обычно. Это, конечно, травмы, но он не намотается на столб. Он ошибся с заходом на вираж, или раньше. Потому что как ты пройдёшь первый вираж, от этого зависит и следующий. Но и не повезло ещё. Чуть-чуть раньше, позже, и было бы всё по-другому. Просто ударился бы в жёлоб, улетел бы в козырёк. Но состоялся самый страшный сценарий.
- А насколько часто с трассы вылетают?
- Редко! Я вообще не помню таких случаев. Обычно она рассчитана так, что при любом раскладе спортсмен ударяется в козырёк.
- Опасный вид спорта, однако. Что уж тогда говорить о скелетоне...
- Скелетон мы впервые увидели в Санкт-Морице. Очень переживали за этих людей, которые едут башкой вперёд. Мы о борта бились руками, ногами, а они-то головой! Нам казалось, что это очень опасно. Но люди же едут.
- Тебе не хотелось попробовать?
- А я пробовал! Ещё в юности. У нас была тренер, которая любила экспериментировать. Однажды на тренировке сказала: «А теперь едем все лицом вперёд». На наших же санях. Но ничего все доехали.
- В восторге были?
- Нет, восторгов я не помню. Когда увидели, что первый вроде живой доехал, отпустило. Стало не так страшно. Это правда было на роликовых санях, летом. Они медленнее, и трасса деревянная. Но скажу вам, что эксперимент был полезный. Ты смотришь на трассу по-другому, открываются какие-то моменты в геометрии трассы. У Милорада Павича есть рассказ, где в струнном квартете руководитель заставил всех музыкантов сыграть на инструменте другого музыканта его партию. Только тогда они смогли вместе прочувствовать произведение. Это приблизительно то же самое. Мне нравится моя ассоциация.
- Наверное, в санях тогда первому надо попробовать себя в роли второго номера, а второму — в роли первого?
- Я гонял вторым тоже, но мне что-то было скучновато. По детству было, посадили меня вместе с Сашей Пескуновым, был у нас такой перспективный персонаж. Он был младше, но заниматься пришёл раньше. Я всё время за ним тянулся. Мы даже выиграли какие-то всесоюзные юношеские соревнования. Но тогда нам дали тачку, на которой ездили ребята из сборной СССР. Мы в неё сели и она нас просто привезла. Наша задача была — просто доехать. Это к разговору о важности саней. Помню ещё случай, когда мне достались крутые сани. На очередных молодёжных соревнованиях я ехал в одиночке, и уже после первого заезда я вёз второму месту три секунды! Третьему — пять. И это были наши москвичи на нормальных санях. А на четвертом месте шёл парень из Кемерова, я помню, он отлично катался. Ему привёз вообще то ли 9, то ли 11 секунд. В третьем заезде я просто поехал в тренировочном комбинезоне, а не в обтекаемом "презервативе". Это сразу даёт минус несколько "десяток". Но мне было всё равно, отрыв был безумный. Это не спорт вообще, когда в таких разных условиях. Это не соревнования. И не знал тогда, радоваться этой победе или нет.
- Как ты вообще в сани-то попал?
- Папа пристроил туда моего брата. И я приехал на велике посмотреть. Увидел, что там ОФП, силовая подготовка, а потом они играют в футбольчик. Вот это, думаю, дело! И решил записаться на время. В итоге завис на 10 лет.
- В футбольчик за эти 10 лет часто играли?
- Играли постоянно! И с удовольствием. До сих пор играю. У меня в последнее время его нет, и это плохо. Помимо того, что это отличный фитнес и прокачка всего организма, после этого ещё и на сцене легче петь. Если раз в неделю играть в футбол, то дыхалки хватает на весь концерт и всё отлично!
