Моя статья — об Акинфееве, и вот уже который час клавиша Delete — самая востребованная на клавиатуре ноутбука.
Нынче ему — 25, и так легко сбиться на панегирик, и так правильно и нужно сбиться на панегирик. Для кого, как не для него, звенеть медными трубами и рассыпаться фейерверком восторженных прилагательных? Я несколько раз бывал в его старой квартире у МКАД и помню, как выглядит витрина напротив входной двери. Кубки, планшетки, медали...
У каждого журналиста — своя память и свои удачи. 14 лет назад, тоже на окраине Москвы, я смотрел, как тренируется юношеская сборная столицы, и запомнил худого злого мальчишку, раздраженного невозможностью допрыгнуть до перекладины и без того не самых габаритных ворот в пыльном манеже общества “Трудовые резервы”. Ему забивали нарочно над головой — и злость эта была одновременно смешна и возвышенна. В нашем советском детстве на ворота обычно ставили тех, кто играл не очень. Вот и мальчик этот, как мне показалось...
Тренер сборной, увидев, куда я смотрю, назвал фамилию и велел ее запомнить. Мол, точно будущая звезда. Он был так уверен, что я почти ему поверил.
6 лет прошло, прежде чем я снял шляпу перед тем главным человеком в “Трудовых резервах”. ЦСКА играл в Самаре, сломался по ходу игры Мандрыкин, и тот подросший мальчик, только начавший матереть в руках Газзаева и Чанова, вышел на замену и сыграл так, что стало ясно: действительно — звезда.
Впрочем, нет нужды повторяться, история общеизвестная. Талант, помноженный на ежедневную пахоту плюс готовность сыграть, когда придет такой день. И еще — обычное детство за плечами: с протертыми на коленках старыми спортивными штанишками, такой же школой, как у всех, такой же жизнью, как у всех русских мальчишек.
Хотя нет, неправда. В его детстве уже началось разделение на людей обеспеченных и нет — одни жили сыто, другие не очень. Игорь однажды рассказал: у родителей не нашлось денег, чтобы дать сыну на поездку в метро. Он все равно собрал сумку и пошел на тренировку. Когда дошел до вестибюля метрополитена, остановился. Было стыдно попросить денег у кого-то из незнакомых взрослых. Стоял на ветру и старался не заплакать. И вдруг увидел на земле пятирублевку.
Бог ли его испытывал или это был обычный счастливый случай — кто теперь скажет? В любом случае, он понял, что у него за характер. И потом убеждался в своих выводах не раз и не два. Когда его впервые обвинили в звездной болезни и он растерялся, потому что было непонятно, как за несколько месяцев страна могла разлюбить того, кого обожала. Или когда прошлой осенью кто только не предлагал заменить его в воротах сборной, уверяя, что нет прежней мотивации, что он заскучал в России и ему пора уезжать.
Прошу прощения, это все-таки юбилей. Надо сказать что-то такое, торжественное.
Сейчас. Сейчас-сейчас.
Не знаю, заметили ли вы, что он в сборной и ЦСКА первый не только по своему вратарскому статусу, но и по алфавиту. Хорошая привычка — во всем быть первым.
Насколько я с ним знаком, уверен — с привычками он расстается неохотно.
