Пляжный футбол
26 мая 1958 года Яшин со Стрельцовым — вратарь и центрфорвард — перед обедом собирались на рыбалку. В подмосковной Тарасовке, на спартаковской с довоенных времен базе, где сборная страны проводила последние дни перед отъездом на чемпионат мира в Швецию. В протекавшей неподалеку Клязьме водились щуки, судаки… И заядлый рыбак Яшин предвкушал богатый улов. Стрельцов взял удочки, как говорил, за компанию с Лёвой. Но рыбалка не состоялась: на территорию базы въехал милицейский фургон, и трех олимпийских чемпионов — Стрельцова, Огонькова и Татушина — милиционеры вывели, что называется, под белы ручки.
Накануне у команды был выходной. В тот роковой день в Школьном переулке в престижном ателье неподалеку от проспекта Мира была назначена примерка парадных костюмов, сшитых к чемпионату мира по футболу. «Победа» Стрельцова была в ремонте, он приехал на такси. Портные элегантно подогнали под размер модные блейзеры и брюки для своих знаменитых клиентов.
Стрельцов с Огоньковым отправились на встречу с Борисом Татушиным, который ждал их на улице Горького у магазина «Российские вина». Татушин с Огоньковым играли за «Спартак», Стрельцов за «Торпедо», но они дружили — так зачастую бывает в спортивной жизни. Неподалеку от винного случайно встретили спартаковскую легенду былых лет Сергея Сергеевича Сальникова и решили пропустить по этому поводу по стаканчику холодненького сухого — в выходной в жару кто откажется!
Наверное, у Стрельцова было неплохое настроение — неприятности вроде бы остались позади: несколько февральских суток в милиции за пьяную драку, последующий фельетон в центральной прессе С.Нариньяни «Звездная болезнь», снятие звания «Заслуженный мастер спорта»… Но его простили, вернули в сборную СССР — и впереди шведское первенство. Бокал сухого сыграл роль свистка на игру — почему бы перед отъездом не развеяться за городом на природе, тем более что в «Москвиче» Бориса Татушина сидел его приятель летчик Эдуард Караханов с двумя девушками Инной и Ириной. Да еще у Караханова дача в поселке Правда, а девушки обещали, что пригласят двух подружек.
Вот и помчались с ветерком на берег водохранилища в Тишково — через магазин, разумеется. Девушки поначалу даже не верили своему счастью, что так красиво гуляют со знаменитыми на весь Советский Союз кавалерами.
Сладкая сказка обернулась для всех горькой былью, а Эдуард Стрельцов вернется домой на Автозаводскую только через 5 лет.
Но это будет чуть позже, а пока веселая компания — обещанные подружки к ним присоединились у реки — выпивает, закусывает и, конечно, играет в футбол. Пляжный матч века «Спартак» — «Торпедо»: Огоньков с Татушиным против девушек и Стрельцова в воротах. 1:0 — спартаковцы побеждают с минимальным счетом, и все дружно обмывают это событие.
Как грустно заметил летописец Стрельцова писатель Александр Нилин, они и представить себе не могли, что вместе проводят прощальный матч — больше друг с другом они никогда не сыграют.
А судьба Эдуарда Стрельцова, к сожалению, обрела исконные торпедовские цвета — черно-белые.
Коктейль для девушки
Я держу в руках уголовное дело Московского областного суда по обвинению Эдуарда Стрельцова в изнасиловании: начато 26 мая, окончено 23 июля 1958 года. (Выражаю искреннюю благодарность за помощь в работе над этим делом сотрудникам Верховного суда России, своему коллеге Станиславу Скобло и адвокату Андрею Муратову. — П.С.) Из показаний участников становится понятно, как именно развивались события в тот роковой вечер.
Из показаний Тамары Тимошу:
«Я зашла с Инной домой, чтобы причесаться и надеть танкетки, так как я была босиком. Дома папе я сказала, что приехали ребята из 1-й сборной и я пойду на них посмотрю. Отец мне советовал не ходить, потому что он слышал об этих футболистах плохое. Я сама тоже читала фельетон в «Комсомольской правде» о Стрельцове. Свои мнения о Стрельцове и других я сказала Инне, но она меня успокоила и сказала, что они простые, хорошие ребята. Инна сказала, чтобы я одевалась, а сама побежала к Марине. На углу около дома Инны стояла машина «Москвич», светло-зеленый, новой марки. Когда мы подошли к машине, то увидели, что за рулем сидит мужчина, как потом мы узнали, Татушин, а на заднем сиденье неизвестная нам женщина. Инна познакомила нас, и мы узнали, что за рулем Борис Татушин и Ира. Мы сели в машину. Инна сидела около Татушина, а я, Марина и Ира на заднем сиденье. Мы поехали по направлению к Загорску».
Первые часы знакомства — звон стаканов, анекдоты, тосты, легкий флирт… Уже там, на пикнике, Эдуард Стрельцов начал оказывать Марине знаки внимания. Она не возражала — какой девушке не польстит внимание одного из самых знаменитых футболистов СССР?
Из показаний Марины Лебедевой:
«Я сидела со Стрельцовым, пила коньяк — ¼ граненого стакана, из четырехугольной бутылки с «Особой водкой» выпила опять ¼ граненого стакана, ¼ граненого стакана шампанского. Вите выпивки не хватило, и Таня со Стрельцовым, Огоньковым и Эдуардом поехала за вином. Они привезли 2–3 бутылки пива и 2–3 бутылки «Старки». Я выпила — ¼ граненого стакана «Старки». Закусывала я фаршированным перцем, яблоками, апельсинами, маринованными огурцами. Когда мы кушали, то я еще сомневалась, что это футболисты, и думала, что они выдают себя за них. Но проходящие мимо ребята с лодкой узнали их и предложили им сыграть в футбол. Футболисты отказались. После этого я перестала сомневаться, что они те, за кого они себя выдают. Покушав и выпив, мы играли в волейбол, футбол. В это время Инна со Стрельцовым уехали кататься, и Огоньков очень боялся, что Стрельцов, который разбил свою машину, разобьет и его машину. Поэтому в «Москвиче» я, Тамара, Огоньков и Татушин поехали искать Стрельцова с Инной, но мы их не нашли и вернулись».
Ближе к вечеру компания переместилась на дачу приятеля футболистов Караханова. Его тоже звали Эдуард — так в этом деле по удивительному совпадению сошлись два тезки. Отметим, что сам Стрельцов хозяина дачи знал только по имени, но Караханов был близким приятелем его закадычного друга Бориса Татушина. И, разумеется, Стрельцов не ждал никакого подвоха.
Из показаний Эдуарда Караханова:
«Когда наступил вечер, мы поехали ко мне на дачу, туда поехали: я, Стрельцов, Татушин, Огоньков и девушки: Марина, Тома, Инна и Ира. Мои отец и мать, когда мы приехали на дачу, были дома. Приехав ко мне на дачу, мы здесь также выпили, а именно: бутылку «Старки» и бутылку портвейна. Когда время подошло ко сну, то Марина и Тома сказали моей матери, что они уезжают, но так и остались».
Действительно ли Марина Лебедева хотела уехать с дачи? Ведь тогда простой треп девушки со Стрельцовым перерос в нечто большее. И сами подруги, кстати, путаются в показаниях, когда начинают вспоминать, кто планировал отправиться в Москву, а кто решил заночевать в веселой компании.
Из показаний Ирины Поповой:
«Марина и Стрельцов целовались, даже сидя за столом. Уезжать с дачи собирались только я и Марина. Тамара ехать отказалась, заявив, что она не может появиться дома, т.к. должна быть на работе».
Дальнейший ход событий участники драмы описывают по-разному. Не беремся комментировать, предоставим слово им самим.
Из показаний Марины Лебедевой:
«Когда Стрельцов начал меня втаскивать в комнату и говорить, чтобы я не боялась, так как он мне ничего плохого не сделает, я увидела, что в комнате находилась Инна. При каких обстоятельствах из комнаты вышла Инна, я не обратила внимания, потому как Стрельцов ко мне приставал.
Неожиданно на террасе погас свет и в комнате стало тоже темно. Кто погасил свет, я не знаю. Тут же Стрельцов стал меня валить на спину. Я ухватилась руками за спинку кровати. Завязалась борьба. Я сопротивлялась как могла. Сначала я предупредила его, что буду кричать, а когда кричала, он зажимал мне рот руками, и в это время я его укусила за палец. После этого он стал меня избивать.
После изнасилования я потеряла сознание. Через некоторое время я очнулась. Стрельцов лежал на мне и просил закурить у Эдика Караханова, который лежал на полу в этой же комнате. В комнате было тихо. Караханов сказал Стрельцову: «Разве можно так?» Очевидно, Караханов присутствовал в комнате, когда Стрельцов меня насиловал».
Из показаний Эдуарда Караханова:
«Мы с Ириной зашли в дом, где на кровати в комнате лежал Стрельцов с Мариной. При мне в доме Марина не кричала. Я, увидев Стрельцова и Марину в кровати, ушел с Ирой на веранду, где сидел с ней на веранде. Ввиду того, что мы захотели спать, то я ушел в эту комнату, где был Стрельцов и Марина, и лег спать на полу. Ни от каких шумов я до утра не просыпался».
Из показаний Эдуарда Стрельцова:
«Когда из-за стола ушли хозяева, то я и одна из девушек по имени Марина пошли спать в одну из комнат дома. Марина меня с собой не звала, но я решил пойти за ней. Когда вошли в комнату, то Марина подошла к кровати, я стал Марину целовать, она меня начала отталкивать и сопротивляться, но я снял с нее штаны. Во время борьбы она меня укусила за палец и поцарапала лицо. Я также два раза ударил. Когда происходила борьба, то Марина не кричала, а сопротивлялась молча. Несмотря на сопротивление, я силой прижал ее к кровати и совершил половой акт. От царапин на лице, укушенного пальца моя рубашка была испачкана кровью. Сразу после полового сношения я заснул. Вообще я плохо помню, что происходило во время борьбы с Мариной. В совершенном мною преступлении виновным себя признаю и поясняю, что это произошло только в результате моего сильного опьянения».
Можно представить, что творилось в душе у Стрельцова на следующее утро. События ночи стерлись из памяти под воздействием алкоголя. Ни спросить, что случилось, ни попросить прощения было не у кого — Марина не стала дожидаться рассвета.
Из показаний Эдуарда Караханова:
«Когда я утром встал, то Стрельцова я увидел в кровати одного с поцарапанной щекой и поврежденным пальцем. Я вышел на улицу, в машине Огонькова был он сам, и Инна была, и Ира. Бориса Татушина не было. Тома сказала, что он уехал ночью с Инной. Я спросил, где Марина, но на этот вопрос никто не ответил, хотя Инна сказала, что с Татушиным она не уезжала».
Из показаний Эдуарда Стрельцова:
«Когда я проснулся, то Марины в комнате уже не было. После этого случая я Марину больше не видел. Утром 26 мая около 7 утра я, Огоньков и две девушки: Тамара и вторую я не знаю, поехали в Москву на машине Огонькова. Я сразу заехал домой, где моя мать выстирала окровавленную рубашку. Никому из наших футболистов и моих знакомых о случае с Мариной я не рассказывал».
Из показаний Марины Лебедевой:
«Примерно около 3 часов ночи я замерзла, так как была совсем голая, кроме босоножек, ничего на мне не было. Я сказала Стрельцову, что замерзла. Он кого-то спросил, по-моему, Караханова, можно ли укрыться покрывалом. Он ответил «конечно». И я немного уснула. Я проснулась, встала и быстро оделась, так как собиралась уйти незамеченной. Меня удивило, что тот меня раздел так аккуратно, все вещи мои были не порваны и лежали в одном месте, на столе.
Дома я маме рассказала, что меня изнасиловал Стрельцов».
Было ли изнасилование на самом деле, если девушка даже не помнит, как ее раздевали? Да и алкоголя Марина намешала столько, что от водочно-коньячного вперемешку с шампанским коктейля здоровый мужик разум потеряет. Кроме того, сложно представить, что такое преступление совершается в полной тишине. Однако даже находившийся в той же комнате Караханов ничего не слышал. Не услышали стонов или криков о помощи и хозяева дома.
Из показаний матери Эдуарда Караханова:
«В ночь с 25 на 26 мая с.г. никакого шума или крика о помощи в своей даче я не слышала».
Чтобы понять, могли ли другие участники ночной вечеринки услышать посторонний шум, на даче Караханова провели специальный эксперимент. Любители сериалов сразу догадаются, о чем речь. Еще свеж в памяти сериал Валерия Тодоровского «Оттепель», где аналогичный эксперимент спас от обвинения в убийстве героя Евгения Цыганова. В реальной жизни Стрельцову наука не помогла.
Из протокола следственного эксперимента:
«Для проверки слышимости в квартире Миронова и Монахова прошли в комнату №1 и закрыли дверь. Из комнаты был слышен вопрос, заданный обычным голосом Мироновой, сколько времени. Слышимость была хорошая. Слова были все понятны.
После этого Михайлова дежурила у двери со стороны террасы. В комнате, где была изнасилована Лебедева, она услышала голос Мироновой, дважды позвавшей: «Инна».
«Прошу прекратить дело Стрельцова»
Сложно давать оценки случившемуся спустя почти 60 лет. Но очень вероятно, что было так: Марина Лебедева изначально была не против более тесного знакомства со Стрельцовым. Легкий флирт, шампанское, поцелуи... Согласие (после недолгих уговоров) остаться на даче до утра. Возможно, в свои 20 лет Марина не догадывалась, что за всем этим последует. Или, наоборот, догадывалась, но, так сказать, пустила ситуацию на самотек. Но по-любому получалось: «Я не такая — я жду трамвая, ой, подождите — не уходите».
А Стрельцов... Ну скажите, кому из молодых людей — здоровых, знаменитых, уверенных в себе — не знакома ситуация «после вчерашнего»? Когда толком не помнишь, где, как и с кем, но в голове назойливо стучит: не переборщил ли я? Как в старом анекдоте про то, как Ленин и Дзержинский опохмеляются утром 26 октября 1917 года. «Слушай, мы вчера Зимний брали?» — «Брали». — «Из «Авроры» стреляли?» — «Стреляли». — «Ё-мое, стыдно-то как».
В эту версию укладывается документ, который появился в уголовном деле 30 мая — всего через 4 дня после трагедии.
В Московскую областную прокуратуру
от гражданки Лебедевой Марианны Олеговны,
проживающей в г. Пушкино, 2-й Акуловский проезд, дом 21.
Заявление
Прошу прекратить дело Стрельцова Эдуарда Анатольевича, т.к. я ему прощаю.
30.05.58 г.
Лебедева
Итак, жертва преступления попросила простить преступника. Случай нередкий даже в такой деликатной истории, как изнасилование. Почему же Лебедева пошла на попятный? У нас есть возможность рассказать читателям «МК», что предшествовало письму Марины в прокуратуру.
Из показаний Марины Лебедевой:
«Утром ко мне пришла на квартиру мать Стрельцова. Стала называть меня дочкой и просила, чтобы я перешла к ней жить, если Эдика осудят. Уходя от меня, мать Эдика сказала мне: «Ты, дочка, подумай». Когда ушла из дома Стрельцова, ко мне пришли хозяйка дачи Караханова и Тамара и сказали мне: «Выручай ребят, все в твоих руках».
Вскоре приехали на машине Татушин, Караханов, Тамара и Инна. Ребята долго разговаривали с моей мамой. Ко мне в комнату пришли ребята около 23 час. 30 минут и сказали: они пришли меня просить, чтобы я простила Стрельцова. Я покачала головой и сказала Караханову: «Ведь ты же был в той комнате, все видел». Он стал отрицать, что его не было, что он куда-то уезжал и что я путаю.
Долго они сидели молча, вздыхали. Оба сожалели, что они тоже терпят неприятности: один по футболу, а второго могут уволить со службы в армии.
Сегодня, 30 мая, в 9 часов утра пришла ко мне мать Стрельцова и принесла коробку зефира, конфеты, два лимона и две банки компота. Я и мама не брали, но она просила, что все это принесла больной, т.е. мне. Стрельцова опять начала плакать, чтобы я простила Эдику. Она также с этой просьбой обращалась и к моей маме. Моя мама мне сказала, что, может быть, мне будет легче, если я прощу. Я была в потрясенном состоянии, связанном со всеми событиями и всеми этими посещениями. По просьбе матери Стрельцова после долгих моих колебаний я написала заявление в прокуратуру о том, что я прощаю ее сыну».
Кремлевский банкет
Следователь Мытищинской прокуратуры Муретов сразу сказал знаменитому футболисту: «Пиши явку с повинной да поедешь домой — кто тебя, «звезду», в камере держать будет?». Стрельцов написал: «Явка с повинной. 25 и 26 мая мы были на даче в Правде. Никакого изнасилования я не совершал и ничего про это не знаю». Подпись: «Стрельцов, 26 мая 1958 года». Взбешенный следователь отправил Стрельцова в «обезьянник», понимая, что вопрос с центрфорвардом сборной СССР будет решаться, конечно, не в провинциальных Мытищах, а на самом верху.
И здесь мы должны вернуться на два года раньше, в золотой для олимпийской футбольной сборной 1956 год, когда после победы в Мельбурне состоялся торжественный прием в Кремле. Герои, которых встречали поистине по-царски — столы ломились не только от деликатесов, но и от спиртного, конечно, — позволили себе расслабиться. Да и высшие руководители государства себе мало в чем отказывали. И вот тогда первый секретарь Московского городского комитета партии Екатерина Фурцева сделала Стрельцову королевское предложение — выдать за него свою 16 летнюю дочь Светлану, в комнате которой над кроватью висел вырезанный из глянцевой обложки «Огонька» портрет центрфорварда.
Мы уже не узнаем, насколько серьезным было предложение одной из главных фигур кремлевского пасьянса, да это и не главное. Важнее, что Стрельцов отказал Фурцевой совсем не в той форме, в которой было принято общаться в стране с высокопоставленными партийными бонзами. Разгоряченный алкоголем Стрельцов в окружении друзей-футболистов, не задумываясь о последствиях, резко отшил Фурцеву: «Нет, я свою Алку ни на кого не променяю». И оскорбительную выходку юного олимпийского чемпиона она, конечно же, запомнила.
Биография Фурцевой тоже в своем роде трагическая. Влиятельная и независимая (насколько мог быть независим человек на вершине власти в партийном аппарате), она принадлежала к небожителям, которые определяли судьбу Советского Союза. Про нее написаны книги, сняты сериалы, да и как сценаристы могли бы обойти вниманием биографию простой девчонки из Вышнего Волочка, попавшей на вершину власти. И покончившей с собой в собственной ванной (по свидетельству экс-председателя КГБ СССР Владимира Крючкова) в ту же ночь после снятия с поста министра культуры СССР. И, как свидетельствуют очевидцы, Фурцева была злопамятна.
Владимир Маслаченко однажды поведал мне такую историю. В те годы руководителем футбола в стране был Валентин Антипенок. Фурцева, как член Президиума ЦК КПСС, курировала в том числе и спорт. На одном из совещаний докладчиком как раз и был Антипенок, по ходу выступления Екатерина Алексеевна его перебила. «Та подож ж жите вы!» — с чисто одесским говором отреагировал футбольный начальник, эмоционально махнув рукой.
После совещания к нему подошел молодой человек в неприметном костюме и вежливо, но твердо сказал: «Пожалуйста, сдайте ключи от кабинета и сейфа. Немедленно».
Спустя два года после олимпийского кремлевского застолья, когда Стрельцов по собственной глупости навлечет на себя неприятности, говорят, именно обиженная на футболиста Екатерина Фурцева предвзято доложит тогдашнему вершителю судеб Никите Сергеевичу Хрущеву о том, что произошло на подмосковной даче в поселке Правда. И разъяренный первый секретарь ЦК КПСС прикажет: «Строго наказать подлеца, посадить надолго!»
И очевидно, что заявление Лебедевой — понять и простить — никакой роли уже не играло. Более того, маховик следствия завертелся с космической скоростью, а работники Мытищинской прокуратуры помчались к ней домой и застращали так, что девушка кинулась забирать свое заявление обратно.
Но почему Стрельцов, отрицавший свою вину, все-таки написал признательные показания?
Напомню, торпедовский тренер Виктор Маслов позвал 16 летнего Стрельцова на южные сборы с командой мастеров, увидев его в заводской команде «Фрезер». Перовский парень, выросший без отца, с перенесшей инфаркт и болевшей астмой мамой-инвалидом, пришел в команду в ватнике и с деревянным чемоданчиком в руках.
И что вы хотите от бесхитростного Эдика со школой- семилеткой, которому противостояли юристы с солидным стажем, воспитанные еще сталинским режимом! Наобещали с три короба: давай подписывай и иди играй в свой футбол. Он подписал и отправился в Бутырку, причем по дурной статье. И, называя вещи своими именами, крупно повезло Эдику, что встретил в камере авторитетного вора Колю Загорского, который оказался болельщиком и в парне в стираной торпедовской футболке признал Стрельцова.
Выслушал его горький и честный рассказ и пообещал, что бушлат на голову ему одевать никто не будет. Еще и разослал «малявы» по тюрьмам и зонам, что Стрельцов — пацан правильный. Наивный Стрельцов сперва и понять не мог, что ему грозило в камере с его-то нехорошей статьей.
Государственный обвинитель попросил для Стрельцова максимальный по тем временам срок — 15 лет, даже не учитывая, что в семье у Эдуарда мать-инвалид и двухмесячная дочь Мила. Судья проявил «снисхождение» и огласил приговор: 12 лет лишения свободы.
Воровской сходняк
Судачили в те времена: дескать, у Стрельцова в тюрьме и икорка, и балычок, и водочка — только тренируйся. Тем ценнее сохранившиеся в архивах воспоминания начальника конвоя в Вятлаге Ивана Александрова: «Осенью 1958 года мне впервые попало в руки уголовное дело Стрельцова, а вскоре вывели и его самого во внутренний двор пересыльной тюрьмы. Глазам не поверил: Стрельцов!
Многое он мне рассказал. Парень был открытый, добрый, истинно русская душа. Наивный. Удивление было в его глазах, когда он вспоминал, как обманул его московский следователь. Уговаривал сознаться в преступлении, которое Стрельцов не совершал. Хорошо подкатился... Подпиши признание — и сразу на свободу выйдешь, кто же Стрельцова в тюрьме держать будет, ведь через три дня начинается чемпионат мира в Швеции. За тебя такие люди хлопочут, страшно фамилии их назвать.
И даже в лагере Стрельцов искренне верил, что его невиновность очень скоро кем-то в Москве будет доказана, за ним приедут и освободят. Мне тоже в это хотелось верить. В те первые встречи мы не знали и не могли знать, что у него впереди долгие годы лишения свободы и жестокие схватки за выживание. В первом же лагере на него наехали блатные. Произошла стычка Стрельцова с малолеткой. По лагерному закону не положено обижать приблатненных малолеток. Из них воры в законе выращивают себе смену.
У малолетки была кличка Репейник. Хоть и восемнадцати не было, еще тот бугай — не всякие трое взрослых могли с ним справиться. Но и Стрельцов не из тех, кто очень терпеливый. Въехал Репейнику по первое число. Той же ночью зона притихла. Раньше обычного прекратились хождения между бараками. Все были в курсе, кроме Стрельцова. Готовился воровской «сходняк».
Из агентурного сообщения в оперчасть: «Отрицаловка собирается на толковище в котельную. Понтуют поставить Стрельцова на куранты».
«Поставить на куранты» в 1958 году обозначало одно — убить человека. Но неизвестно, как могло обернуться убийство Стрельцова, явно имевшего серьезных друзей в Москве. Все взвесили в административной зоне. Снова перетолковали между собой блатные. Чем им пригрозили? Отправкой в «сучью» зону. Тот год стал самым памятным после бериевской амнистии 53 го. Большие начальники решили покончить с воровским миром силами самих же заключенных.
В три часа ночи Стрельцова разбудили. «Выходи, разговор есть». С верхних нар на него набросили одеяло, избили, но не до смерти. Конвоиры отвезли Стрельцова в двенадцатый лагпункт, трагически знаменитый на весь Север. За оградой «лечебного» лагеря широко раскинулось безымянное кладбище. Стрельцов выжил. В лагерный поселок Лесной он уже не вернулся».
«Приеду я только к тебе»
Сохранились письма Стрельцова из колонии его маме, Софье Фроловне, которая передала эти трогательные послания писателю Александру Нилину. Благодаря ему они и дошли до наших дней.
Здравствуй, дорогая мама!
Мама, Верховный суд утвердил приговор. Скоро, наверное, направят в лагерь. Мама, за меня не беспокойся. Все будет хорошо. Береги свое здоровье, себе ни в чем не отказывай. Если будет тяжело, то продай машину. Мама, купи мне сапоги и подбей их подковами, чтобы они не стаптывались. Найди какой-нибудь плохонький свитер и все это принеси 18 числа. Если не успеешь, то в следующий раз принеси обязательно. Погода стала плохая, идут дожди, а у меня прохудились ботинки. Еще принеси носки теплые и шапку зимнюю черную каракулевую. В лагере, говорят, дают плохую.
…Мама, начинается зима, пришли мне, пожалуйста, шерстяную фуфайку от костюма тренировочного, футболочки шерстяные, безрукавки две штуки, если есть, варежки или перчатки. Если ты отослала мне 100 рублей и сахар, то больше ничего пока не надо.
…Живу ничего, работаю слесарем. Учусь в 8-м классе «Б». Продуктов никаких нету, если что можешь, то пришли, а если нет, то за меня не беспокойся, ничего не случится…
…Мама, ты пишешь, что отбирают комнату. Отдай им эту комнату и не расстраивайся. Буду жив и здоров, заработаем все потерянное, а если не заработаем, то проживем и на пятнадцати метрах. Самое главное для меня, это чтобы ты была жива и здорова… Приеду я только к тебе!
…Насчет квартиры, мама, не переживай, пускай отбирают. Но чтобы они тебе дали такую же, какую ты отдала в Перово. Они не имеют права меньше дать…
Мама, не ты недоглядела, а я сам виноват. Ты мне тысячу раз говорила, что эти «друзья», водка и эти «девушки» до хорошего не доведут. Но я не слушал тебя и вот результат… Я думал, что приносил деньги домой и отдавал их тебе — и в этом заключался весь сыновний долг. А оказывается, это не так, маму нужно в полном смысле любить. И как только я освобожусь, у нас все будет по-новому…
…Давай-ка быстрее продавай машину, расплатись с долгами и ставь себя на ноги. Хуже нам было в войну и после войны, и то пережили. А это как-нибудь переживем. Ведь не я один сижу, многие матери так же остались одни. И если все будут говорить: не хочется жить, то что нам останется делать? У нас же хуже положение, и то мы не унываем… Мама, когда продашь машину, я попрошу тебя, чтобы ты выслала сто рублей. Эти деньги будешь высылать вместе с посылкой. Запечатайте их или в сахар в коробке. Коробку откройте, выложите половину сахара, положите сто рублей, опять сложите сахар и заклейте коробку, чтобы не было заметно. Они мне нужны. Только вышлешь, когда продашь машину… Мама, у тебя очень плохое здоровье. Ты быстрее продай машину и езжай на курорт. Может быть, здоровье у тебя и поправится. А в мае я уже буду знать точно: сколько мне сидеть… если сможешь сама купить мяч, то купи и пришли. Валенки были немного малы, но я их растянул и подшил, теперь они стали по ноге…
…Вот я снова покидаю по счету уже четвертый лагерь… мне очень интересно, почему меня перегоняют с лагпункта на лагпункт, по какой причине. Вы там не писали никуда насчет моей учебы? Если это по причине учебы, то хорошо. А если по другой причине, то какую цель они преследуют, перегоняя меня из лагеря в лагерь? Ну ладно, об этом хватит, поживем — увидим.
…Стал каждое утро делать зарядку, обливаться холодной водой, в общем, потихоньку начинаю готовиться к свободе. Правда, пока одни надежды, но через два с половиной месяца надежды могут и оправдаться. Так что, мама, наберемся терпения и эти два с половиной месяца подождем…
Центрфорвард или бывший зэк?
За то время, пока Стрельцов сидел в колонии, жена Алла с ним развелась. И потом обижалась, что жены торпедовских футболистов демонстративно не смотрели в ее сторону. Но и семейную жизнь Аллы с Эдуардом образцово-показательной не назовешь. Вот что она вспоминала: «Пришли как-то в гости к торпедовским ветеранам, они так ласково на нас смотрели, умеренно потягивали винцо.
Все, кроме Эдика. Тот уже давно забыл, что такое умеренно. Никогда не забуду слов жены одного из ветеранов: «Деточка, вы что же, не имеете на него никакого влияния?» Как же мне стало тошно! По дороге домой демонстративно с Эдиком не разговаривала. Он тоже хмурился. Как вдруг у выхода из метро увидел знакомую чистильщицу ботинок Зулейку. И что вы думаете? Все свои горести Эдик тут же забыл, меня в том числе, и давай эдак дурашливо с ней трепаться. Я не выдержала, побежала домой одна. Свекрови это явно не понравилось. Она тоже у меня спросила: «Ты что, не имеешь на мужа влияния?» Она же видела, что Эдик постоянно возвращается под утро.
И вот появляется он. Веселый, пьяный, как обычно... Ну, думаю, пусть мама видит, какая у ее сына хорошая, строгая жена. Взяла и врезала Эдику по довольной физиономии.
Софья Фроловна посмотрела на все это совершенно спокойно и постелила сыну в коридорчике. Потом стала стелить ему там все время. Мы и рады бы личную жизнь наладить, да перед свекровью неловко».
Многолетний партнер Стрельцова по нападению Валентин Иванов сказал: «Он был самый сильный среди нас на поле и самый слабый — в жизни».
4 февраля 1963 года в тульскую колонию приехал суд — судья, два народных заседателя и прокурор района. Вынесли решение об условно-досрочном освобождении Стрельцова.
Из колонии его забирали торпедовский футболист Виктор Шустиков, администратор команды Георгий Каменский и мама Софья Фроловна. Я позвонил Шустикову и попросил вспомнить тот зимний день: «Парторг ЗИЛа Аркадий Вольский выделил нам черную «Волгу», — рассказал Виктор Михайлович. — Эдик расписался в тюремной ведомости и вышел на улицу. Не суетился, внешне был спокоен. Мы с Каменским кинулись к нему, мать не смогла — разволновалась, осталась в машине. Жора достал бутылку коньяка, выпили за свободу.
Только отъехали, Эдик просит: «Остановите машину!» Снял черную телогрейку и запустил ее в овраг. До сих пор у меня перед глазами картина, как тюремная роба летит вниз. Потом поехали в его квартиру на Автозаводскую».
Но кто он теперь, Эдуард Стрельцов, — центрфорвард или бывший зэк со справкой об освобождении?
Остановка по приказу министра
Мы познакомились с Эдуардом Анатольевичем Стрельцовым в канун пятидесятилетия не в славных «Лужниках» или заводском «Торпедо», а в небольшом зиловском спортзале, где он занимался с мальчишками.
На балконе несколько приятелей Стрельцова совмещали приятное с полезным — утоляли футбольную жажду, а жажду иного рода компенсировали портвейном «Агдам». Веселый перезвон стаканов под стук футбольных мячей вынудил и Эдуарда Анатольевича пару раз посетить дружескую компанию на балюстраде.
Может, благодаря крепленому азербайджанскому вину Стрельцов и отнесся благосклонно к нашей настойчивой просьбе — запечатлеть для «МК» его знаменитый пас пяткой.
Выглядел тогда Стрельцов немного погрузневшим и слегка утомленным. Но пошел он нам навстречу без излишнего кокетства, свойственного некоторым большим мастерам.
Под щелканье фотографического затвора Сергея Жабина и подбадривающие возгласы веселых приятелей со второго этажа он отдал коронный пас пяткой — свой футбольный автограф.
В мгновение, запечатленное Жабиным, я и увидел вновь, словно в кадрах кинохроники пятидесятых-шестидесятых, молодого и счастливого Стрельцова.
Впрочем, может, мне это только показалось. Как, допустим, под влиянием красноречивых очевидцев, не устающих пересказывать матчи с его участием, создалась у меня иллюзия, что следил за ним годами в сотнях игр.
Хотя видел его на зеленом газоне, как и мои ровесники, только в считаных матчах, в основном застав Стрельцова на поле уже ветераном.
А в детстве моем, помню, колорит образу Стрельцова придавали к тому же и обстоятельства — облетевшая, к примеру, всех история о том, как он опоздал на поезд, который вез сборную на ответственный международный матч. Стрельцов со своим партнером Валентином Ивановым догоняли поезд на машине, и не кто иной, как министр путей сообщения СССР, разрешил незапланированную остановку этого поезда на станции в Можайске.
Стрельцов во время той игры с Польшей получил тяжелую травму ноги, с поля его вынесли на руках. Он умолял доктора: «Сделайте что-нибудь, я должен вернуться и забить гол». Он вернулся и забил, реабилитировав себя за легкомыслие.
Старший тренер сборной СССР Гавриил Качалин после матча скажет журналистам: «Я не видел никогда, чтобы так с двумя здоровыми ногами Стрельцов играл, как сегодня с одной!»
Эпизод с опозданием на поезд стал одной из центральных сцен художественного фильма «Одиннадцать надежд», на который болельщики-зрители валили как на футбол, пытаясь угадать, каких любимых ими футбольных персонажей играют артисты.
Изюминку фильму добавляло и то, что жену главного тренера СССР в исполнении Анатолия Папанова воплотила в экранный образ несравненная Валерия Бескова — жена Константина Бескова, превосходно знакомая с этой трудной ролью и в повседневной жизни: Бесков в пору съемок как раз возглавлял сборную.
Три кумира
У молодежи, как говорили в ту пору, было три кумира — Илья Глазунов, Евгений Евтушенко и Эдуард Стрельцов.
На чаепитии в глазуновской галерее на Волхонке я завел об этом разговор с Ильей Сергеевичем (вечная память великому художнику). Но он недоуменно поинтересовался: «А кто такой Стрельцов?» Допускаю, что Пикассо тоже не имел никакого понятия о Пеле, а Сальвадор Дали не подозревал о существовании Марадоны. Гении живут в своих мирах…
Хотя, как я вижу через десятилетия и по отзывам очевидцев, Стрельцов мгновенно как-то проник в сердца людей, даже и от футбола далеких. Возможно, из-за кажущейся легкости своих действий на поле: а что это, как не футбольная гениальность? Ему и подражать пытались во всем, включая и прическу с желтым чубом, или, как модно было говорить в те времена, — коком. Даже бывший тогда дублером Валерий Воронин, впоследствии игравший с Яшиным за сборную мира, причесывался «под Стрельцова». А уж красавец Воронин, сбежавший ночью со сборов с торпедовской базы «Мячково» во время Московского кинофестиваля, чтобы встретиться в Доме кино с Софи Лорен — она хотела с ним познакомиться, — всегда служил эталоном футбольной элегантности.
При той нашей встрече в обшарпанном спортивном зале Эдуард Анатольевич с подкупающей долей откровенности стал рассказывать мне, молодому репортеру: многое упустил он по собственному легкомыслию, не сделав на поле и половины того, на что, как чувствовал, был способен. Признавался, что, с одной стороны, футбол дал ему больше, чем самые смелые детские ожидания, с другой — с горечью повторил: это совсем не означает, что он, Стрельцов, всего в футболе добился.
Неожиданно пожаловался, что столь сурового наказания, оторвавшего его на долгий срок от футбола, да и от жизни, не заслуживал. Добавив при этом с грустью, что, став старше, понял: даже несчастья расширяют жизненный опыт, который потом сказывается на характере, отношении к жизни.
Говорил мне, что тогда мало кто верил в его возвращение на поле, да и сам он на это практически уже не рассчитывал. Но как-то в очередной раз попал на прием к высокому начальству. И после разговора, что называется, по душам неожиданно услышал от хозяина кабинета: «Что же ты руку на прощание не подаешь?» В тот момент и понял, что вернется в большой футбол.
Даже не листая футбольную статистику, каждый понимает, что в истории не было случая (да и не будет), чтобы человек, пропустивший 7 сезонов, вернулся на поле. Причем не только не потеряв главного в игре, но и приобретя черты, необходимые новому футболу. Не случайно же Стрельцов после возвращения дважды признавался лучшим футболистом СССР. Но объяснить, как ему удалось невозможное, Стрельцов мне не смог. Сказал только, что все получилось само собой.
Я спрашивал: как могла бы сложиться его жизнь, добейся своего ЦСКА, когда во второй половине 1950-х молодого торпедовского форварда хотели призвать в армию? Тогдашний директор ЗИЛа Павел Дмитриевич Бородин взбунтовался: отправился на Старую площадь в ЦК КПСС и убедил партийных работников, что рабочий класс не простит, если Стрельцова заберут из «Торпедо». (И Стрельцов потом произнес историческую фразу: «Армия — армией, а Цика — Цикой».) Но Стрельцов в ответ только пожал плечами.
Я тогда не сразу, но все-таки репортер во мне победил болельщика, высказал пусть и нелицеприятное мнение, что зальчик периферийный и ватага мальчишек совсем не соответствуют футбольному статусу Эдуарда Стрельцова. Он не обиделся, напротив, искренне постарался объяснить, что старший тренер команды мастеров должен быть человеком предельно требовательным, даже жестким по своей натуре. Он же, Стрельцов, мягкий человек, и у него не поднялась бы рука отчислить кого-то из команды.
В разговоре я коснулся и книги, написанной в содружестве с писателем Александром Нилиным. Но неожиданно расстроил Эдуарда Анатольевича, потому что он стал сетовать: мало кому из настоящих ценителей футбола она попала в руки — далеко не всем удалось ее достать. (С гордостью отмечу, что благодаря Нилину у меня на полке рядом с яшинским мячом хранится авторский экземпляр.)
Я, естественно, поинтересовался: не чувствует ли он сам после оглушительной славы некоего одиночества? Но он спокойно ответил, что, хотя и не считает себя замкнутым человеком — скорее, по-своему компанейским, — в шумном обществе никогда не чувствовал особой для себя необходимости.
Жалею, что не задал вопрос — видит ли он знак судьбы, что жизнь его невообразимо сложилась в цвет любимой торпедовской команды — черно-белый? Но что теперь…
Опалу снял Брежнев
С его разрешения я поехал после интервью провожать Стрельцова. И не забуду, как, подъезжая к метро «Курская» — конечной станции нашего маршрута, — он сам неожиданно вернулся к болезненной для него теме трагедии на подмосковной станции Правда. И с горечью говорил мне на прощание: «Все не так было, Петя, все было не так!»
Видел, как он вышел на поле играть за ветеранов в матче, устроенном в его честь. Трибуны при одном появлении Стрельцова сразу радостно оживились.
Он-то знал, чего от него ждут. И не томил ожиданием болельщиков, которые, как всегда, пришли «на Стрельцова». Со свистком судьи исполнил свой знаменитый пас пяткой, переадресовав мяч партнеру. Достаточно оказалось этого штриха, чтобы самые объемные футбольные картины ожили в нашей памяти.
Привыкший каждым шагом и жестом создавать зрелище, он и теперь — пятидесятилетний — мгновенно стал близок публике, как и в былые свои лучшие времена.
Но это я забежал вперед. А если продолжить в хронологическом порядке, когда Стрельцов оказался на свободе, то нельзя не вспомнить, какая борьба шла за то, чтобы центрфорварду разрешили снова играть в большой футбол. И здесь на первый план выходит фигура секретаря парткома ЗИЛа Аркадия Вольского, востребованного и в постсоветской России — он работал председателем Союза промышленников и предпринимателей. Военному юристу и другу Стрельцова Андрею Сухомлинову Аркадий Вольский рассказал, кто наверху решил судьбу футболиста.
«Где-то в конце 1964 года, уже после октябрьского Пленума ЦК КПСС, когда после смещения со всех постов Хрущева Генеральным секретарем ЦК КПСС стал Л.И.Брежнев, прорвался я к нему на прием с докладом о положении дел на ЗИЛе. На эту встречу взял с собой двух наших представительниц слабого пола, одна — Герой Социалистического Труда, другая — депутат Верховного Совета СССР.
Рассказал ему про завод, про людей, про производство, про планы. Вообще — все как положено. Женщины мои рядом сидят, подтверждают, улыбаются. Вижу, Леонид Ильич доволен встречей.
Вопрос о возвращении Стрельцова пока не поднимаю. Рано. Здесь ведь тоже, как в футболе, тактика своя нужна: некстати вопрос задашь и вылетишь из кабинета ни с чем, да так, что больше никогда туда и не попадешь.
В конце встречи Леонид Ильич, как обычно в таких случаях, говорит:
— Ну а чем помочь вам надо?
Я поблагодарил генсека за готовность помочь ЗИЛу в решении жизненно важных вопросов. Поставил их перед ним, получил добро. Вот тут, как я почувствовал, и настала пора заговорить об опальном футболисте.
— Негоже получается, Леонид Ильич, с Эдуардом Стрельцовым. Вы заядлый болельщик и не можете не помнить его. Вернулся парень из лагерей, а играть в «Торпедо» ему не дают, дисквалифицирован Спорткомитетом. Рабочие и весь коллектив просят.
Женщины мои головами закивали в поддержку моей просьбы, улыбнулись, глядя на Леонида Ильича с надеждой.
Брежнев задумался на несколько секунд и говорит:
— Я, Аркадий, одного не пойму: если вышел из тюрьмы слесарь, то ему можно работать слесарем, а если футболист вышел, то ему, выходит, играть в футбол нельзя? Законный вопрос? Справедливо ли это?
Я и обе мои помощницы почти хором ответили, что вопрос ставится правильно, что лишать Стрельцова возможности играть в футбол несправедливо, что это нужно поправить.
И вопрос был решен в тот же день. Решен, конечно же, положительно. С 1965 года Эдик опять играл в нашей команде, и в тот же год мы завоевали золотые медали чемпионата страны.
К медалям своим Стрельцов относился спокойно, как и к собственной славе, без всякой гордыни, что полностью соответствовало скромному его характеру, невзирая на оглушительную славу.
Недавно, в канун своего 90-летия (!), в редакцию «МК» приехал на встречу с журналистами легендарный Никита Павлович Симонян — подтянутый, энергичный, доброжелательный, неистощимый на разные истории. Заговорили мы с ним, конечно, и о Стрельцове. И Симонян растроганно стал рассказывать нам случай с золотой олимпийской медалью.
— Эдика мы очень любили, звали его Бэбби. Он был самый молодой в сборной СССР и подкупал нас, стариков, своей бескорыстностью, добродушием. Для юноши его возраста — Эдику было всего 18 — редкое свойство. Как правило, молодые футболисты тщеславны, честолюбивы, а у него близко ничего такого не было.
В Мельбурне, когда мы выиграли Олимпиаду, золотые медали вручали лишь тем, кто участвовал в финале. Но на последний матч тренеры поставили меня вместо Эдика, который блестяще отыграл все предварительные встречи. Его огромная заслуга была, что мы дошли до финала.
Получил я золотую медаль, а радости никакой — совесть мучает. Пошел к Стрельцову: «Эдик, медаль не моя — твоя. Ты ее заслужил». Он наотрез отказался: «За кого ты меня принимаешь». Я по-прежнему места себе не нахожу, мучаюсь. Отплыли домой на теплоходе «Грузия». Подхожу к нему, когда мы уже в море, опять с медалью — возьми, она твоя по праву. Тут Эдик осерчал: «Если еще раз предложишь мне свою медаль — обижусь».
«Лысый толстый дядька пятками пасы раздает»
Со Стрельцовым играло целое созвездие. Кого-то уже нет, кто-то коротает свой век у телевизора. Но всегдашний любимец публики Анзор Кавазашвили по прозвищу Черная Пантера — золотой вратарь «Торпедо» и «Спартака» — так же бодр, как в те годы, когда намертво ловил мячи из «девяток». И, кстати, ни один из вратарей не пропускал и не отбивал столько мячей от Стрельцова за годы совместных тренировок в «Торпедо» и сборной, как Анзор Кавазашвили, который сразу откликнулся на предложение поговорить о своем замечательном партнере.
— Когда вы появились в «Торпедо», Стрельцов еще сидел на зоне.
— Мы встретились, когда после тюрьмы он стал играть на первенство завода. Помню свое удивление: вышел на поле лысый толстый дядька, голова опущена, плечи согнуты, вокруг мельтешат футболисты, отобрать мяч не могут, а он пятками раздает голевые пасы. Я подумал: черт возьми, сам-то забьет или нет? На него летят соперники, а Стрельцов мяч отбросит пяткой партнеру — гол.
— Но вес убрал?
— Когда начал играть — похудел, но живот был заметен. Хотя за столом больше ковырялся вилкой, чем ел.
В «Торпедо» только одна тема была для разговоров: когда Эдику разрешат играть в чемпионате страны? Мы знали, секретарь парткома ЗИЛа Аркадий Иванович Вольский пытается решить вопрос через высшее руководство страны.
— Быстро он вернулся в игру?
— Люди приходили смотреть не на команду, а на Стрельцова. Ни один тренер наших соперников никогда агрессивно против Эдика своих футболистов не настраивал — держите Стрельцова, бейте его по ногам, блокируйте… Не дай бог, Эдика тронешь, он заводился так, что на нем могли висеть два-три футболиста, все равно протаранит, протащит на себе и забьет. Эту глыбу остановить было невозможно.
В Брянске или Туле стадионы не могли вместить людей. И крики с трибуны: «Эдик, я с тобой в колонии сидел…», «Эдик, я с тобой вместе на «химии» был». Иногда складывалось впечатление, что на трибунах одни зэки, которые помнили его по лагерю.
— Почему его не взяли на чемпионат мира 66-го года в Англию?
— Испугались. Не забудь, у нас страна была — Советский Союз. Расскажу такую историю. У него после отсидки первый выезд был с «Торпедо» в Австралию. И мне Аркадий Вольский лично сказал: «Анзор, ты комсорг команды, мы поселим Эдика с тобой в один номер, присматривай за ним, чтобы он ночью никуда не ушел». Я говорю: «А куда он должен уйти, Аркадий Иванович? Он же спать будет». Вольский отвечает: «Я тебя предупредил, глаз с него не спускай». При том, что с нами ездил человек из КГБ, как будто он из Министерства культуры, — отдельно за Стрельцовым следил. Но не уследили ни кагэбэшники, ни я.
Я уснул после игры. В дверь грохот. Вскочил, темно, а барабанят так, что снесут дверь. Открываю, стоит руководство команды вместе с тренером Владимиром Ивановичем Гороховым: «Где Эдик?» Отвечаю: «Да вон он спит». Повернулись, посмотрели на кровать, там его нет. Начинают разнос: «Почему не доложил, что его нет?» Я же вратарь, невозмутимо пожимаю плечами: «Я спал, откуда мог знать, что он ушел?» Пока эта перепалка идет, вдруг в коридоре появляются Стрельцов с нашим нападающим Володей Щербаковым и две девушки, какие-то украинки.
— Где они там украинок взяли?
— В Австралии украинская колония была, целое поселение. Оказалось, Эдик с Володей зашли через дорогу от отеля в бар, выпили пива, познакомились с девчонками, потрепались. Ну, девчонки сказали: давайте мы вас проводим… И они вместе поднялись на этаж. А здесь шум, гам, тарарам… Вдруг Владимир Иванович Горохов подходит к этим девушкам, голое пузо, в трусах: «Гуд бай отсюда на фиг…» Те обиженные ушли, а мне влепили строгий выговор по комсомольской линии за то, что не досмотрел за Эдиком.
— Стрельцов извинился?
— За что извиняться? Мы разве сами в бар не ходили? Просто нас не ловили, а его поймали, потому что слежка за ним шла со стороны КГБ.
— На тренировках по воротам он лупил или старался перехитрить?
— Эдик тренировался меньше, чем остальные, не перегружал себя в физическом плане, занимался больше всего с мячом. Легкая атлетика, беготня неинтересна была. Я его заводил с пенальти и со штрафными. Эдик мне пенальти 10 из 10 клал. И подкручивал, и силу вкладывал в удар.
— После игр застолья были совместные?
— Собирались нередко на базе в Мячкове в выходные — место закрытое, охраняемое, кухня работает по высшему классу, как в ресторане. Ну, садились, байки травили, вспоминали какие-то истории. Но Эдик после тюрьмы, когда выпивал, становился очень замкнутым человеком. Честно говоря, мы с ним почти за столом не разговаривали, он замыкался в себе, а что вы хотите — такое пережить. Но все равно в Мячкове принимал участие в посиделках с удовольствием — посторонних никогда не было, всё без шумихи. А он все время боялся, что будут задавать дурацкие вопросы, ненавидел про колонию вспоминать. Застолья всегда заканчивались в парной, а это для него было святое.
— Парная после рюмки?
— Сердце-то у нас крепкое было, молодые пацаны. Какие ограничения… Выпил — ну и что, не ведрами же мы пили. Обычно шампанское, водку — реже.
— Неужели в ресторанах не гуляли?
— Я дружил близко с Харламовым и Мальцевым, Петровым и Рагулиным. И вот такой компанией всегда в кафе «Арарат» ездили, в месяц раз или два обязательно, там шикарное мясо готовили. Но Эдик с нами за стол только в Мячкове садился, не любил незнакомых людей рядом. Поэтому либо на базу, либо домой к жене Рае и сыну Игорю.
— Жена в ЦУМе работала?
— Заведующей сотой секцией, куда партийные номенклатурщики приезжали отовариваться, да и наши футболисты заезжали покупать дефицитные костюмы. Вначале Рая была простой продавщицей, потом повысили.
— Вы в «Спартак» перешли, играли против Стрельцова?
— Не случилось. И не жалею. Против него лучше было не играть. Вот против Пеле играл, он мне гол забил. Мне часто задают вопрос: за всю историю кого считаешь лучшим — Стрельцова или Пеле? Я всегда отвечаю: каждый из них — лучший в мире.
— Но вы еще вместе с ветеранами, как говорят в футболе, попылили…
— Даже рядом с Чернобылем играли, километрах в тридцати.
— Зачем поехали?
— Дураки были. Нам сказали, мы подчинились. После матча в Брянске туда отправились. Эдик по дороге водочки выпил, его развезло, оставили в раздевалке спать. На стадионе начался скандал, народ прорвался на поле, люди стали скандировать: «Стрельцов, Стрельцов!» Мы их пытались успокоить: «Стрельцов плохо себя чувствует». Ничего не помогает, требуют: «Покажите его». Ладно, вывели Эдика из раздевалки на поле, крики: «Ура! Стрельцов!» Слава у него была космическая.
Выпьем за повара
Сохранился снимок: юный воспитанник футбольной школы молодежи Миша Гершкович на коленях у Льва Яшина, когда великий вратарь приехал в гости к мальчишкам. Пройдут годы. И нападающий московского «Торпедо» Михаил Гершкович, партнер Эдуарда Стрельцова по атаке, забьет Яшину гол. Лев Иванович после матча скажет: «Молодец, Миша! Но ты не только мне, другим вратарям тоже забивай».
Мы вспоминаем с Михаилом Даниловичем те замечательные ностальгические времена, говорим о его старшем товарище Эдуарде Стрельцове, к которому он и по сей день относится с непроходящей теплотой.
— Михаил Данилович, кто шутку придумал: «Если бы Пеле выпил столько кофе, сколько Стрельцов водки, он бы умер»?
— Фольклор торпедовских болельщиков тех лет, как говорят, в каждой шутке есть доля правды.
— Понять не могу, как он играл с плоскостопием? По тем временам с таким диагнозом даже в армию не брали.
— Я вам больше скажу: в сезоне 68-го года Эдик забил больше всех мячей — 21 гол. А у него был геморрой, причем в острой форме. После игр ходить не мог, лежал в раздевалке, кровь все время шла. Сделали операцию. Мы приехали Эдика навестить с ребятами. И врач нам говорит: «С таким геморроем нормальный человек ходить бы не смог, не то что бегать. Это за гранью моего понимания как медика».
— Вы с его паса пяткой нередко забивали…
— Есть определенные футбольные каноны, когда нападающий принимает мяч, разворачивается, оценивает ситуацию, а у него ничего не надо было ждать. По-моему, замечательный актер Анатолий Папанов как-то пошутил: «Стрельцов думает пяткой!» Неожиданно сбросит мяч пяткой, и ты уже один на один выходишь — это незабываемо!
— Михаил Данилович, знаю, Стрельцов не любил рассказывать про свою трагедию. Но ведь наверняка в ваших разговорах тема возникала?
— Да и я не любитель был его тюремную тему обсуждать, видел, насколько ему тяжело все снова переживать. Эдик держал ужасные воспоминания внутри себя. Но, бывало, нахлынет на него, рассказывал, как сидел, как пытались его сгноить. Правда, было достаточно много людей, которые вставали на его защиту. Любовь народная к нему была необычайной — так, по-моему, у нас только к Гагарину и Высоцкому относились.
Как-то за рюмкой он сказал: «Ты знаешь, мне, конечно, тяжко было всё пройти и слушать такие вещи про себя. Но когда я остаюсь один, мне легко, потому что знаю — я ни в чем не виноват. Я ни перед кем не виновен, никому не сделал ничего плохого, даже близко. Выпил, упал и уснул. Даже не знаю толком, что там происходило. Но то, что я ничего страшного не делал, могу сказать точно».
В глубине души, особенно когда он выпивал, тема его будоражила. Он был просто взрослый ребенок. Когда поддаст, мог чего-то там… А когда в трезвом состоянии, как говорят, мухи не обидит. И никогда не кичился, что он Стрельцов.
Расскажу одну историю про его характер. Мы с ветеранами сборной СССР прилетели играть на Дальний Восток. Потом банкет, принимал первый секретарь горкома партии, который сам и вел великолепно накрытый стол. Большой поклонник Стрельцова, он поднимал один тост за другим за талант Эдика.
Проходит какое-то время, и Эдик ему говорит: «Василий Михайлович, можно мне слово сказать?» Тот обрадовался: «Конечно, Эдик, очень приятно». Стрельцов встал с рюмкой и говорит: «Хочу произнести тост за человека, которому мы всем обязаны — сидим за таким шикарным столом, все вкусно, красиво. Давайте выпьем за повара». Первый секретарь обалдел, он-то решил, что Эдик за него поднимает бокал. Ну, встал и ушел… В этом весь Эдик — он искренне считал: кто так вкусно приготовил? Разумеется, повар, за него и надо выпить.
— Вы же моложе Стрельцова, он вас, наверное, опекал?
— Я, когда начинал в «Торпедо», жил с родителями в малогабаритной трехкомнатной квартире в Кузьминках. Потренировались на базе в Мячкове, автобус в город шел мимо моего дома. Лето, все на даче, Стрельцов говорит: «Ну, молодой, показывай, где живешь». И с нами еще двое ребят. Ну, посмотрели квартиру, Эдуард Анатольевич говорит: «Нормально, здесь мы и отдохнем. Вы, два молодых (с Геной Шалимовым), за шампанским, а мы еще друзьям позвоним». Я спрашиваю: «Эдик, а сколько шампанского брать?» Он отвечает: «Да бери бутылки четыре». Я говорю: «Нас четверо, еще ребята подъедут. Хватит ли?» Он, помню, удивился: «Молодой, я тебе говорю, сколько на человека брать».
— А вы захаживали в гости к Эдуарду Анатольевичу?
— И на Автозаводской бывал, с мамой, Софьей Флоровной, общался. Эдик побаивался ее, жесткая женщина, но настоящая хозяйка была. Потом ему дали трехкомнатную квартиру рядом с Курским вокзалом, где к экзаменам нередко готовились. Начинали-то с ним учиться во ВТУЗе при ЗИЛе, но, хотя на заводе нас на руках носили, в техническом вузе поблажек не делали. Помню, велели выучить химию, Эдик говорит: «Эта химия толще, чем «Три мушкетера», как ее выучишь?» — вот и перешли в Малаховку, в областной институт физкультуры. У Эдика «Волга» была, на ней туда и ездили, Владик Третьяк, наш коллега по студенческой скамье, иногда составлял компанию.
Помню, на «Курской» сели зубрить научный коммунизм к госэкзамену. Рая, жена, на работе. Эдик говорит: «Надо по чуть-чуть выпить, закрепить знания». Начал искать, дома ничегошеньки. Эдик стал раздражаться: «Я знаю, где-то есть». Полез в бачок в туалете, потом под кровать, на антресоли — пусто. Он идет по коридору, там Раины сапоги зимние стоят, Эдик разозлился: «Во обарахлились, пройти некуда» — и пнул по сапогам. А там — буль-буль… Раз — и он достает из сапог пару бутылок.
— Не сильно ударил-то по сапогам?
— Легонько, с носочка, не разбились. Рая вон куда догадалась убрать, думала, Эдик здесь точно не найдет. Ну, знания закрепили и экзамен сдали.
Однажды в поездке с ветеранами на юг разморило его от жарищи до матча. Мы говорим: «Эдик, ты поспи, а мы перед банкетом за тобой зайдем». Сыграли, приходим к нему в номер, будим: «Пошли на банкет». Он спрашивает: «Какой счет?» — «Все нормально, выиграли 4:3». Эдик спрашивает: «А я играл?»
Баек этих можно рассказывать бессчетное количество. Но поймите — главным и единственным в жизни для Стрельцова был футбол. У меня был один из самых счастливых дней, когда мы 5:1 у «Спартака» в 68-м выиграли и Эдик с моих пасов два мяча забил, да и я два раза отметился голами. И он был так рад: «Миша, я тебе сейчас свою форму подарю, которая у меня в загашнике». Принес футболку с фирменной восьмеркой и трусы. И еще говорил: «Я играл со многими, но больше всех забил с тобой». Великий талант, время опередил намного, как Пеле, как Месси, как Роналду. Он и сегодня, выйди на газон, был бы снова великим.
— Не зря его называли русским Пеле…
— Ну гении оба… А кто из них лучше — не отвечу. Сложно ведь сравнивать Моцарта и Бетховена. Но то, что попади Стрельцов на чемпионат мира, гремел бы ничуть не меньше Пеле, — ручаюсь. И не знаю, как выглядел бы Пеле, не играй он 7 лет, как Эдик. А Стрельцов вышел на поле после такого гигантского перерыва и снова стал сильнейшим.
— Эдуард Анатольевич умер после своего дня рождения — фатализм какой-то.
— Мы со Славой Соловьевым, который играл за «Динамо» в хоккей с мячом и в футбол за «Торпедо», приехали 21 июля в онкоцентр на Каширку поздравить Эдика с днем рождения. Рая, жена его, нас встретила. Он уже был в таком состоянии… Рая говорит: «Миша приехал, Миша…» Он глаза открыл, заулыбался, увидев нас.
— Узнал?
— Я думаю, да. Потому что он улыбнулся… А ночью умер.
Стадион имени Стрельцова
Мы начали первую часть совсем не юбилейного повествования с того, как 26 мая 1958 года в подмосковной Тарасовке на спартаковской базе Яшин со Стрельцовым собирались удить рыбу на Клязьме. Но Стрельцова арестовали и исполнили приказ Хрущева: «Посадить надолго!»
Происшествие случилось в подмосковном поселке Правда, но самой правды в жизни Стрельцов никогда не добьется.
За несколько дней до смерти своему другу писателю Александру Нилину Стрельцов с горечью сказал: «Одного не пойму — за что меня посадили?»
Болезнь его была обнаружена неожиданно, он лечился от воспаления легких, но оказалось — рак легких. Лежал в отдельной палате, подолгу с закрытыми глазами, ни на что не жалуясь. Умирая в сознании, отказывался от обезболивающих уколов.
Обещал, что в субботу, на день своего рождения, будет дома. Но к двадцать первому июля ему было совсем плохо. По Москве прошел слух, что Стрельцов умер, — на стадионе «Динамо» после объявления диктора о дне рождения публика поднялась, преждевременно почтив его память.
А за три месяца до кончины, Стрельцов все-таки нашел в себе силы и мужество приехать на похороны Яшина. Постоял в почетном карауле, потом выразился по-житейски: теперь его, Эдика, очередь. Так и получилось через три месяца.
В середине прошлого века его посадили, в конце столетия стадион «Торпедо» назвали его именем, перед ареной поставили памятник гениальному футболисту Стрельцову.
В моих мыслях его судьба странным образом перекликается с финалом булгаковского романа. Стрельцов в моем понимании такой же — не от мира сего Мастер, — только, разумеется, большой игры, да на другое он никогда и не претендовал. Ничего, кроме мяча, по-настоящему его и не волновало.
И если уж осмелиться совсем по-булгаковски, то мне хочется верить, что там — на вечных футбольных сборах — Яшин все-таки поведет своего многолетнего партнера и друга на любимую рыбалку.
Куда не доберутся до Эдуарда Стрельцова ни желто-синий милицейский «воронок», ни всесильный первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев.
