Согласно записи в трудовой книжке, в должность пресс-атташе «Спартака» я официально вступил 1 октября 1996 года. Честно говоря, представление о том, чем предстоит заниматься, имел смутное. Хотя за несколько лет до этого уже выполнял точно такую же работу в «Совинтерспорте» — организации, которая первой в Советском Союзе удостоилась высочайшего права на трудоустройство за рубежом наших спортсменов и тренеров. Дело это было новым, а потому казусы в работе случались всякие. Что, к радости шустрых газетчиков, давало возможность писать о ней всякие небылицы, сражая читателя «сенсационными разоблачениями». Поэтому в мою задачу входило возвращение доброго имени тем, кто платил мне зарплату. Не скрою, делать это было приятно: ведь ради торжества истины начальство каждый раз отправляло меня в загранкомандировку для прояснения ситуации на месте. А затем я в пламенных публикациях защищал честь и достоинство родной конторы, заодно рассказывая, как с помощью всемогущего «Совинтерспорта» сказочно живут-поживают за кордоном наши бывшие звезды.
Какие это были встречи! В Греции довелось общаться с тренером по фигурному катанию, обаятельной Ниной Жук, в Финляндии с хоккеистами — легендарным Борисом Майоровым и Виктором Тюменевым, в Турции вместе с Геннадием Орловым снимать фильм о вечном страннике Валерии Непомнящем, в Израиле с Анной Дмитриевой делать для телевидения передачу об Александре Уварове, Андрее Бале и Александре Полукарове. А чего стоит история о том, как удалось помочь Вячеславу Фетисову отстоять в американском суде миллион долларов, который затребовал с него бывший агент-мародер Малкович!
Словом, есть что вспомнить. И, поверьте, несмотря на специфику жанра, работалось легко, с настроением, поскольку хорошие суточные и давние добрые отношения со спортивными героями могучей страны помогали решать любые проблемы. В общем, тогда круг обязанностей был хорошо известен и понятен. Вариант же пресс-атташе «Спартака» угадывался с трудом и выглядел довольно расплывчато. Пока знал лишь одно: после каждого матча, хоть под дулом автомата, должен приводить на пресс-конференцию главного тренера, для которого это было сродни визиту к нетрезвому сельскому зубному врачу. Все остальное предстояло освоить уже по ходу событий, которые, как я понял, чаще всего окажутся непредсказуемыми. Уже на третий день работы, когда узнал, что из Тарасовки была выдворена съемочная группа НТВ и на канале собираются объявить «Спартаку» бойкот, понял: жизнь на новом месте меня ожидает веселенькая.
На момент моего прихода ситуация в клубе и вокруг него была непростой. Командой руководил Георгий Ярцев, которому взявший после Евро‑96 тайм-аут Олег Романцев временно передал бразды правления. Многих журналистов и болельщиков это раздражало. И критики по поводу и без в адрес президента и главного тренера клуба хватало. Особенно после неудачи романцевской сборной на европейском первенстве в Англии. Каюсь, и я до этого был в числе тех, кто винил Олега Ивановича во всех смертных футбольных грехах. Вот почему несказанно удивился, когда он после долгого перерыва позвонил мне и предложил рассказать о том, что же на самом деле происходило в команде на чемпионате Европы в Англии.
Я согласился, но поставил условие: за интервью возьмусь, только если он будет стопроцентно откровенен.
Вскоре под заголовком «Эта сборная не могла не проиграть» материал вышел в свет. И произошло почти невероятное — волна «праведного гнева» пишущей братии и болельщиков как-то сама собой поутихла. Оказывается, совсем неинтересно перемывать кости тому, кто, опередив события, все уже поведал народу сам. Тогда я впервые понял: подобный стратегический ход в моей новой профессии очень важен. И возможность своевременно высказаться для оказавшегося в подобной ситуации тренера дорогого стоит.
Ведь именно отношением к нему и определяется отношение к его команде. В этом и оказалась главная сложность моей новой работы. Будучи по натуре человеком не слишком контактным, Романцев не очень жаловал прессу, избегал телевизионщиков. Пошло это от некоторых «желтоватых» репортеров, которые публиковали то, чего в беседах с ними и в помине не было. В результате и рождались разного рода небылицы. Среди прочих, в частности, приходилось слышать и о якобы очень непростых отношениях Олега Ивановича с коллегами по тренерскому цеху. Мол, высокомерен, неуважителен, с тем не разговаривает, а с этим и вовсе на ножах. Естественно, по долгу службы все это приходилось выслушивать. Хотя специально выяснять, как же все обстоит на самом деле, считал не очень тактичным. А потому решил полагаться на собственную интуицию и естественный ход событий.
Сам Романцев, похоже, на подобные разговоры то ли внимания не обращал, то ли делал вид, что они ему безразличны. Во всяком случае, никак их не комментировал. Лишь однажды, в конце 90‑х, я стал невольным свидетелем его реакции на слова, сказанные явно в сердцах одним из очень уважаемых им коллег. Произошло это после матча с ЦСКА, который «Спартак» в Черкизове не без труда выиграл. И на пресс-конференции работавший тогда с армейцами Олег Долматов, взорвавшись, заявил, что после такого судейства теперь знает, как регулярно становится чемпионом его сегодняшний соперник. Не передать эти слова Романцеву я не мог — и надо было видеть его реакцию! «Не может быть! — изумился он. — Уж от кого-кого, а от Олега я такого не ожидал». И больше к этой теме не возвращался никогда. Лишь позднее, вернувшись к той истории в разговоре с Долматовым, я узнал, что однажды при случайной встрече он принес-таки Романцеву извинения. А тот принял их — кому, как не ему, знать, что в тренерском деле от послематчевых срывов не застрахован никто.
Вспоминается и другой эпизод, в котором проявилась романцевская непредсказуемость. В мае 97‑го мой давний товарищ Юрий Семин отмечал пятидесятилетний юбилей, на который в качестве тамады пригласил и меня. Само собой, отказаться я не мог. Но наш мудрый администратор Александр Хаджи на всякий случай посоветовал поставить в известность Романцева, у которого, если верить молве, с тренером «Локо» отношения были не самые добрые. Поговаривали, что еще с той поры, когда перед чемпионатом мира в США группа спартаковцев отказалась выступать в сборной Павла Садырина, у которого Семин был помощником. И хотя в итоге в Америку все «отказники» из числа красно-белых все-таки отправились, неприятный осадок в душе мог остаться и у Семина, и у Романцева. Каково же было мое удивление, когда, узнав от меня о готовящемся торжестве, Олег Иванович не только благословил на застольные подвиги, но и дал команду преподнести имениннику мяч с его личным автографом и дарственной надписью: «Палычу в день рождения! С пожеланием тренерского здоровья и удачи!» Вручение подарка произвело эффект разорвавшейся бомбы. А сам юбиляр был растроган чуть ли не до слез. И благородный романцевский жест, похоже, стал для него в тот праздничный день самым большим и приятным сюрпризом.
Если об отношениях Семина и Романцева поговаривали с некоторой неопределенностью, то о нескрываемой неприязни к главному тренеру «Спартака» Садырина было известно всем. Да и сам Павел Федорович этого не пытался скрывать. Особенно после того, как российская сборная неудачно выступила в США. Естественно, во всем был обвинен ее главный тренер, который, как полагается в подобных случаях, вынужден был подать в отставку. Уже потом, когда в многочисленных интервью его спрашивали о причинах американского фиаско, Садырин прямо заявлял, что одной из них стало позднее появление в команде спартаковцев, которые до этого по приказу клубного тренера играть за сборную отказывались. Не забывал он об этом и потом: например, то ли в шутку, то ли всерьез заявлял, что вернулся с «Зенитом» в высшую лигу с одной только целью — обыграть «Спартак» (читай Романцева). Что и сделал в 96‑м в Москве. Причем радовался так, как будто выиграл с командой «золото».
Садырина я знал еще игроком. Сдружились же мы после того, как его пригласили возглавить ЦСКА. В жизни он был таким же, как и на поле: честным, бесстрашным, со взрывным характером. В какие-то моменты последнее обстоятельство помогало ему, а в какие-то оборачивалось против. Этим не слишком порядочные люди и пользовались. Зная, что Садырин по натуре доверчив, недруги, бывало, его попросту подставляли. Случалось это и в общении с журналистами. Особенно после того, как перед самым чемпионатом мира в США группа футболистов-революционеров, явно выполняя чей-то заказ, решила убрать Павла Федоровича с поста главного тренера сборной. Тогда-то «доброжелатели» и стали недвусмысленно намекать ему, что Романцев — один из тех, кто вставляет палки в колеса. Пережить те бури Садырину удалось. Но чего это стоило, знали только он, его жена Татьяна да Господь Бог.
Поздней осенью того же 96‑го, ведя отчаянную борьбу за чемпионство с «Аланией», «Спартак» встречался в Питере с «Зенитом». Пронизывающий балтийский холод, битком набитые трибуны «Петровского», лихой детективный сюжет встречи — все это было в тот вечер. Победа в итоге осталась за гостями, которые, казалось, поначалу безнадежно проигрывали. Но в итоге вырвали право на золотой матч с владикавказцами. Павел Федорович метал гром и молнии, извергая проклятия в адрес всех, кто, как ему казалось, был против его команды. После той игры еще долго ходили всякие разговоры о каких-то очередных спартаковских «происках». Но то, что первым стал клуб, который заслуживал это больше остальных, сомнений не вызывало даже у его недругов.
Тема отношений двух тренеров неожиданно всплыла ровно пять лет спустя. В «Олимпийском», во время Кубка Содружества, Романцев вдруг поинтересовался, могу ли я каким-то образом связаться с Садыриным, который, как он слышал, находится в госпитале Бурденко.
— Мне самому не очень удобно, — объяснил Олег Иванович, — а вот ты свяжись с ним, передай от меня привет, узнай, чем необходимо помочь, и пожелай скорейшего выздоровления.
Выполнить поручение помог старейший армейский эскулап, увы, уже покойный, Олег Маркович Белаковский, раздобывший номер телефона, установленного прямо в больничной палате. И при этом с грустью сообщивший, что дела у Павла Федоровича очень неважные и его будущее выглядит весьма мрачно. Сказать, что мой звонок оказался для армейского тренера большой неожиданностью, значит, не сказать ничего. Мне даже показалось, что поначалу он потерял дар речи. Но, выслушав, пришел в себя.
— Большое спасибо Олегу за внимание, у меня все есть, — ответил Павел Федорович. — Удачи ему в Лиге чемпионов. Буду обязательно болеть за него.
Месяц спустя мы прилетели в Мюнхен на встречу Лиги чемпионов с «Баварией». Первой, кого я увидел, когда наш автобус затормозил у гостиницы «Арабелла-Шератон», неожиданно оказалась Татьяна Садырина.
— Вы не могли бы передать Олегу Ивановичу, что с ним очень хочет поговорить Павел Федорович. Он здесь на обследовании, — сказала она, кивнув в сторону черного с тонированными стеклами «Мерседеса».
Романцев отреагировал мгновенно. О чем говорили они те десять минут с Садыриным, который даже не вышел из машины, неизвестно.
— Неважно выглядит Пашка, — вернувшись, сообщил мне заметно расстроенный Олег Иванович. — Но на игру нашу прийти собирается. Очень просил выиграть. Ты уж позаботься о двух билетах — он за ними завтра обещал кого-нибудь прислать.
На следующий день почти все оставшееся до отъезда на стадион время я провел в холле отеля. Но за конвертом с приглашениями так никто и не пришел.
То была последняя встреча двух больших тренеров. В декабре 2001‑го Садырина не стало. А «Спартак» тогда «Баварии» уступил. Вот и получилось, что выполнить последнюю просьбу Павла Федоровича Романцев так и не сумел.
P.S. С момента той печальной истории прошло уже полтора десятка лет. Но уже потом Романцев не раз с грустью вспоминал ее. Возможно, сожалел о том, что они с Садыриным смогли поговорить, выяснить отношения и вновь пожать друг другу руки уже на самом обрыве жизни коллеги. Ведь как бы ни складывались их тренерские судьбы, они безнадежно похожи непредсказуемостью, постоянным риском, сжиганием себя в работе. И кому в их сумасшедшей работе суждено пройти под победные звуки фанфар, а кому — посыпая голову пеплом, предсказать не дано. Романцев и сам испытал это. Вначале вынужден был покинуть «Спартак», а затем, не желая прогибаться под хозяев, ушел из «Сатурна» и «Динамо». Но не дрогнул — характер не позволил. Независимость во всем отличала и Садырина, которого в свое время «уходили» из «Зенита», а затем, преклонив колени, звали назад. Не сломала его и та мерзкая история в сборной в канун чемпионата мира в США. Кстати, из тех отказников-бунтарей на большую футбольную вершину так никто и не поднялся. Ну да бог им судья. Словом, и у Павла Федоровича, и у Олега Ивановича ударов судьбы набралось немало. Романцев продолжает их держать. Садырин уже нет.
