– В начале поединка казалось, что он проходил примерно на равных, но ближе к середине боя Феликс откровенно подсдал. Это так?
– Он активизировался в первых раундах, чтобы смазать общую картину боя. Его задачей был просто достоять до конца и создать видимость того, что он выигрывает. Нет, к Штурму я отношусь с большим уважением, его сложно победить и тем более нокаутировать, но было видно, что тактика выстроена именно вокруг якобы активности. Конечно, удары были, но он это делал в основном в конце раунда, чтобы судьям запомнилось последнее действие. Поэтому изначально его планом на бой было взрываться в концовке, чтобы складывалось впечатление, что он активнее. Но концовки-то он при этом не выигрывал! Ни по количеству ударов, ни по темпу. У меня-то он оставался прежним и так же не дотягивался. Я выигрывал начало раунда, а конец был равным. Видимость-то он создал, но суди же не дилетанты, надо исходить не из этого...
– Что у тебя не получилось во время боя?
– В идеале стояла задача нокаутировать, так как это всегда безупречная победа, которая не оставляет вопросов. Но Феликса просто так нокаутировать невозможно. Поэтому планом на бой было изматывать его и стараться нокаутировать ближе к последним раундам. Но если бы я шел на него, со стороны это напоминало бы сумбур, где ему могли бы отдавать победу, даже если бы он не наносил мне урона. Ведь даже когда он просто шел вперед, из-за видимости прессинга судьи отдали ему предпочтение. А так у них бы была возможность еще зацепиться и за этот сумбур, ведь в ближнем бою подсчет очков практически невозможен.
– Во второй половине поединка как раз и показалось, что ты больше работаешь вторым номером и контратакуешь. Это так или опять же — видимость, которую создавал Штурм?
– У судей есть негласное правило: отдавать очки не тому, кто начал атаку, а тому, кто нанес последний удар. Поэтому я старался работать именно по этой схеме и выходить победителем из эпизодов. Но, видимо, это не помогло.
– Феликс тебя чем-то удивил?
– Мне понравилось, что они немного изменили тактику. Он начал выдергивать меня, а в прошлом бою он просто не знал, что делать. Тогда он после 6-го раунда сел в углу и сказал тренерам: «Я не понимаю, что происходит». Здесь они подготовились тактически и создали видимость боя, чтобы судьи могли докопаться. Так что мне приятно: значит, ко мне готовились, значит, меня уважают.
– Сейчас, разбирая этот бой, ты бы что-то изменил или в ходе подготовки, или в ходе поединка?
– В подготовке — точно нет, мы все сделали правильно. А в поединке мы бы изменили тактику. Если бы знал, что откровенно будут сливать, то пошел бы на крайние меры: в рубку. Потому что смысл красиво боксировать, если ему главное было достоять до конца, а там уже судьи бы отдали победу?..
– Что тебе Штурм сказал после боя?
– Еще до того, как объявили итог поединка, он ходил довольный и было видно, что он уже все знал. Для него не было никакой интриги. Он подошел, пожал руку и сказал: «Спасибо, ты — будущий чемпион». Конечно, сразу стало неприятно, очень недвусмысленная фраза. Мы только отбоксировали, и тут такое... Мой тренер, Али Пидуриев, спросил его, глаза в глаза: «Ты считаешь, что ты выиграл?», а Феликс ответил, что так решили судьи. Али повторил вопрос, Штурм немного помялся и только потом ответил, что да.
– Расскажи подробнее про инцидент с перчатками.
– Сразу, как только мне их принесли, я заметил, что кулак в них полностью не сжимается и они достаточно тугие. Плюс была немножко увеличена подушка, они были не совсем профессиональные. Но перед боем уже ничего нельзя было решать: это либо поединок не состоится, либо его на два часа перенесут. Либо я бы собирался и ехал домой, либо шел до конца. Конечно, выбрали второе. Пошел на ринг, надеясь, что и в этих перчатках смогу сделать свою работу. Но... Они реально были больше, удар был смягчен. Однако я спортсмен, не хотел влезать во все эти моменты, поднимать какой-то скандал. А после боя мы обратили внимание, что они почти полностью стерлись и с них слезла краска! Мне когда потирали голову, все волосы были в этой краске. Сейчас мы отдали их на экспертизу, чтобы понять, была это некачественная работа или их посыпали какими-то реагентами.
– Какие сделал выводы после этой ситуации?
– Теперь буду поступать как все благоразумные боксеры на таком уровне: буду привозить свои перчатки. До этого все оставлял на усмотрение организующей стороны.
– То, что у тебя была приставка суперчемпиона перед этим поединком, как-то накладывало дополнительную ответственность?
– Для меня было неожиданностью, когда меня заочно сделали суперчемпионом. Я себя таковым не считал, но это давало дополнительную нагрузку. Но с этим волнением я спокойно справился, потому что у меня была задача бой выиграть, а на остальное я стараюсь не обращать внимание. С лишними эмоциями необходимо научиться бороться. После боя — пожалуйста. После прошлого поединка я спал неделю по три часа из-за нервного напряжения, а до был абсолютно спокоен.
– Что по поводу апелляции на судейское решение?
– В ближайшие дни станет известно.
– Результат боя могут поменять на твою победу или признать несостоявшимся?
– Несостоявшимся. Мне такая победа не нужна. Если надо, я еще раз в ринге все покажу. Но ранее таких инцидентов не было, чтобы меняли исход поединка. Честно говоря, думаю, что все было заранее подготовлено в пользу Штурма. Если бы был нокаут, эти же перчатки могли бы использовать против нас. А потом еще и что-нибудь с допинг-пробами придумали бы.
– Можно говорить о некой коррумпированности в WBA?
– Сейчас я бы так не говорил, нужно дождаться итогов протеста. Но если не дадут реванша, который в обязательном порядке прописан в контракте... На данный момент можно говорить только о коррумпированности судей, но не руководства организации.
– Из какой страны были судьи?
– Панамец, немец и американец.
– Так себе компашка для российского спортсмена.
– Перед боем был разговор, что именно эти судьи не были замечены в каких-то скандалах. А вот рефери в ринге был. В этом бое он это подтвердил: не давал добить, отправлял Штурма отдыхать и так далее.
– Находясь в ринге, как ты воспринял судейское решение?
– Честно говоря, я был к такому готов. На эмоциях тогда думал, что действительно есть к чему придраться, но при просмотре со стороны видно, что все было сделано четко. 100-процентная уверенность в победе у меня была бы только если я его нокаутировал (улыбается). В чужой стране, если боксер остался стоять на ногах, ему всегда могут отдать победу.
– Поведение судей — политика?
– Не думаю. Как по мне — это тупо деньги.
– Ты как считаешь, если очень сильно хотеть увидеть победу Штурма, то можно?
– Только если его фанатам, которым важен был факт самой победы, неважно, честным ли путем она была достигнута. Поэтому возможно, такие люди и были.
– Чем для тебя отличались эти два поединка с Феликсом?
– Первый бой был для меня еще и первым за долгое время на выезде. Штурм был самым сильным соперником, самым титулованным. Плюс на тот момент я поменял тренера и все друг на друга накладывалось. Была огромная ответственность: дрались 9 мая, на 70-летие Победы. Тот бой был намного сложнее и в эмоциональном плане, и в физическом. В этом же поединке я меньше беспокоился.
– То есть для тебя чемпионом быть легче, чем претендентом? Обычно наоборот.
– Да. Тогда еще Феликс меня недооценивал, да и судьи не были заряженными.
– На фоне всего этого не было опасений ехать в Германию, ведь понимали, что могут засудить?
– Я верю, что сила в правде. Не важно где, не важно когда: нужно побеждать и делать это честно. Остается надеяться на то, что справедливость восторжествует.
– На данный момент у тебя цель — только реванш со Штурмом или ты готов рассматривать и другие поединки?
– Во-первых, пока не вынесено никакого решения по апелляции, поэтому строить планы еще нельзя. Но, конечно, хочу еще раз встретиться со Штурмом. И я сейчас ни в коем случае не собираюсь впадать в депрессию, уходить из бокса, год отдыхать или еще что. Будем дальше продолжать тренироваться: не дадут реванш с Феликсом, так есть еще множество сильных ребят, с которыми можно будет встретиться.
– Пояса других федераций рассматриваешь?
– Конечно, оставляем такую возможность.
– У Штурма юридически есть варианты «соскочить» с третьего боя?
– Юридически — нет. Но он может завершить карьеру и это все перечеркнет.
– Твои ставки — останется?
– Я на это надеюсь. Но в интервью он уже заявляет о том, что может уйти. Поэтому, есть такая вероятность, что он просто откажется от титула и закончит карьеру. Тогда я стану обязательным претендентом на вакантный пояс. А если реванш, то он хочет не раньше октября.
– Ты готов к такому?
– Готов, но это очень долго. Надо будет провести один-два боя перед этим, я не хочу застаиваться на такое количество времени.
– Первое поражение в карьере сильно подкосило?
– Вообще ни капли. Мы не считаем, что это поражение. Самый страшный момент был только тогда, когда ему подняли руку. Остальное по мне никак не ударило. Тем более, поражения есть у всех. Ну, кроме Флойда Мейвезера. Можно проиграть битву, но войну — никогда. Я свое еще верну.
– Что брат сказал?
– Митя был очень возмущен. Он, в отличие от меня, более импульсивный и эмоциональный (улыбается). Естественно, он был зол и недоволен. Но собрался и сказал, что мы им еще покажем!
– За боями брата тебе сложно наблюдать?
– Да! За себя вот я вообще не переживаю, а за него — очень сильно. За брата, за Митьку... Как бы мы не ссорились, мы даже в свое время года два вообще не общались, несмотря на все это — семья есть семья, брат есть брат. Когда смотрю на него — дико волнуюсь. Также и он, когда смотрит мои поединки. Мы иногда не в силах даже контролировать себя. И это нормально, когда ты переживаешь за своих близких.
– Разница в год между вами как-то ощущается?
– Сейчас нет, а вот раньше — еще как! Лет так до 16. А сейчас сравнялись. Вместе со взрослением нашли взаимопонимание друг с другом, конфликтов уже нет.
– Вы вместе пошли в секцию бокса? Расскажи о вашем детстве вообще.
– Я был домашний, драться не любил. А Митька был всегда активный. Но он направил свою энергию в правильное русло и пошел на бокс. Я смотрел на то, как он тренируется и тоже решил попробовать. Пошел туда вслед за братом и мне понравилось. Но когда я пришел, Митя по юношам был уже чемпионом России. Сейчас вот я начал его догонять по уровню (улыбается). А тогда разница была очень большая! Он среди своего возраста выигрывал все чемпионаты Европы и мира. А я... Был тогда паспорт боксера. Так вот, там у меня всегда на чемпионате России было написано: «С 5 по 8 место», а у него — всегда первое (смеется).
– Друг с другом никогда не встречались?
– Было одно первенство России, где мы были в одной весовой категории. Я тогда был кандидатом в мастера спорта, а Митька — мастером. У него было 100-процентное место в сборной. Нас поставили в разные концы турнирной сетки, мы с двух сторон все подчистили и сошлись в финале. И он отказался от боя, чтобы я занял первое место и получил мастера спорта. Проявил благородство, так сказать. Да и как драться с братом? Тем более, у Митьки я тогда точно бы не выиграл (улыбается). Как бы мы в детстве не дрались, на ринге никогда не сойдемся.
– Дрались?
– Ну, как дрались. Я обычно люлей отхватывал (смеется). Потому что Митька был старше и сильнее. А я в детстве был плаксивый. Спасибо ему, он из меня всю эту дурь вышиб. Кстати, по голове он никогда не бил. Мог мне сделать больно, но это, скорее, просто братская оплеуха, чтобы меня закалить.
– То, что вы в разных весовых категориях — от природы, или вы так сделали специально, чтобы не встречаться друг с другом в боях?
– Мите легче дается сгонка веса. Изначально и меня хотели поставить в категорию до 72,6, где выступает брат, но я наотрез отказался, потому что я был бы никакой из-за большой весогонки. Я гоняю максимум 4-5 кг, плохо с этим дела всегда были.
– Но в голове держали мысли, что лишь бы не свели в ринге?
– Да даже если бы нас федерации обязали драться друг с другом, мы бы не вышли. Сдали бы титулы, отказались от поясов, но не вышли бы. Неправильно, когда братья делят выгоду.
– Спарринговались когда-нибудь друг с другом?
– Было такое, но это не приводит к должному результату. Потому что где-то жалеешь, где-то недорабатываешь. Могли, конечно, пару раз зарубиться, но голова в спаррингах должна быть холодной.
– Когда вы уехали в Америку, столкнулись с какими-то проблемами?
– Первый год сложился для нас идеально. Проблемы начались позже. Я до конца даже не знаю всей ситуации, видимо, были финансовые сложности.
– Расскажешь поподробнее?
– Это долгая история. Вкратце: если у боксера нет должной финансовой поддержки, с ним никто не хочет драться. Чтобы проводить бои с хорошими спортсменами, нужны деньги. Видимо, мы слишком хорошо начали: с нами никто не хотел драться. Нужно было искать человека, платить ему деньги, чтобы он только вышел на ринг, ведь они рисковали здоровьем. И прошлый менеджер не давал нам боев. Но я не жалею о том, что съездил в США и там начал профессиональную карьеру. Благо, что сейчас можно отлично тренироваться и проводить бои в России.
– Хотел бы устроить поединок с тем же Штурмом в России?
– Да, конечно. Если он согласится на реванш, было бы честно провести бой в нашей стране, и так дважды встречались на его территории. Хотя мне без разницы, где боксировать с ним. Другое дело, что есть множество болельщиков, которые не имеют возможности приехать в Германию на наш поединок. Ради них хотелось бы проводить иногда бои в России.
– Правда, что ты слишком лояльный в ринге?
– Я стараюсь действовать честно, и иногда чересчур. Когда есть возможность добить, я предпочитаю сбавить темп и дать сопернику прийти в себя. Считаю, что добивать — нечестно. Мне кажется, это жестоко.
– Ты считаешь это своей ошибкой?
– Многие люди путают доброту со слабостью. Я — добрый. Но, все-таки, чересчур. Буду работать над этим. Чтобы все оставалось справедливым, но жестким.
