Просто я болельщик со стажем, только и всего. Просто я помню (да, вот такой уже старый!) статного молоденького центрального защитника Сашу Бубнова, впервые вышедшего играть за московское «Динамо». Там еще были Маховиков, Долматов, Пудышев, Байдачный, Гершкович, Паров, Эштреков, Кожемякин, вратари Пильгуй и Гонтарь. Они тоже часть моей жизни, хотя я с 6-летного возраста болею за ЦСКА.
Бубнову очень даже шел этот ромбик с буквой «Д». И потом уже с надписью «С» — «Спартак» — о чем, собственно, и книга. А уж гордое — СССР — ему вообще было абсолютно впору, майка с этим священным названием оказалась Александру ну как влитая. Потому что Бубнов — это футбол, наш советский футбол, без которого я — никто.
Он и не предал этот футбол, поэтому не предал меня. Поэтому интересен мне, а значит, я прочитал эти бубновские записи запоем. Еще они отражают время. То самое время, когда страна, состоящая из четырех букв, оказалась в глубоком застое, затем вдруг окунулась в перестройку и рухнула. Это было очень противоречивое время, конечно. Как и сам Бубнов. Он честно, бескомпромиссно (как сам считает) описывает те события, ничего не утаивает. И вот также бескомпромиссно раздевается перед общественностью. Тоже не утаивает ничего!
Кто-то скажет: ну какой же злой человек, завистливый, всех поливает грязью. Только грязь же имеет оттенки, господа, не правда ли, да и грязь ли? Просто жизнь…
Ничего лучше бесковского «Спартака» я не видел. Начиная с 1977 года, когда он искал (и нашел!) свою игру в первой лиге, выходил из нее в лигу высшую с боями, но так красиво. И по 30 тысяч спартачей на каждом матче — разве такое забудешь?! «Спартак» Константина Бескова и Николая Старостина — это какое-то необычайное вдохновение, романтизм, донкихотство в ту тусклую унылую эпоху. Лучик света, за который я, «конь», армеец только и держался, чтобы выжить. Вот что такое был для меня «Спартак».
Но тут пришел Бубнов (в 1983 году) и всё испортил? Да ничего подобного! Он изо всех своих немалых сил и мастерства пытался вписаться в ту ажурную игру. И ведь смог же! Но дальше начинается новая серия: Бубнов в кольце врагов.
Так стоит ли разрушать собственное понятийное прекраснодушие и глазами автора видеть ту свою безоблачную болельщицкую жизнь изнутри, наизнанку? Так уж нужно ли всем знать, чем болел Федор Черенков и какими были по жизни за пределами поля Ринат Дасаев, Юрий Гаврилов или Сергей Родионов? Откроются ли сакральные смыслы только от того, что Бескова за глаза в команде называли «Барин» со всеми вытекающими? А про Олега Романцева что там написано — это вообще не поддается никакому анализу.
Ровно так же всегда говорили о Высоцком. Неужто его дружеские попойки и кое-что похлеще дополнят хоть микрон к образу Артиста и Поэта? Кому как, это всё индивидуально. Когда Виталий Манский выпустил свое документальное кино о последнем полугоде жизни Владимира Семеновича, где устами его близких рассказал о нем практически всё (а после, благодаря другим близким, этот фильм запретили), то мне наоборот он стал еще ближе, еще дороже. Человечнее, извините за такое слово.
С Бубновым то же самое. У него почти нет абсолютно одноцветного отношения к кому бы то ни было. Он смотрит на людей через сильный бинокль, высвечивая все их плюсы и минусы. И этим — плюсами и минусами — они Бубнову как раз и интересны.
Но, возможно, я заблуждаюсь. Потому что постепенно Александр Викторович подводит нас к мысли, что он тот самый Штирлиц и есть.
Прежде всего здесь видится человек нестандартный — и это замечательно! Инфантильный, большой-большой ребенок, как почти что все советские футболисты времен спецжизни на тренировочной базе. Ты только играй, обо всем другом (прежде всего бытовом: квартире, машине, даче…) подумают твой тренер и начальник команды. Да, Николай Петрович Старостин благодаря своим немыслимым московским связям всё брал на себя, обеспечивал по самое не могу. Но в этом и заключалась его работа.
А Бубнов… «Константин Иванович, а чего он… Скажите ему, иначе я за себя не отвечаю». Как в детском саду, ну правда. Единственный из игроков «Спартака» коммунист, он всегда хотел оставаться самим собой, быть честным. «Честный коммунист» — в брежневское время это звучало как оксюморон. То есть если на кого-то из игроков приходила телега из «ментовки» — для Бубнова это было свято.
Или: собрались футболисты по причине того, что литовский «Жальгирис» предложил по 500 рублей на брата (хорошие тогда деньги!), чтобы «Спартак» сдал матч. Бубнов героически оказался против. Практически против всех. Но при этом: «Я бы еще понял, если бы давали по пять тысяч рублей. Огромная сумма, как говорится, предложение, от которого нельзя отказаться. Но за пятьсот рублей подвергать себя такому риску!»
Ну да, у каждого есть своя цена, правда?
А вот еще: «В «Динамо» мне доводилось участвовать в договорных матчах. Но тогда я был молодым и не мог повлиять на ситуацию. В «Спартаке» же у меня был и авторитет, и статус, и я повлиял». Решил стать честным?
Когда «Жальгирис» предложил деньги за то, чтобы сдать матч, спартаковцы собрались на совет (без тренеров!) и позвали Александра Бубнова. Началось голосование с условием, что если хоть один будет против, — всё, деньги не берем, играем по-честному (так по крайней мере описано это в книге). Бубнов выступил против, и тут же пошел ко второму тренеру Федору Новикову (Бесков в это самое время во Франции просматривал игру местного «Нанта» перед матчем на Кубок УЕФА) докладывать о произошедшем криминале. По-пацански это называется «стучать». Для Александра же, надо понимать, главное было в той ситуации отмазать себя, что он с успехом и сделал.
Такой вот получается плохой хороший человек. Хочет быть бескомпромиссным, но уже имея опыт «договорняков». Хочет быть вне стаи, вне влияния отдельных спартаковских вожаков и прилежно докладывает наставникам, что творится на базе, пока «кот на крышу, мыши в пляс». Да, свой среди чужих, чужой среди своих, и все время в кольце врагов.
Человек, контуженный собственной двойной жизнью. Но живой, однако, мятущийся, страстно борющийся с самим собой и никогда в жизни не собирающийся успокаиваться. Смесь Жириновского с Навальным в футбольном подлунном мире. Наигрывающий, изображающий, и все-таки честный перед самим собой! Как ему это кажется...
Вот такие мемуары, но разве они должны быть другими? Ну кому интересно, когда Бубнов пишет о спартаковской тактике, игре, филигранно поставленной Бесковым, об этих квадратах в одно касание? Мне, ну и узкому кругу специалистов, еще окончательно не повздоривших с Александром Викторовичем.
Мемуары же про другое: кто, с кем, кого, когда и при каких обстоятельствах. То есть та самая желтизна, очень похожая на жизнь, подглядывание в замочную дырочку. С чем Бубнов прекрасно справился.
И при этом был правдивым и справедливым. Как никто другой.
