Мой черный человек в костюме сером!
Он был министром, домуправом, офицером.
Как злобный клоун он менял личины
И бил под дых внезапно, без причины…
Эти строки Высоцкого я вспоминаю каждый раз, когда мне приходится сталкиваться с людьми, занимающими должности и кресла повсюду на необъятных просторах нашей родины. Конечно, этих господ-товарищей блестяще, гениально описывали и Салтыков-Щедрин, и Гоголь, но в поэтической строке лично для меня образы становятся предельно выпуклыми. И ведь действительно: черные люди в серых пиджаках! Каста, которая управляет нашей жизнью, нашим образом мыслей, нашим поведением. Бесстрашная, не меняющаяся со сменой властей и даже политических систем, беспардонная каста.
Пару лет назад мои родители, долго жившие в собственном доме под Москвой, переехали в квартиру. Из ближнего Подмосковья — в дальнее, за сто километров от столицы. Тяжело стало старикам дом в порядке поддерживать, за участком ухаживать, вот и решили продать избушку (действительно почти избушку), а на вырученные деньги купить городское жилье. Денег хватило на трехкомнатную квартиру в городе Пущине. Это такой научный городок, биологический центр Академии наук. Квартира оказалась на девятом этаже совсем нового, только что построенного дома. Поскольку дом был заселен только наполовину (да и сегодня не во всех квартирах живут) и многие жильцы делали ремонт, лифт не работал. Чтобы не сломали рабочие, спускавшие на нем строительный мусор и поднимавшие наверх цемент. Возможно, не работал он по другой причине. Но факт: не работал.
Мне стало больно смотреть на стариков, которые три раза в день только с собакой спускались-поднимались, не говоря уже о магазине и прочих надобностях. И это со своими поломанными ногами и больными позвоночниками. Приехал я сначала к местному жилищно-коммунальному начальнику, потом к мэру. Попросил обоих решить вопрос с лифтом. Обещали. Но не выполнили. Обратился в правительство Московской области. Разговаривали вежливо. Но лифт не пошел. Позвонил прокурору. Тот посочувствовал. Но развел руками. А старики все ходили вверх-вниз. Месяц, второй, третий…
А до этого была у меня другая эпопея. Решил я в своем насквозь проездном дворе установить шлагбаум. Чтобы не гоняли мимо детской площадки грузовики. Спросил у местной власти, что нужно сделать, какие документы подготовить, чтобы решить этот вопрос. Местная власть (одного из центральных районов Москвы) стала перечислять, загибая пальцы на руках. А в конце победоносно посмотрела на меня с ухмылкой, ожидая, видимо, что я плюну на это неблагодарное занятие. Но я не плюнул и исправно стал собирать подписи жильцов, рисовать схемы, согласовывать сначала с районной властью, потом с пожарной охраной. На очередном месяце шлагбаумной беременности, получив несколько вдохновенных отписок из инстанций, я понял, что не рожу. И вот тут все-таки плюнул. Вспомнил, правда, при этом чиновника, который сначала загибал пальцы, а потом напутствовал меня, когда понял, что я все-таки впрягусь в эту историю. Он сказал: «Все вопросы можно будет решить…» Ударение упало на слово «все». А на меня упал его проникновенный взгляд. Но нести конверт, когда пора было все вопросы решать, я не захотел. Было это еще при прошлом городском голове. При Юрии Михайловиче Лужкове.
Кстати, когда я только в первый раз пытался попасть к рядовому сотруднику районной администрации в кабинет за консультацией, мне с боем пришлось преодолеть несколько кордонов из охранников, вахтеров и секретарш...
Каково же было мое удивление, когда я увидел и узнал, как ведут себя слуги другого народа!
Летом прошлого года довелось побывать в Баденвайлере. Знатоки русской литературы, естественно, в курсе того, чем примечателен этот небольшой немецкий городок на самой границе со Швейцарией. Остальным сообщу, что там умер великий писатель Антон Чехов. Теперь уже много лет подряд в Баденвайлере проводятся Чеховские дни. И вот меня попросили съездить туда. Я позвонил бургомистру (по-нашему, мэру), сказал, что журналист, договорился о встрече. Мэр приехал к зданию местного Дома культуры в костюме, галстуке и накрахмаленной рубашке. На велосипеде. Пока мы с ним говорили, он успел поздороваться за руку с дюжиной проходивших мимо горожан и горожанок. Всем улыбался и со всеми шутил.
Другой немецкий бургомистр удивил меня еще больше. Я знал, что он обедает в городской столовой, в которую ходят обычные жители его небольшого городка под Берлином. Он так же берет поднос, встает в очередь, платит в кассе пять евро. Однажды хозяин столовой (а это частное заведение) сказал ему прямо: «Господин бургомистр! Вы можете не платить за обеды. Для вас всегда будет накрыт стол в отдельном кабинете!». Бургомистр рассердился. Потому что посчитал такое предложение оскорблением. Недавно один мой знакомый немец, музыкант, живущий в той же местности, позвонил этому бургомистру и попросил о встрече, чтобы обсудить предстоящий детский музыкальный конкурс и возможность поддержки его муниципалитетом. Встретились в одном из местных кафе. Быстро нашли общий язык. Бургомистр обещал помочь. Когда разговор был окончен и мой знакомый собрался заплатить за двоих как человек, пригласивший другого, его собеседник перехватил руку с деньгами. «За себя я заплачу сам!» — сказал он.
«Понимаете, — объяснил он удивленному музыканту, — мне люди доверяют! Я занял эту должность не для того, чтобы выискивать себе привилегии хотя бы даже в виде бесплатных обедов за пять евро. Я служу народу. И я люблю свою работу. И хочу, чтобы люди доверяли мне и дальше. В противном случае через пару лет я вынужден буду уйти».
Эти слова человек сказал очень просто и искренне. Они не были придуманы им как лозунг, оторванный от жизни. Для него они были и остаются самой жизнью. Так же как велосипед и рукопожатия горожан были и остаются жизнью баденвайлерского бургомистра.
Вероятно, в Германии тоже есть «черные люди в серых костюмах», которые служат исключительно себе. И, вероятно, в России тоже есть чиновники, которые не говорят с ехидцей «все вопросы можно решить», а просто решают. Ничего не беря и не требуя взамен. Но я все-таки не о конкретных людях, а об общем положении вещей в нашем государстве, которое было таковым при Салтыкове-Щедрине, Гоголе и Высоцком.
Лифт в доме у моих родителей, кстати говоря, все-таки пошел. Кажется, на четвертый месяц моих хождений по кабинетам. И опять я вспомнил Высоцкого:
Я суеверен был, искал приметы,
Что, мол, пройдет, терпи, все ерунда...
Я даже прорывался в кабинеты
И зарекался: больше — никогда!
Я так зарекаться не буду. Один раз дал слабину, отступил — хватит! Я им не позволю спокойно кушать в отдельных кабинетах оплаченные просителями обеды, крутить головой, разводить руками, обещать и обманывать, не делать, не решать, а если решать, то по таксе. Лично я — не дам.
И сосед мой московский такой же. Бегает с новыми документами на шлагбаум к тем же чиновникам, к которым при Лужкове бегал я. Шлагбаума пока нет. Но я верю: будет. Потому что они — черные люди в серых костюмах. Они. Но ведь не мы, правда?
Никто, кроме нас, не сможет расшатать эту систему, заставить власть себя уважать. Иначе, получается, мы сами себя не уважаем. И что толку ходить на митинги, если мы не в силах подчинить своей воле даже какой-то ЖЭК.
