Каждая страшная трагедия повергает общество в шок, и каждый раз этот шок обретает новые оттенки.
Когда утонула «Булгария» (бедная, многострадальная Казань!..), вся страна недоумевала, как такое вообще возможно — не где-то в открытом море когда-то во времена «Титаника», а здесь и сейчас, — и с возмущением обсуждали преступное разгильдяйство каких-то мелких сомнительных фирм, как и тех госслужб, которые выдают лицензии, надзирают, проверяют...
Когда сгорела «Хромая лошадь», люди ужасались, как такой средневековый ад стал возможным в обычном клубе обычного города, то есть — может повториться везде, и с возмущением обсуждали преступное разгильдяйство...
Когда сейчас в казанском аэропорту рухнул самолет, не сомневаюсь — строчку про «преступное разгильдяйство» можно будет воспроизвести в десятый, в сотый раз. Наверняка нам еще предстоит узнать шокирующие факты про бардак с лицензиями и проверками, госслужбами и цепочками фирм. Эта составляющая нашего шока не меняется, падают ли самолеты, тонут ли корабли. Тотальный бардак не перестает удивлять своим многообразием.
Но в разговорах о казанской авиакатастрофе есть и совершенно новая деталь. Цинизм тех, кто с плохо скрываемым удовлетворением принял тот факт, что на борту самолета был сын президента Татарстана. Этот цинизм проскакивал в последние дни в комментариях в социальных сетях, на сайтах газет, в лучшем случае — принимая форму фарисейских рассуждений в духе: вот, мол, перед Богом все равны, не надо власть имущим об этом забывать...
Что-то совершенно новое: когда десять лет назад в Германии разбился Ту-154 с детьми из Башкирии, все знали, что среди погибших немало детей высокопоставленных чиновников и, как принято говорить, элиты. Но даже в кухонных разговорах никому и в голову не приходило обсуждать именно это и вообще как-то разделять погибших детей на «простых» и «непростых».
Что же мы видим сегодня?
Знаменем циников стал твит Ксении Собчак: «Есть только одно хорошее (если так вообще можно говорить) в новости о Казани. Сын президента республики летел в рейсовом самолете». Впрочем, не успела пресса ужаснуться этим словам, как Ксения поспешила извиниться за то, что «вышло коряво»: «Сын Ротенберга, думаю, даже не знает, как выглядит рейсовый самолет. И то, что сын президента летел простым самолетом, а не частным, как дети многих известных коррупционеров, внушает большое уважение». Но было уже поздно. Нашлись те, кто понял то «хорошее» совершенно по-другому и развил эту тему. Мол, хоть в чем-то высокопоставленный чиновник (как условная фигура вообще: вряд ли это лично относилось к президенту Татарстана) оказался равным «простым людям», как читалось между строк, — такими чиновниками угнетаемым. Оказался «наказан». Дошло даже до строк Лермонтова: «Но есть и божий суд...». И дикость таких разговоров, когда речь идет о трагедии, о смерти, далеко не для всех очевидна.
Причем это не какое-то разовое явление. И президент Татарстана (которому хочется сказать самые искренние слова сочувствия, так же как и всем родным погибших) здесь ни при чем. Такие нотки мне случалось встречать в последнее время и в других контекстах.
Пару недель назад вся Уфа обсуждала шокирующее ДТП. Трагедия усугублялась впечатлением, которое произвела на горожан запись уличной камеры видеонаблюдения, растиражированная местными СМИ не без кровожадного смакования. Люди переходят дорогу по «зебре» на зеленый свет. Вдруг появляется джип на бешеной скорости и буквально выбивает из толпы одного человека. Видно, как части летят в разные стороны. Как пешеход влетает в салон встречного автобуса, разбив лобовое стекло. Кровь, ужас, другие пешеходы в состоянии шока обходят и бредут дальше, как роботы.
Но весь город обсуждал эту трагедию не только из-за видео, а еще и потому, что все случилось по классическому для последнего времени сценарию: пьяный мальчик-мажор, которому мама — владелица ресторана — подарила джип; некоторые писали, что «подарила права», но прав к этому времени он уже был лишен за езду в нетрезвом виде. С ним в машине ехал друг, тоже из «золотой молодежи» (отец — владелец бюро недвижимости), в этой аварии он погиб. Выжившего водителя охраняли в больнице, чтобы спасти от линчевания. Настроения горожан можно себе представить. Кстати, в первый день по газетам пошла «утка», что джип принадлежит известному хоккеисту, и это только подогревало всеобщее возмущение: знаменитый, а значит, богатый спортсмен легко превращается в глазах общества в ту же «золотую молодежь», которой закон не писан.
Классическая, увы, история. Что-то подобное уже обсуждал почти каждый город.
Особенностью здесь стало то, что погибшая пешеход оказалась судьей и женой высокопоставленного лица из системы МВД. И этот факт начал как-то своеобразно трансформироваться в сознании многих горожан, комментировавших ЧП в Интернете. Какое-то скрытое удовлетворение сначала обрело пристойные якобы формы: мол, вот теперь-то мальчик-мажор точно не отмажется, теперь-то его засадят на всю катушку! Но дальше... Писали, что да, ужасно, но разве не чиновники из системы МВД торгуют правами и покрывают блатных «деток», дуреющих от безнаказанности? Разве не судьи помогают таким водителям избегать сурового наказания?..
Снова — какое-то людоедское удовлетворение от того, что «наконец-то» пострадали «они сами» (элита, власть). Снова подтекст: «Мы страдаем от беззакония (в диапазоне от пьяных мажоров за рулем до больших катастроф, вызванных всеобщим бардаком) — так пострадайте и вы». Объяснить эти настроения чем-то можно, но оправдать — нет: никакие ухмылки не уместны, когда речь идет о гибели людей.
Можно просто констатировать факт. Мы тихо звереем, граждане.
Наука бесстрастно называет это деградацией: когда в экстремальных условиях (голод, война) человек потихоньку теряет «надстройки» вроде морали, совести, табу — просто чтобы выжить. Включается такой биологический механизм. Вчерашний добропорядочный член общества сегодня может украсть, а завтра убить человека. Но прежде того — «разрешить» это себе, оправдать для себя и кражу, и убийство. Так уж устроена психика.
У нас, конечно, не голод и не война, но что-то неладное происходит, если мы уже позволяем себе находить «хорошее» в новостях про катастрофы, что-то «оправдывать» и с нотками удовлетворения обсуждать смерть ни в чем лично не повинных людей.
