В России сложилась чудовищная ситуация. Не менее 200 тысяч людей, как правило, молодых, находятся в местах заключения по обвинению в преступлениях, связанных с оборотом наркотических и сильнодействующих веществ. Практически все — по одной статье Уголовного кодекса, 228-й. Это около трети всех заключенных.
Подавляющее большинство из них — жертвы либо фальсификации уголовных обвинений, когда наркомана представляют наркодилером, либо провокаций, совершаемых по наводке сотрудничающих с правоохранителями наркоманов и наркодилеров.
Мы, правозащитники, считаем сложившееся положение нетерпимым и катастрофическим по своим последствиям: «борьба» с наркоугрозой обернулась настоящим геноцидом молодого поколения. При этом рост потребления наркотиков не оставляет обществу возможности игнорировать проблему. Но речь идет о том, какая из стратегий антинаркотической политики возьмет верх в России.
Методы борьбы с наркоманией в мире условно можно разделить на два направления.
Первое направление, назовем его «европейским», признает реалии современной жизни. То, что множество людей, главным образом молодых, пробует легкие наркотики. Для лучшего понимания этого подхода можно провести параллель с употреблением алкоголя: те, кто периодически употребляет легкие наркотики, — это те же, кто периодически пьет вино и пиво. Да, есть опасность, что они станут алкоголиками. Или не станут. Так же и с наркоманами: множество людей, употребляющих легкие наркотики, не переходят к тяжелым. При этом употребление легких наркотиков не сказывается на их социализации: они не становятся «дном общества», не разрывают семейные и дружеские связи, делают карьеру.
Это статистика, подтвержденная исследованиями, и в большинстве европейских стран власти исходят из понимания подобных вещей. Там юридически ограничиваются списки запрещенных наркотических веществ. И там давно поняли: ужесточение законодательства не приводит к снижению уровня наркомании.
Что касается употребления тяжелых наркотиков, то в цивилизованных странах подходят к данной теме, исходя из опыта гуманизма, накопленного европейской цивилизацией: это болезнь, хроническая, трудно- или вовсе неизлечимая. К «тяжелым» наркоманам относятся как к больным людям, закрепляя это законодательно и создавая все условия для лечения.
Второй подход присущ тоталитарным государствам. Он исходит из того, что любой человек, употребляющий наркотики, — как бы априори преступник. Следовательно, его надо вычеркнуть из общества, применяя различные виды наказания, в том числе в некоторых странах — смертную казнь. При таком подходе наркоманов пытаются «лечить» страхом перед возможным наказанием, причем, по иронии судьбы, постоянно повышая его «дозу» (человек психологически адаптируется к уже существующей).
Как показывает практика, страх не способен излечить, не способен помочь больному сделать выбор в пользу здоровой жизни. Наркомания как болезнь не исчезает, а начинает приобретать более извращенные формы, выражающиеся либо в изобретении тяжелых наркотиков, состоящих из разрешенных компонентов, не подпадающих под уголовное наказание, либо в кустарном изготовлении «грязных» наркотиков, которые опаснее классических опиатов; либо в уходе наркоманов еще глубже в «подполье», что влечет за собой массу проблем для общества, в том числе криминальных.
А что у нас?
С одной стороны, Россия принадлежит к семье европейских народов, в наших культурных генах — христианство с его «всепрощением и милостью», да и на дворе XXI век, вроде бы взывающий к смягчению нравов и состраданию. Но это лишь «вроде бы». Реальность нашего отношения к наркоманам, особенно когда знакомишься с ней воочию, ужасает. Проблема употребления наркотиков превратилась в средство наживы для одних и в нескончаемый кошмар для других. А нередко бывает так, что наживаются те, кто по роду деятельности должен бороться с этой проблемой, помогать больным стать здоровыми. Наживаются за счет тех, кого они должны спасать от беды.
Но обо всем по порядку.
В России наркотиками и наркоманией занимаются несколько структур, среди которых — ФСКН, МВД, ФСБ, Минздрав. В некоторых аспектах их полномочия разделены, в некоторых — сходятся. Традиционно ФСБ и МВД ловили наркоманов и наркодилеров, Минздрав занимался лечением больных. В 2003 году начала свою деятельность Федеральная служба РФ по контролю за оборотом наркотиков.
ФСКН была создана на кадровой (около 40 тыс. чел.) и материальной базе Федеральной службы налоговой полиции, упраздненной из-за плохих показателей работы. И получилось так, что новая служба появилась на свет с «родовой травмой»: налоговые полицейские прославились тем, что облагали данью бизнесменов и за взятки закрывали глаза на нарушения. Что создало этой структуре дурную репутацию и в итоге привело к расформированию. Но люди-то остались!
Год за годом новая-старая служба стала подминать под себя все больше полномочий, забирая их у структур, с которыми работала бок о бок, и в итоге превратилась в полноценную силовую структуру. Со своим штатом следователей, со своей полицией (пока, правда, не закрепленной юридически). А в последнее время ФСКН и вовсе объявила, что у нее имеются собственные программы по лечению наркозависимых.
То есть ФСКН, заместив в «силовой» сфере МВД и ФСБ, решила пойти дальше и стать Минздравом-2. На мой взгляд, этот вопрос ни в коем случае нельзя решать наспех. Ведь если «силовая» сторона еще как-то свойственна ФСКН по «происхождению», то такая специфичная, требующая отдельной подготовки функция, как лечение наркоманов, несвойственна ей вообще.
Правозащитникам хорошо известно, что с момента своего создания эта структура совершала множественные нарушения и законодательства Российской Федерации, и Европейской конвенции по правам человека — в борьбе за лучшие показатели, оправдывающие смысл ее существования. Подбросы наркотиков, фальсификация протоколов, подставные свидетели, суды, закрывающие глаза на явные пробелы следствия... Сотни, если не тысячи подтвержденных фактов серьезных нарушений, и за каждым — сломанная человеческая жизнь.
Будни работы ФСКН сегодня — это бесконечное расширение перечня веществ, оборот которых является уголовным преступлением. Помимо самих наркотиков под запретом оказались и другие вещества.
Прежде всего следует отметить пищевой мак: тысячи уголовных дел возбуждены по «маковым» делам. Под запретом находятся и т.н. прекурсоры — вещества, которые используют для изготовления наркотиков. Также введено понятие аналогов наркотических веществ; при этом закон не говорит, что именно является «аналогом» и по каким критериям эту «аналогичность» определять.
Но и это еще не все.
Помимо списков наркотических средств и психотропных веществ существует еще и список сильнодействующих и ядовитых веществ, куда входят, например, технический спирт (используемый для очистки и обезжиривания разного рода деталей и аппаратуры), ртуть (используемая в неоновом освещении), пчелиный и змеиный яды...
Можно только догадываться, сколько людей в России ежедневно рискуют своей свободой при таком рвении государства «заботиться» о здоровье нации — а именно заботой о здоровье объясняется изобилие запретов и больших уголовных сроков.
Но пользы от ставки государства на репрессивный путь «борьбы» с наркоманией, мягко говоря, мало. О том, что ФСКН «поставляет» в тюрьмы примерно треть заключенных, я уже говорил. Вряд ли, надолго оказавшись в криминальной среде, они выйдут на волю более законопослушными — скорее, обрастут преступными связями.
Я коротко перечислил те беды, которые принесло обществу создание ФСКН. Но, может быть, несмотря на все издержки, пользы от ФСКН больше? Так как данные о количестве наркоманов в стране крайне неоднозначны, посмотрим на оценки самой ФСКН.
В июне 2005 года, через год после создания этого ведомства, начальник одного из его управлений Борис Целинский сообщил, что, по экспертной оценке, в России от 3 до 8 миллионов наркозависимых. А в октябре 2010 года глава ФСКН Виктор Иванов заявил, что наркоманами являются около 2% трудоспособного населения России репродуктивного возраста (от 15 до 64 лет). Также, по данным ФСКН, в 2012 году 18 миллионов россиян (13% населения) имели опыт употребления каких-либо наркотиков, а до 3 миллионов человек делали это регулярно.
Впечатляющая эффективность, не правда ли.
