«Еврей-дворник» был самым коротким анекдотом эпохи развитого социализма. Теперь «русский-дворник» — такой же анекдот. Вот «таджик-дворник», «узбек-дворник» — констатация факта.
«Дворницкая» тема вдруг обрела вселенский масштаб. Дворник — уже не профессия, а символ национальных проблем. И разговоры о том, что мигранты отнимают рабочие места у коренного населения, всего лишь дымовая завеса. На самом деле просто пытаются решить вопрос, кому можно жить в Москве, а кому нельзя. Москва для москвичей.
Только эти «коренные москвичи», крайне озабоченные «засильем мигрантов», как-то подзабыли (или хотят забыть), что их бабушки-дедушки, мамы-папы были теми, кого еще более «коренные» презрительно звали «лимитой». А тех в свою очередь... И так далее.
Москвичи никогда не хотели работать на стройках и вредных производствах. А лимитчики со всех концов бывшего СССР — завсегда пожалуйста. Как и нынешние мигранты, многие из них не были обременены образованием. Да еще и пили по-черному. Ужас нашествия лимитчиков я ощутил, работая директором школы. Из десяти домов, закрепленных за школой, восемь были рабочими общежитиями. Пьянки и драки были буднями микрорайона.
Конечно, лимитчики были разные. Кто-то решался на переезд из-за детей, кто-то грезил о карьере. У некоторых получалось. Сентиментальный вариант лимитских историй показан в фильме «Москва слезам не верит». Но при всем моем раздражении их манерами и необразованностью не было мысли их осудить. Рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше. Нормальная человеческая история. Сегодня дети и внуки тех мигрантов — москвичи с достойным образованием и работой.
Природа не терпит пустоты. Лимитчиков сменили гастарбайтеры. И те, кто их проклинает, едва ли захотят занять их непрестижные рабочие места, чтобы делать их грязную работу.
Хотя конкретно дворник — профессия особая, в чем-то даже философская.
И до революции, и после нее метлами в Москве махали приезжие, причем — так исторически сложилось — люди неславянской внешности. Долгое время «монополию» на профессию держали татары. Они же составляли большинство носильщиков на московских вокзалах.
Но была еще одна категория дворников, в которую входили представители культуры. Как-то скрипач Давид Ойстрах в разговоре с Мстиславом Ростроповичем хвастал своей породистой собачкой. На что великий виолончелист заметил: «Это что! У меня на даче дворником работает нобелевский лауреат». Этим дворником был Александр Солженицын, которому Ростропович дал приют на своей даче в Жуковке и оформил дворником, чтобы власти не смогли осудить писателя за тунеядство.
Но если Солженицын дворником только числился, то другой писатель, Андрей Платонов, убирал двор Литературного института. При встрече с Сергеем Михалковым снимал кепку и приветствовал его: «Здравствуйте, господин хороший».
Я лично знал одного дворника — доктора наук. Ему хотелось работать на чистом воздухе и не засорять мозги. Это к тому, что в дворники идут или из-за материально-бытовых проблем, или из-за высокого уровня самодостаточности. Второй случай, естественно, крайне редкий.
Но продолжим. Дети и внуки татар-дворников выросли, получили образование, хорошее и очень хорошее, что сводит к минимуму вероятность уборки дворов и улиц. Но кто-то же должен их убирать. Кто-то — это гастарбайтеры из Средней Азии. И не надо обманывать(ся): других дворников у нас в обозримом будущем не будет. А этих уже сейчас не хватает. Недобор дворников в столице, по разным данным, составляет от 20 до 30%. Зарплата небольшая, работа тяжелая. Но даже если теоретически предположить, что зарплата дворника увеличится в 2–3 раза, то москвичи все равно мести дворы не пойдут.
Москва — город понтов и пыли в глаза. В том числе для приезжих «славянской внешности». Лучше быть последним задрипанным менеджером, чем первым дворником. Даже охранником-бездельником быть гораздо престижнее.
Уполномоченный при Президенте РФ по защите прав предпринимателей Борис Титов тревожно, но аргументированно замечает: «Вместо того чтобы спокойно, профессионально разобраться в проблеме, политики идут на поводу у обывательских страхов перед приезжими и бьют на эмоции. Тем, кто лепит из дворников, продавцов, строителей, сезонных рабочих образ «врага», стоит быть осмотрительней. Если их мечты избавить Россию от мигрантов вдруг сбудутся, то экономика страны просто обвалится. Ведь примерно каждое пятнадцатое рабочее место занято «понаехавшими».
Кстати, любопытная статистика. В США сегодня более 100 тысяч дворников, 317 тысяч официантов и официанток, около 365 тысяч кассиров имеют высшее образование. Рискну предположить, что какая-то часть дворников и официантов с высшим образованием — выходцы из России. Это тут они заносчивые «коренные жители», а там — те же гастарбайтеры. Правда, за границей нашей великой родины отношение к «понаехавшим» более спокойное. Там и еврей–дворник не анекдот, а обыденная реальность.
Приятель рассказывал, что, когда его сестра уехала жить в Израиль, первое время работала уборщицей в офисе. Так к ней сотрудники, включая руководство, относились не просто как к равной, а оказывали повышенное внимание, помогали адаптироваться в новой стране, советовали, собирали деньги при рождении сына, дарили многие необходимые вещи.
Это если жить по-человечески.
Странно слаженный хор наших властей и оппозиционеров о том, что, мол, надо сделать непрестижную работу престижной, и на нее повалят «славянские народы», — маниловщина с националистическим привкусом. А когда серьезный с виду политик говорит: «Если убрать преступления, совершаемые приезжими, то Москва будет самым законопослушным городом в мире» — это даже не смешно, а просто абсурдно.
Природа не терпит пустоты. Уедут одни преступники, приедут другие. Вот процент полицейских «на душу населения» у нас точно самый высокий в мире. Преступления надо раскрывать, только-то и всего.
Касательно ксенофобии на повестке дня два извечных русских вопроса: «кто виноват?» и «что делать?» На первый уже трудно найти ответ. Наверное, в разной степени виноваты все: и власти, и мигранты, и коренные. Ответ на второй вопрос возможен в нескольких вариантах. Вот один из них.
Год назад моя жена ездила в Соединенные Штаты для изучения волонтерского движения. В Америке быть волонтером модно и престижно. Там имеется очень много программ по адаптации мигрантов. Учителя в свободное от работы время бесплатно учат их языку и истории страны, врачи точно так же бесплатно лечат легальных и нелегальных мигрантов, реализуются различные антинаркотические программы.
Мою супругу, конечно, это все поразило. И она задала совершенно очевидный для российского гражданина вопрос: «А зачем вам все это надо?». Ответ был неожиданно откровенен (отвечала учительница): «Приезжих мы воспринимаем как данность, с которой надо смириться. Поэтому мы помогаем им адаптироваться из эгоистических чувств. Мы заботимся прежде всего о себе. Если мы хотим и дальше иметь комфортные и безопасные условия быта, то должны помочь мигрантам встроиться в нашу жизнь, стать равными среди равных».
В США, где проживают десятки миллионов мигрантов, господствуют здравый смысл и развитое чувство самосохранения. Не случайно и название волонтерских программ «Равные — равным».
Я, конечно, понимаю, что госдеп нам не указ. Да и какие эти гастарбайтеры нам ровня? «Чурки». Пусть лучше двор метут, а мы будем решать, кому жить здесь, а кому нет. Будем мы лечить и учить в наших школах их детей — или пусть болеют и растут неграмотными. Поэтому неясно, есть ли смысл напоминать, что равенство — это паритет и устойчивость, а неравенство — всегда борьба, в которой побеждает сильнейший. И очень большой вопрос, кто в этой борьбе окажется сильнейшим в итоге. А главное — зачем экспериментальным путем получать на него ответ?
