Сейчас я буду рассказывать нудную бытовую историю, а вы постарайтесь не уснуть. В ней нет ни громких имен (сегодня без Путина, Навального, Мизулиной), ни резонансных происшествий, ни громких разоблачений. Рядовая история рядовой пенсионерки из соседнего подъезда. В данном случае это моя бывшая школьная учительница, поэтому я и занимался месяцев шесть ее делом: однажды мы встретились на улице, и она попросила помочь разобраться в ее скорбных жилищно-коммунальных делах.
Дела ее — в общих чертах — были таковы. Управляющая компания включила в платежки кругленькие суммы за установку общедомовых приборов учета. Жильцы, большинство которых составляли бессловесные пенсионеры, вздохнули и заплатили: как говорится, надо — значит, надо. Потом моя учительница под большим секретом узнала от знакомых в ЖЭКе, что эти приборы учета стояли в доме уже несколько лет (просто не были подключены) и якобы их покупку тогда оплатил бюджет, потому что действовала какая-то городская программа.
Получается, людей без особого изящества «киданули». Активным людям все равно проще заплатить, чем обивать пороги, а пенсионеры все равно ничего не добьются. Поэтому в офисе управляющей компании с ответами на щекотливые вопросы особо не парились, предпочитая бросать трубки и захлопывать двери. Тут надобно пояснить, что это в Москве, говорят, бурным цветом расцвели ТСЖ. А в провинции почти везде волшебным образом управляющими были выбраны все те же районные УЖХ, муниципальные чиновники, — да, кто-то где-то якобы за них голосовал и что-то подписывал, но о механизмах этого позже.
Так вот. Веря в силу родной бюрократии, я помог пенсионерам составить запросы в прокуратуру и жилинспекцию и думал, что и дело с концом. Ан нет. Прошло четыре месяца, а я все вытягивал из этих ведомств ответы, уже просто из спортивного интереса — кто кого. Мы двигались по шажочку: примерно раз в неделю я узнавал, что у нужного сотрудника прошлые две недели не работал телефон, что он ушел в отпуск, что новый сотрудник пока не в курсе, что новый в курсе, но уже вернулся старый, что заявление потерялось, что ответ давно отправлен, но тоже, видимо, потерялся... Этот сизифов труд приносил странное удовлетворение: ты постоянно чувствуешь себя букашкой, которая точит дерево, но если будет тупо продолжать, то непременно подточит.
В конце концов они сдались, и выяснилось, что с датами установки счетчиков все шито белыми нитками, но еще интереснее то, что все суммы и прочее устанавливали сами жильцы — общим собранием, которого никто в доме почему-то не помнил. Якобы в прокуратуре кто-то даже держал в руках протокол, в котором было целых три подписи, правда, эти фамилии никому в доме ни о чем не говорили, в том числе и людям, проживавшим в указанных квартирах.
Если вы думаете, что кого-то тем самым поймали с поличным, то глубоко ошибаетесь. Прокуратура заявила, что общий лист подписей она у управляющей компании истребовать не может, потому что для этого нужна «доследственная проверка», а ее и не будет, потому что устанавливать подлинность протокола — не прокурорское дело, и вообще, пусть никому в доме не известные Иванова и Петрова, чьи фамилии там значатся, придут и заявят, что их подписи фальсифицированы.
Но спортивный азарт уже не оставлял меня: так появилось заявление пенсионерок в ОБЭП, в результате чего даже приходил участковый и уныло опрашивал жильцов указанных в протоколе квартир, — а итогом стало постановление об отказе в возбуждении дела, где полиция написала: «Согласно комментариям к ст. 327 УК РФ («подделка документов») под редакцией профессора Кругликова, протоколы собрания жильцов не являются официальными документами». Соответственно, «установление лиц, составивших фиктивный неофициальный документ, нецелесообразно, т.к. уголовная ответственность за данное деяние не предусмотрена». С этим аргументом отказали по статье «мошенничество», а какое-нибудь «самоуправство» и вовсе не было упомянуто.
Конечно, можно было походить по кабинетам еще годик, разослать еще писем тридцать, и тогда бы полиция сквозь зубы — чтобы отвязались — закрыла вопрос по какому-нибудь сроку давности. Но тут уж мой полугодовой азарт куда-то пропал.
Вот — можно просыпаться! — совершенно рядовая история рядового дома (или можно даже предположить: каждого дома) каждой улицы каждого российского города. Ничего оригинального или леденящего кровь. Скучно, господа.
Чем бы вас приободрить?
Ну, например, тем, что завтра по материалам этой колонки все-таки могут завести дело (юридический азарт не оставляет!), но в отношении меня: за возбуждение ненависти и вражды к таким социальным группам, как «работники прокуратуры», «сотрудники полиции», «муниципальные чиновники» (я никого больше не упоминал?).
А почему бы и нет? Такие дела уже возбуждались в отношении журналистов и блогеров в Челябинске и Кемерове, Костроме и Екатеринбурге, Рязани и Казани...
«Данным социальным группам приписываются действия, воспринимающиеся читателем как противоправные, несправедливые, безнравственные, то есть у читателя формируется устойчивое негативное эмоциональное отношение к сотрудникам прокуратуры. Унижение человеческого достоинства осуществляется через подрыв уважения к данным социальным группам. Унижение достоинства выражается в высказывании ложных измышлений, извращенных сведениях, позорящих и оскорбляющих социальную группу». Это из заключения челябинского эксперта.
Вам кажется нелогичным такой поворот сюжета?
Ну отчего же. Разве не интересно задуматься, почему у нас так неохотно привлекают к ответственности по реальным основаниям — повседневным, пусть мелким, но наглым нарушениям и преступлениям, с которыми мы сталкиваемся в своем доме, в своем подъезде, — и при этом те же органы проявляют такой энтузиазм, если дело касается, так скажем, «сферы духа». Сферы слов. Сферы мыслей.
Может быть, кто-то так понимает тот самый поворот к духовности?
Может быть, лучшими духовными скрепами являются наручники?..
Нет, действительно: этим ничтожным вопросом с жилищно-коммунальными проблемами знакомых пенсионеров, где буквально все лежало на поверхности, я занимался шесть месяцев, дергал как минимум три разных контролирующих ведомства, но законных оснований для какой-либо реакции они не нашли. Зато, если мы перейдем из мира грубой материи в мир возвышенных слов, оснований сразу найдется миллион.
А представим: я бы добавил лирики и написал о том, что в одной из квартир, фигурирующих в протоколе, живет милая лесбийская пара. Я «влетаю» по первому закону: кто там обещал уголовную ответственность за приравнивание геев и лесбиянок к нормальным людям?..
Или: я добавил бы, что шеф управляющей компании лицемерно стоит со свечкой в церкви. Таким образом, теоретически я «влетаю» по второму закону.
Или: одна из старушек рассказывает мне что-то не «глянцевое» о войне, то, что я считаю нужным воспроизвести в статье. Я «влетаю» по третьему закону, распространяя «ложные сведения о деятельности армий антигитлеровской коалиции по поддержанию мира и безопасности»... Или этот закон еще не принят? — да ведь уже не уследишь.
Или: я вовлек в дело международную правозащитную организацию и «влетел» под новую редакцию статьи «Государственная измена», ибо, как разъясняет официальное издание Правительства РФ, «по новым правилам обвинение в государственной измене могут предъявить не только тому, кто прямо работает на иностранные разведки. Подсудными становятся консультации, финансовая и материально-техническая, а также иная помощь международным организациям, если их деятельность направлена против безопасности страны. Даже официальная работа по контракту с зарубежными гражданскими организациями может быть признана преступной, если следствие докажет, что эти структуры действовали против нашего государства» («Российская газета», 14.11.2012, №262).
Бред. Бред сивой кобылы, скажете вы. С какой стати писать о лесбиянках, церкви, антигитлеровской коалиции etc, etc в статье о конкретных жилищно-коммунальных проблемах?
Да ни с какой, согласен. Но с людьми нашего писательского ремесла всегда так — как в восточной притче, в которой мудрец говорит отроку: «Ты всего добьешься, если не будешь думать про белых обезьян!» — «Но я никогда про них и не думал!» — «Вот и дальше так поступай». Однако с этой минуты отрок больше не мог не думать про белых обезьян.
