Как могло получиться, что спустя столько десятилетий после окончания Великой Отечественной вспыхивают раздирающие общество споры? Сейчас — с невероятными оскорблениями и дикой злобой — обсуждается вопрос, кто же такие смершевцы: герои невидимой войны против фашистов или преступники, губившие боевых товарищей?
Причина споров — отсутствие интереса к собственной истории. И как следствие — ее искажение. Если смотреть нынешнюю кинопродукцию, возникает ощущение, будто великую войну выиграла не армия, а смершевцы. Нет ли в этом неуважения к тяжкому ратному труду пехотинцев, танкистов, артиллеристов, летчиков, которые четыре года завоевывали победу?
О смершевцах мне рассказывал виднейший партийный деятель Николай Григорьевич Егорычев, в 1960-е годы первый секретарь московского горкома (его стараниями у Кремлевской стены появилась Могила Неизвестного Солдата, у которой зажгли Вечный огонь; он в сорок первом ушел на фронт добровольцем, прошел всю войну, не раз был ранен):
— На Северо-Западном фронте я служил заместителем политрука стрелковой роты. Вызывают меня в штаб. Холеный подполковник из СМЕРШ говорит: «Вы хорошо знаете полк. Докладывайте мне о тех, у кого неправильные настроения, кто может сбежать».
Егорычев ответил:
— Товарищ подполковник, эти люди воюют на передовой, каждый день подвергаются смертельной опасности. И я ни о ком из них вам ничего говорить не буду.
Подполковник возмутился:
— Ах, вы так себя ведете? Я вам покажу!
Через пару дней смершевец появился в расположении роты. Она занимала высоту. Подходы к ней немцами просматривались и простреливались. Поэтому отрыли глубокий ход сообщения, чтобы в случае обстрела укрыться. Вдруг видят: кто-то ползет по рву. Солдаты хохочут. Показался тот самый подполковник и к Егорычеву:
— Что они смеются?
Егорычев честно ответил, что солдаты смеются из-за того, что подполковник трусоват:
— Мы укрываемся только в случае обстрела, а вы ползете, когда опасности нет...
Николай Егорычев, который доказал свою смелость и на фронте, и в большой политике, вспоминал, как несправедливо расстреливали бойцов:
— Смершевцы тоже хотели показать, что воюют. Война все списала, к сожалению...
Предмет спора — главное управление военной контрразведки «Смерть шпионам». Так с 1943 года назывались особые отделы, которые появились еще в момент создания Красной Армии. Первоначальная задача — следить за бывшими царскими офицерами. Потом командирские должности заняли люди с партбилетами, но им тоже не доверяли. Сейчас в распоряжении историков огромный массив рассекреченных документов предвоенных лет. Они свидетельствуют: шпионов-то было мало, в основном особисты докладывали своему начальству о настроениях красноармейцев, об ошибках и недочетах (подлинных и мнимых) командиров, выявляли «антисоветчиков» и «клеветников».
К профессиональной контрразведывательной работе это отношения не имеет. Руками особистов осуществлялись постоянные чистки Вооруженных сил. Жертвами стали кадровые и образованные офицеры, военная интеллигенция, преподаватели военно-учебных заведений — и некому было готовить молодых командиров.
В годы массового террора, придумывая мифические заговоры и объявляя красноармейцев шпионами, подрывали обороноспособность армии. Накануне войны уровень боевой подготовки резко упал. Командиры были растеряны, потеряли уверенность в себе, не могли навести порядок. Красноармейцы переставали подчиняться своим офицерам: а вдруг они тоже враги народа?
Эта глава истории более или менее ясна. Но все изменилось 22 июня 1941 года, когда надо было воевать с настоящим, а не придуманным врагом. Одни сотрудники особых отделов — прежде всего в сорок первом — мужественно сражались вместе со всей Красной Армией и гибли на полях сражений. Другие вылавливали немецких парашютистов и диверсантов. А вот третьи всю войну сажали боевых товарищей.
19 июля 1941 года Сталин поставил во главе управления особых отделов Виктора Абакумова, заместителя Берии. В конце 1941 года Абакумов подвел итоги своей работы за первые месяцы войны: с 22 июня по 1 декабря особые отделы арестовали более тридцати пяти тысяч человек. Это две дивизии! Из них четырнадцать с половиной тысяч (целую дивизию!) расстреляли.
В 1943 году командующий 7-й отдельной армией генерал-майор Алексей Крутиков не выдержал и доложил Верховному главнокомандующему, что особисты фальсифицируют дела и отправляют на смерть невинных людей, объявляя их немецкими агентами: «Общей чертой большинства шпионских дел является полное отсутствие объективных доказательств. Все обвинения в шпионско-диверсионной работе были построены на признании самих подсудимых».
Командующий армией — фигура, генерал Крутиков хорошо проявил себя, его ждало повышение. Сталин поручил проверить письмо начальнику главного политического управления Красной армии Александру Щербакову. Даже видавший виды кадровый партийный работник поразился тому, что выяснилось в ходе проверки.
Особый отдел армии сообщил о раскрытии вражеской агентурной группы:
«Резидент немецкой разведки Никулин, снабженный немецкой разведкой оружием (пистолетом и гранатами), получил от немецкой разведки задание вести обширную шпионскую деятельность в Красной Армии — вербовать шпионов, взрывать мосты, поджигать воинские склады, советские учреждения и т.д.».
На самом деле никакой немецкой разведгруппы не было. Никулин воевал в Красной Армии в финскую войну. После ранения комиссован. Работал плотником. «Резидент» не умел ни читать, ни писать. Даже Щербаков поразился, что «неграмотному во всех отношениях Никулину, проживающему в глухой деревушке», немцы могли дать задание собирать сведения о расположении и дислокации штабов, воинских частей и соединений.
Главным доказательством вины было немецкое оружие, которое нашли особисты. Щербаков легко выяснил его происхождение:
«Иванов, мальчик тринадцати лет, сказал Никулину, что у него имеются трофейные гранаты и пистолет. Никулин отобрал оружие у мальчика. Пистолет отдал младшему лейтенанту Шведову за хлеб, а гранаты использовал для глушения и ловли рыбы».
Если бы не вступился командующий армией, всех участников мнимой разведгруппы расстреляли. За два года самой страшной в истории войны, в 42—43-м, в 7-й армии полторы тысячи красноармейцев приговорили к расстрелу. Особисты уничтожили целый полк собственной армии.
«Провести надлежащее расследование по этим делам, — докладывал вождю Щербаков, — не представляется возможным, так как осужденные расстреляны».
Вот какими методами сооружались дела, за которые давали ордена и звездочки на погоны. Протест командарма Крутикова — редкость. Мало кто из военачальников на такое решался. В годы войны органами СМЕРШ был арестован сто один генерал и адмирал. Двенадцать умерли во время следствия. Восемьдесят один был осужден. Впоследствии их оправдали. Но с того света люди не возвращаются…
А после победы затеяли липовые дела против командования флота, лучших артиллеристов и летчиков страны. Попутно выбивали из них показания на маршала Жукова. За каждым его шагом следили. Повсюду, даже в спальне, установили аппаратуру прослушивания. Из ближайшего окружения Жукова взяли больше семидесяти человек. Одним из них был Герой Советского Союза генерал-лейтенант Владимир Крюков. Арестовали его жену Лидию Русланову, замечательную исполнительницу русских народных песен.
Следователь предупредил Крюкова:
— Ты уже не генерал, а арестант, станешь запираться — будем бить как сидорову козу.
Крюков возразил:
— Я еще подследственный, и из генералов меня не разжаловали.
Следователь подвел его к окну и сказал:
— Вот видишь там народ? Вот они подследственные. А ты уже осужден. От нас на свободу возврата нет. От нас дорога только в лагерь.
Крюкова доставили к Абакумову. Тот предупредил:
— Будешь упорствовать — искалечим на всю жизнь.
Как выразился митрополит Илларион, Сталин был «чудовищем, духовным уродом, который создал жуткую, античеловеческую систему управления страной, построенную на лжи, насилии и терроре».
Когда Абакумова после смерти Сталина судили, Генеральный прокурор СССР Роман Руденко сказал:
— Я не хочу расшифровывать некоторые формы пыток, с тем чтобы не унижать достоинство тех лиц, к которым они применялись…
До ареста Абакумов жил в огромной квартире на втором этаже особняка в Колпачном переулке площадью в триста квадратных метров. Чтобы здесь мог с комфортом разместиться начальник СМЕРШ, выселили шестнадцать семей. Проводившие обыск недавние подчиненные Абкумова долго описывали невиданное в разрушенной войной стране имущество — мебельные гарнитуры, холодильники, которых еще не было в Москве, тринадцать радиоприемников и радиол, тридцать наручных часов, сто пар обуви, чемодан подтяжек, семьдесят восемь ваз, множество фотоаппаратов, столового серебра, тканей...
Не поворачивается язык назвать Абакумова и его подручных героями Великой Отечественной. Это равносильно оскорблению памяти погибших на войне. Но нельзя обижать и тех сотрудников особых отделов и чекистов, кто честно сражался на передовой, кого со смертельно опасным заданием перебрасывали за линию фронта.
Остается только одно. Не отгораживаться от прошлого, не говорить: хватит копаться в истории! Напротив, изучать болезненные узлы отечественной истории, дабы разобраться и наконец отделить преступников от героев. Всем воздать должное. Одним — вечную славу, другим — проклятие и презрение.
