— Петер, вы родились в Одессе, но родители увезли вас в совсем юном возрасте. У вас остались какие-то воспоминания о том времени, о Союзе? Ваши предки прожили два века в России. Чувствуете ли вы, что это в какой-то степени родная вам страна?
— Большая часть моей семьи по-прежнему живет в Алма-Ате и в Киеве. Да, я чувствую, что Россия в определенном смысле родная страна для меня, и сам ощущаю себя отчасти русским. Я даже выгляжу как русский человек. В
— Одна из самых ваших известных акций «Из досье собачьей жизни» созвучна серии перформансов Олега Кулика — вы оба перевоплощались в собаку. Вы считаете, что Кулик развил вашу идею или позаимствовал? Или его «кусачий пес» не имеет ничего общего с вашей акцией? Почему вы не включили его в состав участников основного проекта?
— Кулик развил мою идею перевоплощения в собаку. Правда, он был обнажен, а я одет. И он делал это в другом политическом и историческом контексте. Однако наши акции имеют много общего. Например, сомнения в человеческой природе человека, сомнения в антропологической природе человечества. Может быть, Томас Гоббс был прав в своем «Левиафане»? Человек человеку — волк. Впрочем, насколько я знаю, Кулик двинулся дальше по иному пути, который не вписывается в концепцию биеннале.
— Название основного ее проекта «Переписывая миры» звучит как вызов. Кому он адресован? Обществу, напуганному финансовым кризисом и экологическими катастрофами? Какую главную идею вы вкладываете в заголовок Московской биеннале?
— Да, вы правы! Мы переживаем проблемы кризиса: от экологических до финансовых катаклизмов. То, что называется глобализацией, на мой взгляд, является процессом «переписывания». Нет ни «столкновения цивилизаций», ни «слияния культур». Но такие процессы «переписывания» происходят в Азии, Африке, Южной Америке и т.д. Все наши экономические, социальные и политические системы постоянно меняются и трансформируются. Московская биеннале будет зеркалом современного искусства так же, как современное искусство является зеркалом современного общества. Подзаголовок Московской биеннале звучит как «Искусство и действие». Искусство — это проводник творчества, деятельности, поэтому «каждый — художник» (высказывание Джорджа Бойса, британского художника и архитектора), поэтому каждый может принять идеи искусства, выражать свои желания, представления о мире, каждый может внести вклад в переписывание мира. Публика — главное действующее лицо Московской биеннале.
— Многие считают, что эпоха постмодернизма подходит к концу и искусство входит в новую фазу. Вы согласны?
— Да, я согласен. Эта биеннале — своего рода прощание с идеями модернизма. Мы используем этнографические и антропологические концепции, чтобы расширить и превзойти эти идеи. Модернизм терял свои позиции в начале ХХ века, уступая их неоавангарду. Сейчас искусство возвращается к реальности, отходя от формализма и абстракции. Но оно меняет классическое изображение реальности.
— В одном из интервью вы сказали: «из способов ответить на вызовы современности лучшие — это технология и технологическое искусство». Получается, что традиционные жанры, такие как живопись и скульптура, больше не отвечают запросам современного общества?
— Как вы знаете, история искусства характеризуется изменением иерархии. Вначале (с греческой культуры) живопись, скульптура, архитектура, агрокультура, музыка не считались высокими жанрами. Так называемое технэ (греч. techne — мастерство), Artes mechanicae, как его называла римская цивилизация, — оно было ремеслом рабов. Настоящим же, высоким искусством считались математика, астрономия. Леонардо да Винчи начал соревнование между видами искусств (поэзия, музыка, живопись, скульптура), так называемый paragone, для того чтобы они приобрели статус высшей формы знания, т.е. науки. Он писал всегда о «науке живописи». Я продолжаю эту идею, то есть стараюсь превратить технэ, Artes mechanicae, техническое искусство, в высшиe формы знания и искусства. Я считаю, что современный мир лучше всего характеризуется своими техническими достижениями. Вслед за Жоржем-Пьером Сёра я думаю, что язык и выразительные средства нашего времени лучше всего выражают его изменения. На самом деле я не отрицаю живописи, я лишь хочу, чтобы все виды искусства были между собой равны.
— Наибольший ажиотаж вызвало известие о том, что в Московской биеннале примет участие опальный китайский художник Ай Вэйвэй, пусть и дистанционно. Расскажите о работе «Пекин: Второе кольцо», которая будет представлена на выставке. Вы поддерживаете политическую позицию Ай Вейвея?
— Насколько я знаю, Министерство культуры направило официальное приглашение Ай Вэйвэю — и он выразил заинтересованность в участии в Московской биеннале. Его работа «Пекин: Второе кольцо» — это фильм, описывающий городские изменения в Пекине, именно то самое «переписывание» городской среды со знаменитой китайской скоростью. Подобное можно наблюдать и в Москве. Я не тот человек, чтобы критиковать недостатки Запада. Но я не люблю эту игру, когда Китай или Россию обвиняют в дефиците демократии, тогда как у нас на Западе иногда этот дефицит еще больше. Каждый работник в Китае, который совершает самоубийство из-за неприятностей на работе, достоин сочувствия. Однако мне не нравится, что, хотя каждый такой случай вызывает резонанс на Западе, никто не напишет и не расскажет о том, что какой-то работник из западной страны покончил с собой. По сравнению с Брэдли Мэннингом, который работал на WikiLeaks, а теперь сидит в жуткой изоляционной тюрьме в США, Ай Вэйвэй является свободным человеком. И практически ни один художник, ни одно СМИ на Западе не кричит: свободу Мэннингу!
— У вас и самого были проблемы с законом в
— Сферы политики и искусства всегда были взаимосвязаны, как, например, философия или литература и политика. Многие художники были зависимы от власти и при этом создавали великие произведения, как, допустим, в эпоху Возрождения. Большинство из работ тех времен, которыми мы любуемся сегодня, раньше использовались властями для украшения дворцов и соборов. Сейчас же художники работают для рынка, который называется свободным. Но иногда этот рынок еще более жесток, чем прошлые авторитарные учреждения. То, что мы можем наблюдать сегодня, является новым видом конфликта между людьми и ведомствами, между субъектами и системами, потому что сегодня границы между субъектами и системами размыты, точно так же, как различия между легальным и нелегальным, виновным и невинным и т.д. Поэтому, если вы пытаетесь эти связи разграничить, вы рискуете нарваться на неприятности.
— Какими критериями вы руководствовались при выборе других художников (не из России) для Московской биеннале?
— Мои критерии выбора были следующими: во-первых, обязательное условие заключалось в том, чтобы работы того или иного художника не выставлялись ранее на предыдущих выставках. Во-вторых, важно, чтобы работы вписывались в концепцию биеннале. В-третьих, они должны были внести существенный вклад в эту концепцию. И, наконец, работы должны быть новаторскими, современными.
— Российских проектов будет только 13, хотя вы рассматривали порядка 300 портфолио. Чем вас зацепили те художники, которых мы увидим на выставке?
— Мне в равной степени нравятся работы всех 13 авторов. Я вижу в них новое качество, которое я называю открытостью. Эти молодые художники открыты публике, они защищают статус и независимость искусства, но не в классическом смысле привязки к академическим правилам, а следуя заветам русских концептуалистов предыдущего поколения.
— Вы всегда считали, что искусство должно быть свободно от рыночных отношений. В
— Каверзный вопрос. Прежде всего
