Не только в романе, но и наяву вождь боевой организации партии социалистов-революционеров часто бывал на Тверском бульваре. “Вчера вечером я приехал в Москву. Она все та же. Горят кресты на церквах, визжат по снегу полозья. По утрам мороз, узоры на окнах, и у Страстного монастыря звонят к обедне. Я люблю Москву. Она мне родная. …На бульварах темно, мелкий снег. Где-то поют куранты. Я один, ни души. Передо мною мирная жизнь” — это цитата из романа “Конь бледный”. Автор его — писатель Ропшин, он же Борис Викторович Савинков.
А теперь цитирую “Записки террориста”, изданные в СССР спустя три года после его ареста при переходе государственной границы и последовавшего после допроса самоубийства на Лубянке, а может быть, убийства. “Борис Вноровский снял офицерскую форму и по фальшивому паспорту поселился в гостинице “Националь” на Тверской. В среду я встретился с ним в “Международном ресторане” на Тверском бульваре”.
Студенту Московского университета дворянину Борису передал Савинков бомбу и доверил метнуть ее в адмирала Федора Дубасова, приказавшего стрелять из пушек по восставшей Пресне. В форме морского офицера молодой террорист исполнил поручение, швырнул бомбу в генерал-губернатора, его ранил, адъютанта убил и сам погиб на месте, обагрив кровью Тверскую улицу перед резиденцией наместника царя.
Чай кончен. Удлинились тени,
И домурлыкал самовар.
Скорей на свежий, на весенний
Тверской бульвар…
Так Марина Цветаева начинает поэму “Чародей”, посвященную Анастасии Цветаевой, вспоминая скоротечную страстную любовь, испытанную сестрами к сверстнику-поэту. (На склоне лет Анастасия Ивановна рассказала мне, что от решившей вернуться из эмиграции в СССР Марины муж и дочь, приехавшие ранее нее в Москву, скрыли весть о ее аресте.)
Мечтая о могучем даре
Того, кто русской стал судьбой,
Стою я на Тверском бульваре,
Стою и говорю с тобой.
С недавних пор Сергей Есенин в бронзе стоит посреди бульвара в образе Леля из сказки там, где его видели совсем другим.
“Старинный двухэтажный дом кремового цвета помещался на Бульварном кольце в глубине чахлого сада, отделенного от тротуара резною чугунною решеткой. ...Дом назывался “домом Грибоедова” на том основании, что будто бы некогда им владела тетка писателя... Ну, владела или не владела — мы того не знаем. Помнится даже, что, кажется, никакой тетки-домовладелицы у Грибоедова не было...”
В “Мастере и Маргарите” этот особняк на Тверском бульваре Михаил Булгаков верно называет “домом Герцена”, встреча с ним нас ждет.
В живописи Тверского бульвара не так много, как в литературе. Посвященные ему акварель Константина Юона и две картины Аристарха Лентулова в Третьяковской галерее известны. О третьей — малоизвестной картине Зураба Церетели — расскажу позднее.
Начну с “Ночи на Тверском бульваре”, созданной сто лет назад сыном страхового агента, выходца из Швейцарии. Юон родился в Москве, учился в классах на Мясницкой. Его не тянуло на родину отца. Пленила древняя архитектура Москвы, храмы и дворцы на Боровицком холме. Арбат, хотя сам художник на нем жил и обучал живописи в своей школе, его не вдохновил. Никто из русских художников, как Юон, не писал так часто Красную площадь и Кремль. На его картинах вербные базары и кормление голубей на Васильевском спуске. Он запечатлел захват Кремля в октябре 1917 года, демонстрации и военные парады на Красной площади, включая тот, что состоялся, когда Москва была на осадном положении 7 ноября 1941 года.
На картине Юона “Лубянская площадь” с не порушенным Китай-городом тьма извозчиков кружит на санях вокруг единственного авто зимой 1905 года. Тогда еще не пролилась на снег кровь в декабре. Баррикад, поваленных трамвайных мачт и телеграфных столбов у художника на картинах нет. Есть “Кофейня” на Тверском бульваре. То было излюбленное место встречи художников и поэтов — напротив дома, где сейчас театр имени Пушкина.
Публикуемая в “МК” акварель написана закоренелым реалистом. Залитый светом электричества бульвар полон ночной жизни. Горят огни фонарей, манит прохожих заведение, где у входа стоит как часовой половой в белом. В книге “Москва в моем творчестве” Юон назвал “Ночь на Тверском бульваре” ноктюрном, “с таинственными силуэтами фигур, выступающих на фоне рассыпавшегося звездой света от яркого фонаря кафе”. За столиками завсегдатаи. Две пары молодых мужчин и женщин и две грациозные дамы в многоэтажных шляпках и длиннополых платьях по парижской моде доживают счастливые дни перед грядущими революциями.
Игрой света и тьмы акварель напоминает картины импрессионистов, писавших парижские бульвары и кафе с красивыми женщинами. Их он видел, когда жил в Париже, учился там, когда писал декорации к “Борису Годунову” для “Русских сезонов” Сергея Дягилева. Но за импрессионистами не последовал, что позволило жить без гонений в советской Москве, не признавшей “упадочное искусство”.
Кофейня на Тверском бульваре, по словам Александра Чаянова, “некогда претворена в одной из картин Юона”. На бульваре началось действие одной из его фантастических повестей под многословным названием “История парикмахерской куклы, или Последняя любовь московского архитектора М. Романтическая повесть, написанная ботаником Х и иллюстрированная антропологом А.М.: Изд. авт. и художника, II год республики”.
То есть 1918 год. Тогда юная советская власть позволяла литературные вольности. Герой повести — архитектор, страдавший от неразделенной любви, едет в Венецию, чтобы избавиться от сердечных мук. Чаянов в молодости брал уроки рисования и живописи в школе Юона. Сам гравировал и коллекционировал гравюры художников Западной Европы, собрал замечательную коллекцию. Вымышленных героев наделял своими увлечениями.
Архитектор коллекционировал иконы, фарфор, эротическую графику и стремился в Венецию еще и потому, чтобы увидеть Тициана, Джорджоне и художников, чьи имена мало кто знал.
В кофейне на Тверском бульваре бывал “московский ботаник Х”. Он же товарищ министра земледелия во Временном правительстве, профессор Тимирязевской сельскохозяйственной академии, основатель ее института экономики. А также литератор и искусствовед, знаток Москвы, читавший лекции по краеведению в Московском университете… Ему бы с такими талантами родиться в эпоху Возрождения. А на его долю выпало жить в годы “военного коммунизма”, нэпа и “большого террора”, который не обошел стороной полного жизни и страстей Александра Чаянова.
Его соавтор, иллюстратор фантастической повести, скрывавшийся под псевдонимом “антрополога А.М.”, известен. Им был график, живописец и реставратор Алексей Рыбников. В него влюбилась жена “ботаника Х” и ушла от мужа к “антропологу”.
Очевидно поэтому другие фантастические повести украшал гравюрами другой художник — потомок запорожского казака Алексей Кравченко. До революции он успел совершить путешествия не только по Италии, но и по Индии. Прославился гравюрами, иллюстрациями русской классики. В двадцатые годы удостоился Гран-при в Париже на Международной выставке прикладного искусства. Считают, что этот художник “надолго определил развитие “романтической тенденции” в отечественной графике”. В XXI веке Алексей Рыбников не забыт энциклопедиями и коллекционерами, его выставки прошли в Академии художеств и Третьяковской галерее.
Акварель “Ночь на Тверском бульваре” появилась четыре года спустя после митингов у памятника Пушкину, демонстраций, схваток москвичей с полицией, казаками и жандармами, предшественниками внутренних войск. Все три русские революции начинались, развивались и завершились на Тверском бульваре. О них напоминает мемориальная доска на доме 20 с надписью: “Здесь во время октябрьских боев 1917 года при взятии дома градоначальника героически погибли члены Союза рабочей молодежи товарищи Жебрунов и Барболин”. Николай Жебрунов пал в 19 лет, Сергей Барболин — в 20. Николай служил в авторемонтной мастерской в Сокольниках. Сергей — там же, в трамвайной мастерской, и перед гибелью захватывал вагон с оружием на станции Сокольники-товарная.
Другой памятник малозаметен среди зелени бульвара. Каменный куб поставлен на ребро в землю с надписью “В память о революционной борьбе московских рабочих в сентябре 1905 года и в октябре 1917 года”. В надписи явное умолчание. Революции на совести не только рабочих, но и тех, кто не стоял у станка.
Первыми явную борьбу с царским правительством начали студенты Московского университета. Они, узнав, что за “беспорядки” отдали в солдаты студентов Киевского университета, 23 февраля 1901 года устроили митинг в здании на Моховой. Его окружили полиция и конные жандармы.
Когда взбунтовавших студентов заперли в Манеже, им на помощь пришла вся Москва. “Толпа двинулась по Тверской улице к дому генерал-губернатора с красными знаменами. Где взять этих красных символов народного братства? Какой-то смельчак, недолго думая, сорвал с подъезда казенный флаг и стал поспешно отдирать белые и синие полосы. Новая идея нашла подражателей… К толпе с балкона вышел генерал-губернатор и увещевал выходить под российским флагом. Толпа дошла до памятника Пушкину, и начался митинг, который длился день и ночь под пение “Марсельезы” и возгласы “Да здравствует свобода!”.
Так написал участник демонстрации Владимир Тан-Богораз, автор декадентских стихотворений и “Чукотских рассказов”, романов о жизни народов Севера, этнограф и лингвист с мировым именем. Наукой начал заниматься в царской ссылке. Три года он кочевал среди чукчей, изучая их язык, быт и нравы, жил в Соединенных Штатах и там курировал этнографическую коллекцию Американского музея естественной истории. Перед революцией 1905 года вышла его книга “Русские в Канаде”. Таких интеллигентов на демонстрации было множество.
В тот день появилась на Тверском бульваре первая в истории Москвы баррикада, ставшая символом революции. Она нарастала как снежный ком, падающий с горы, после расстрела у стен Зимнего дворца 9 января. В ответ на расправу во власть имущих полетели пули и бомбы социалистов-революционеров.
Ведомый Борисом Савинковым недоучившийся студент Московского, Санкт-Петербургского и Львовского университетов Иван Каляев, партийная кличка Поэт, в Кремле бомбой разорвал на куски великого князя Сергея Александровича. Другой эсер, учитель Петр Куликовский, на Тверском бульваре, 22, в доме полиции, где принимал население градоначальник граф Шувалов, выстрелами в упор его смертельно ранил.
Закрылся Московский университет. Забастовали пекарни. Произошло первое столкновение с полицией. 27 сентября, начало всеобщей стачки, обрадовало томившегося в эмиграции Ленина и побудило назвать его поэтически “первой молнией грозы, осветившей поле сражения”.
В тот день в Большом театре состоялась премьера оперы Римского-Корсакова “Пан Воевода”, поставленной Сергеем Рахманиновым. Но всем было не до премьеры. Все слушали “музыку революции”, как скажет позднее Блок.
“В Москве происходят сильные беспорядки, — писал композитор жене из Москвы в Санкт-Петербург после премьеры. — Газеты не выходят. Забастовали рабочие всех типографий; на Тверском и Страстном бульваре ходят толпы, говорят речи; разгоняют нагайками. Третьего дня я сам видел громадную толпу, шедшую с пением “Дубинушки”, а Тверская улица была перегорожена казаками и жандармами”.
Вернувшись домой, Римский-Корсаков обработал песню для симфонического оркестра с хором. “Дубинушку” в упоении пел Федор Шаляпин в “Метрополе”, став на стол в роскошном зале ресторана, заполненном господами. Присяжные поверенные, преуспевавшие врачи, архитекторы, домовладельцы хором подпевали, не представляя, чем кончатся демонстрации. Как известно, завершилось все огнем и кровью, похоронами тысячи убитых.
Вторую Февральскую революцию все запомнили без крови, в красном цвете бантов и флагов. С ними вышли на улицы домовладельцы и бездомные, офицеры и солдаты, аристократы и пролетарии. На двух картинах Аристарха Лентулова “Тверской бульвар” красный цвет горит на фоне куполов Страстного монастыря и памятника Пушкину.
Этот сын сельского священника после духовного училища и семинарии занимался живописью в Пензе, Киеве, Санкт-Петербурге. Жил в Италии и Франции, когда авангард породил кубизм, футуризм, экспрессионизм и другие левые направления. Все они слились на его картинах с образами древней русской архитектуры, иконописи и лубка в стиль, узнаваемый с первого взгляда. На больших ярких панно “Москва”, “Василий Блаженный”, “Звон колоколов Ивана Великого” в “динамично сталкивающихся звучно окрашенных плоскостях”. В Москве вошел в авангардное объединение “Бубновый валет”, экспонировался на выставках “Мира искусства”, писал портреты, оформлял Театральную площадь и Большой театр, многие спектакли. При советской власти преподавал, в годы пятилеток писал индустриальные пейзажи, создал картину “Строительство метро на Лубянской площади”, где уничтожили древние стены, башню Китай-города и церкви. Отдал дань соцреализму. И умер в военном 1943 году.
О третьей революции на Тверском бульваре и третьем авторе, написавшем “Тверской бульвар”, — читайте через неделю.
