— Татьяна Сергеевна, женщина и охота... разве это совместимо?
— Если меня избрали, значит, совместимо. (Улыбается.) Если серьезно, должности руководителя и охотоведа не имеют пола. Когда результаты работы довлеют над всем остальным, все нюансы (включая пол и возраст) становятся не так важны. Сегодня в России женщин в охоте примерно 10% — и число таких охотниц все время растет.
— Почему? Просто мода такая?
— Женщина приходит в охоту по трем причинам — самоутвердиться и доказать, что чего-то стоит, пройти по лесу рядом с любимым человеком-охотником и оказаться ему полезной и, наконец, лучше понять свою «вторую половину».
— Вы сами охотились когда-нибудь?
— Ходила с собаками на белок. Когда-то я хорошо стреляла, но потом из-за травмы пришлось оставить это. Да и сейчас я слишком загружена работой в Москве, так что выезжать нет возможности. Вообще я всегда знала, что охота — это тяжелый труд. Настоящая охота — когда ты идешь и ощущаешь, что ты и зверь на равных, что исход сражения зависит от твоего физического состояния так же, как от фарта, удачливости.
— Правда, что у вас в семье все охотники?
— Точнее будет сказать — биологи и охотоведы. Мой отец занимался морскими млекопитающими на Командорских островах (и в его честь даже назвали здесь заповедник). Первые уроки я получила как раз от отца. Он часто брал меня с собой в лес. И кстати, выросла во дворе дома при Институте охоты и звероловства. Так что все это определило избрание пути. Если говорить о династии, у меня сестра-биолог, муж-охотовед, сын-биолог.
— Тоскуете по лесу, природе, всем ее первозданным красотам?
— Конечно! Я ведь в Приморском крае 29 лет прожила. Фраза «тянет на природу» имеет чисто обывательское значение. А вот когда вечером сидишь у костра и чувствуешь, что подошел тигр...
— У вас такое было? Неужели напал тигр?
— Было. Тигрица подошла — из любопытства, видимо. Рядом были дети, и я старалась сделать все, чтобы не показать опасность. Тигрица сама ушла.
— Вы против того, чтобы вообще запретить отстрел животных?
— Разумеется. Мы и сейчас в полном объеме потенциал охоты не используем. И животный мир сегодня действительно нуждается в регулировании.
— Защитники животных уверяют, что слишком мало осталось медведей, и хотят сделать его «непромысловым». С другой стороны, мои знакомые на Сахалине рассказывают, что участились случаи, когда медведи среди бела дня выходят на улицы...
— Когда мы какого-то зверя хотим вывести в исчезающие, мы должны понимать еще, каков уровень его конфликтности. Медведь опасный. Из 100% случаев нападения зверей на человека в Приморском крае 38–40% приходится именно на гималайского медведя.
— Почему иностранцы не хотят охотиться в России?
— Это отдельный вопрос. Есть нормативные документы МВД, которые отталкивают иностранных охотников от туров, предлагаемых Россией. Сейчас мы пытаемся устранить эти противоречия, взаимодействуя с МВД. Есть договоренности о совместной работе с Белоруссией и Казахстаном.
— Возвращаясь еще к одной больной теме — как бороться с теми, кто отстреливает ради удовольствия, фото для соцсети, кто потом бросает добычу тут же, в лесу?
— Сейчас, увы, мы не учим охотника культуре добычи зверя. А ведь общественные охотничьи организации создавались именно для этого...
— А как же нынешний охотминимум?
— Его знание никто не проверяет. Потому мы поддержали тех депутатов, которые вышли с инициативой по введению процесса обучения и проверки знаний. В Казахстане ведь так теперь делают. И это один из мудрых путей препятствия браконьерству.
Другая проблема — единый федеральный охотбилет. Он позволил охотиться людям совершенно случайным в этом деле. Они получили его легко, по принципу «почему бы не иметь при себе» и чтобы легально держать ружье. А потом они выходят в угодья и стреляют всех без разбора — лебедей, журавлей, не имея ни малейшего понятия о культуре охоты.
