Эта история стала как красная тряпка для обозленно-нервозной блогосферы. Интернет прямо гудел от негодования. Почему святые отцы разъезжают на дорогих спорткарах, ходят в роллексах, пьют виски, дружат со звездами и зависают в социальных сетях? Неужто это позволительно? И так ли это в действительности? Спросить об этом репортер «МК» решил самого отца Тимофея.
«Конфликт надо врачевать любовью»
— Отец Тимофей, вы ожидали, что после ДТП на вас ополчатся журналисты и блогеры?
— И предположить не мог. Это ощущение можно сравнить с холодным душем. Во-первых, потому что писать об этом ДТП начали не сразу, а только через две недели. Во-вторых, к этому времени были достигнуты договоренности с участниками ДТП о добровольном возмещении мною ущерба в случае, если буду признан виновным. И тут вдруг я узнаю о себе из газет, что, по одной версии, я был пьяный, по другой — находился в состоянии наркотического опьянения и помимо всего прочего отказался от медицинского освидетельствования.
— Как на духу — в тот вечер спиртного ни капли не употребляли?
— Нет, конечно. О наркотиках священнику говорить вообще не приходится. Хотя я допускаю, что мой вид мог произвести такое впечатление. Недавно я видел человека после аварии с черепно-мозговой травмой. Он вел себя совершенно неадекватно — речь несвязна, движения нескоординированны. Возможно, я был таким же. В подобной ситуации может оказаться любой водитель, но я не снимаю с себя ответственности.
— За ДТП или за то, что отказались пройти медосвидетельствование?
— Уже есть постановление подразделения ДПС
— А какой смысл сотрудникам ГИБДД врать?
— Мне трудно сказать. И обвинять людей я не хочу. Автоинспектора работают в тяжелых условиях... Протокол о моем отказе от медосвидетельствования оформлен со множеством ошибок, которые почему-то признаны техническими. Есть еще несоответствия показаний понятых и самого сотрудника ГИБДД в судебном процессе. Даже недружественные по отношению ко мне СМИ отмечали это. Однако есть в практике разбора дорожно-транспортных происшествий стереотип — как правило, водитель машины, которая ударила впереди идущее транспортное средство, должен быть обвинен тем или иным образом. А вообще представьте себе ночь. Непосредственно аварию сотрудники ГИБДД не видели, как и понятые. Все машины находились не на самом месте столкновения. Меня, скажем, вынесло на встречную полосу, а впереди перестроившийся «Туарег» отъехал через 2 полосы к бордюру. Следов на дорожном покрытии в темноте никто не фиксировал.
Вообще хочу лишь сказать: слава богу, что никто в этом ДТП не пострадал физически. А все остальное — это эмоции человеческие (судебные заседания редко без них проходят). Они забудутся. Любой конфликт, он все равно требует рано или поздно некоего врачевания. Чтобы не было зла, не было обиды. Точно так же мне хотелось бы, чтобы не было обиды на меня.
«На повозке ездить дороже»
— Будем откровенны — ехали бы вы на «Жигулях», а не на спортивном «БМВ», дело не получило бы такой огласки.
— Вы правы. Но я уже говорил как-то, что это не мой автомобиль. В тот день не было другого транспорта, а нужно было совершить поездку, поскольку я готовился к главному храмовому празднику. Это была моя ошибка — воспользоваться такой дорогой машиной.
— Вы не первый священник, который попал в аварию за рулем дорогого авто. Это что, тенденция? Неужели нет никакого внутреннего этикета, который бы запрещал подобное?
— Священник должен вести скромный образ жизни — это непреложная истина. В первую очередь это отсутствие всяческих излишеств, ограничение комфорта в жизни и др. Но разве наличие машины или ее марка определяет реальный уровень жизни? Существуют известные литературные и иные художественные образы обеспеченных людей, выставляющих напоказ ложную скромность. Я использовал эту «БМВ» для решения срочной проблемы, не подумав о возможной реакции окружающих.
— Люди хотели бы видеть святых отцов не в кабриолетах, а, скорее, на гужевой повозке. Они, по-вашему, не правы?
— Гужевая повозка обойдется дороже, чем «Мерседес», я вас уверяю. Экзотика сегодня стоит немало.
— А сейчас у вас какой автомобиль?
— У меня есть машина, которая была приобретена 2 года назад на условиях долгосрочного кредита, который пока не выплачен. Это «Форд». Кстати, стаж безаварийного вождения у меня 14 лет.
— Вы согласны, что ДТП со священниками нервируют людей на фоне антицерковных настроений в обществе?
— Я считаю, что далеко не все выступают с критикой в адрес Русской православной церкви. Когда говорят о противостоянии Церкви и общества, это является даже логической ошибкой. Церковь — часть общества, как часть может противостоять целому?
— Но ведь бывает, что организм начинает отторгать какой-то орган...
— Аутоиммунные реакции? Да, но здесь мы не можем сказать, что акции носят массовый характер, они единичны. А дискуссия, она разгорается в основном в блогосфере. Уверяю вас, не меньше людей считают, что конфликта вовсе нет.
— Но даже если одна половина считает, что он есть, зачем провоцировать ее дорогими костюмами, часами «Ролекс» и прочей роскошью. Может, ввести дресс-код?
— Мерой скромности, повторюсь, может быть только совесть. И вот сейчас многие говорят, что священник не должен принимать дорогие подарки. Но такой проблемы фактически не существует. Будучи настоятелем, я отвечал за реставрацию и ремонт храма и приходского дома. А где взять денег? На распространении церковной литературы и утвари много не заработаешь. Потому священник, так же как директор музея или школы, просто вынужден все время искать спонсоров. Вот приходит состоятельный человек и спрашивает: что вам нужно? Я говорю: то-то и то-то. Он дает обычно некую часть денег на осуществление дорогостоящей реставрации или ремонта и очень маловероятно, что при этом подарит еще и часы за 10 тысяч долларов. Бизнесмены — люди весьма прагматичные, и они следят за тем, как и на что были потрачены пожертвования.
— Вы сами возглавляли фонд, разве сан это позволяет?
— Да, если фонд некоммерческий. Я был учредителем вместе с моей мамой (она нотариус) и отцом, у которого огромный опыт организаторской и преподавательской работы. Мы осуществляли проекты помощи детям-сиротам, организовывали благотворительный вечер памяти жертв Беслана в храме Христа Спасителя.
«Звездных» батюшек не бывает?
— Как ваши прихожане к вам стали относиться после этого ДТП?
— Ничего не изменилось. Прихожане знают меня и понимают, что в медийном освещении истина подчас теряется. Вот даже взять то, что меня представили духовником Киркорова. В заголовках так и писали: «Духовник Киркорова попал в аварию». Сразу «цепляет». И внимание привлечено прежде всего личностью Киркорова, священник сам по себе мало кому интересен. И уже вроде как не важно, что тот на самом деле никакой не духовник. К Филиппу я отношусь с большим уважением, мы с ним неоднократно встречались, он приходил в храм, я крестил его дочь. Но я не являюсь его духовником, то есть тем священником, который осуществляет духовное руководство жизнью.
— Негодование вызвал и тот факт, что вы крестили ребенка, рожденного в какой-то степени не естественным путем — от суррогатной матери.
— Во-первых, суррогатное рождение — это в определенном смысле не новость. Это нам только кажется, что все придумано сейчас. В Ветхом Завете были описаны подобные ситуации. Вот пример — жена одного из ветхозаветных патриархов попросила его зачать ребенка от служанки, она присутствовала при рождении, приняла его и считала своим. Представьте, насколько сильно было ее желание иметь ребенка от любимого человека, что она сама сказала: иди к служанке. И что это, если не древнее подобие нынешнего так называемого суррогатного материнства?
Во-вторых, никто не спрашивал моего благословения на зачатие ребенка таким путем. Да и Церковь его не дает, руководствуясь своими нравственными нормами и традициями. Но когда ребенок уже родился, рассуждения, простите, о том, каким образом он был зачат, теряют смысл. Я крестил дочку Филиппа по его просьбе, по вере крестных, являющихся воцерковленными православными людьми.
— Обижаетесь, когда вас называют «звездным» священником?
— Звездных священников быть не может. Приходя в храм и общаясь со священнослужителями, звезды шоу-бизнеса и другие публичные люди становятся обычными прихожанами. И уж тем более их визит никак не возвеличивает служителей Церкви, которые исполняют свое послушание там, где это им определено священноначалием. И я крестил множество детей совершенно простых родителей, исполняя свое служение.
— Почему сами звезды выбирают определенных священников и храмы?
— Я думаю, что каждый человек, и в том числе публичный, выбирает себе храм по нескольким критериям. Прежде всего это территориальная близость к дому либо месту работы. Тот, где я служил, в центре Москвы. Но я не скажу, что прихожане состоят только из политиков, звезд и олигархов, которые стоят в очередь и дышат друг другу в спину. Нет. Люди совершенно разные. Много приезжает тех, кто жил в этом районе до расселения коммуналок. Они помнят благодатную обстановку храма, который, к сведению, никогда не закрывался. Что касается священника, каждый сам выбирает того, кто ему кажется более подходящим лично для него. С Киркоровым меня познакомил Андрей Малахов, который давно является прихожанином нашего храма.
— Священник, зависающий в «Фейсбуке», «ВКонтакте», ведущий свой видеоблог, это, по-вашему, не отход от истины?
— Новые технологии не меняют существа человеческой жизни. Раньше были почтовые голуби, теперь электронные письма, и что? Божественная истина передается в процессе человеческого общения через Слово, которое может быть начертано или произнесено в том числе и в виртуальном пространстве. У меня, признаюсь, была страничка в соцсети. Но я ее закрыл после неприятного инцидента.
— Почему?
— Потому что много стали писать. Разное. Кто-то поддерживал, кто-то нападал. Чтобы не читать ни того, ни другого, я удалил страницу.
Я ничего не вижу греховного в том, что священники ведут блоги. Многие выкладывают фотографии святых мест, молитвы, адреса паломнических центров, описывают свои впечатления о них, отвечают на вопросы прихожан. А любое общение, основанное на искреннем отношении и любви к ближнему, — созидательно и несет добро. И не важно — в Интернете, в реальном мире или по телефону.
— Когда я писала об одном женском монастыре, была поражена, что монахиням строго запрещается иметь мобильный телефон. А компьютеры они в глаза не видели!
— Все зависит от монастыря, от его устава. Исторически монашество было очень разное. Было отшельническое, киновийное, общежительное, особножительное... — много форм. Но при этом главное в подвиге любого инока или инокини — это исполнение добровольно принятых ими обетов послушания, целомудрия и нестяжания.
— Что если вас отстранят от служения? Кстати, как вы стали священником?
— Я начал ходить в храм примерно с 13 лет, мне там было так хорошо, что вскоре я принял таинство Крещения. Потом пришло осознание, что это мой путь. В 18 лет я поступил в Московскую духовную семинарию (к этому времени я уже получил высшее образование в Воронежском госуниверситете).
Я никогда не пожалел о своем выборе. Но понимал, что священство — это тяжелое служение, и, чтобы его достойно нести, нужно иметь большое терпение и самоотверженность. Проповедуя другим, ты должен личным примером показывать людям, как жить. Иначе теряется смысл твоего служения. И это ответ на тот главный вопрос: что я вынес из аварии, какой урок? Нужно быть строже к себе, быть более благочестивым. Что касается вопроса о моем дальнейшем служении, то это зависит не от меня, а от патриарха Кирилла. Уповаю на его отеческую милость.
