Оплакивать иль помогать?
— Альберт Анатольевич, удивительно, в наш жуткий век какой-то всеобщей безответственности существует Российский детский фонд. 25 лет назад вы отважно рискнули взяться за его создание.
— Еще в 1987 году, при советской власти, я внес свое предложение, но история началась давно.
— С вашего творчества, с повестей, посвященных детям и юношеству?
— Еще раньше. По образованию я журналист. После окончания университета в
— Какая проблема мучила вашу кировскую учительницу?
— У нее в группе было 50 ребятишек. Их привезли из дошкольного детского дома. Она подумала — куда им идти в субботу? Ей хотелось их пожалеть, обрадовать. И предложила добрым людям брать детей на выходные. Нам, журналистам, эта простецкая идея казалась хорошим гуманным делом. Мы опубликовали ее призыв. Толпы желающих! Детей раздавали лучшим. Но людской эмоциональный порыв — обрадовать чужих детей — это еще не любовь. Все окончилось к концу учебного года!
Из 50 детей двоих усыновили, а всех остальных вернули. Ведь детдомовские дети трудные, росли без ласки, без любви, без заботы. Люди попробовали, но поняли — это не по мне! И меня, газетчика, заставили задуматься: правильно ли мы поступили, призывая людей поддержать предложение учительницы?
— Но ведь и сегодня что-то подобное существует.
— Практика патронажа на один день и в Москве, и во многих городах существует. К сожалению, эта сомнительная идея распространена во всем мире.
— Но если отбросить эту «лжеидею», что же взамен?
— Считаю, лучше полное отсутствие всякой любви, чем такой суперобман: погладят и отбросят.
— Если всерьез влезть в эту драматическую проблему, от безысходности можно спятить с ума. Наверно, ваши собственные взгляды на сиротскую проблему с годами менялись?
— Молодым всегда кажется, что они могут изменить мир. Пройдя долгий путь в своем стремлении что-то совершить, могу сказать: сделать это невозможно. Сравниваю свою деятельность председателя Российского детского фонда с крутящейся воронкой на поверхности океана. Она затягивает тысячи судеб, намерений. Эта воронка все засасывает! Ее невозможно наполнить, чем-то залить, даже нельзя закрыть любовью, сердечностью...
Как ни странно, глубину этой воронки уменьшают беды.
Нахожусь под тяжелым впечатлением трагедии на Минской улице в Москве. Какой-то пьяный подонок налетел на остановку. Погибли пятеро сирот из дома-интерната № 7 соцзащиты для умственно неполноценных детей. Погибли воспитательница и ее муж.
Кто-нибудь плачет об этих детках?
— Думаю, многие заплакали.
— Это ты плачешь. А должна бы заплакать вся Москва. И даже вся страна.
Мы лишаемся молчаливой доброты. Лишаемся межчеловеческого согласия. Хорошо, что кто-то еще помогает своей родне. Но по-настоящему добрый помогает незнамым, страждущим где-то. Благотворительность у нас сейчас очень ограничена и скудна.
Детский туберкулез
— Расскажите о вашей крупной акции последних лет.
— Российский детский фонд объявил программу «Детский туберкулез». В стране нашей каждый год 280 тысяч детей заболевает туберкулезом.
— Ужас. В обруганном Советском Союзе с туберкулезом было покончено.
— А теперь в зоне риска у нас 800 тысяч детей! И мы открыли счет. «Московский комсомолец» и другие СМИ помогут донести людям наше обращение к ним. Меня потрясло одно письмо. Его написал Василий Георгиевич Бушуев. Еще мальчишкой он добровольцем ушел на войну. Ему сейчас за 80. У него есть дети, внуки, правнуки. Живут они в Можайске. Это можайское сообщество нам высылает каждый месяц по 50 рублей на программу «Детский туберкулез». А одна щедрая женщина написала: почему-то ей снизили пенсию, и она может прислать только 20 рублей. И приписала: «Извините меня, товарищ Лиханов, что присылаю сиротам так мало».
— Такая отзывчивость благородна.
— Есть у нас взносы по миллиону рублей. В борьбе с детским туберкулезом мы не собираемся подменять государство. Дети лечатся в специальных диспансерах. Медикаментозное лечение — у специалистов. И за все должно отвечать государство.
— Но кто же проверит, как там кормят туберкулезных детей?
— Мы в этом доверяем государству. У детей нет открытой формы туберкулеза или их уже подлечили, и они — в спецсанаториях. Живут там по полгода, их лечат, кормят, учат. Это дети бедных родителей. Они даже одеть, обуть их не могут. Узелочки с бельем на полгода собрали, но в машинной стирке бельишко приходит в негодность. А в санаторном бюджете не предполагается нести расходы на это.
Пакеты с детским бельем мы вручили белгородским детям, купили его в Белоруссии, поскольку там нижнее детское белье делается из узбекского настоящего хлопка. Мы хотим, чтобы дети получили спортинвентарь, а санаторные библиотеки — хорошие книжки.
Люди должны знать — в стране страдают многие тысячи туберкулезных детей. Вообрази, у нас ежегодно заболевают туберкулезом
— Вы чувствуете, что государство или кто-то вместе с вами обеспокоен положением детей в стране?
— Не вместе с нами, но многие обеспокоены. Главное, что первое лицо в государстве должно быть обеспокоено больше всех. Мы выпустили «Независимый доклад» по детскому туберкулезу. Иосиф Кобзон, наш друг и соратник, передал его лично в руки Путину. Прошло уже несколько месяцев...
Дети выбирают смерть
— Еще одна тягчайшая проблема. За последние пять лет покончили жизнь самоубийством 14 тысяч 137 детей. Да, детский суицид взрывает сознание. Дети и подростки добровольно кончают самоубийством. Детский суицид — наша непроходящая боль.
Если дети отказываются жить — это предел общественного неблагополучия. При Минздраве есть институт, который занимается этой проблемой. В их докладе названы причины детского суицида: и заболевания, и погода, и настроение, и неустойчивость характера. Я прибавляю более тяжелый диагноз: дети по телевизору изучают сегодняшнюю жизнь. Сколько там мерзостей. Дети не могут понять, кем они станут? На что будут жить? В семье или пьянки, или конфликты. Как правило, на детях обозленные родители вымещают свою неудачливость. Постепенно дети и в своей собственной семье становятся изгоями. И они больше не хотят жить.
Потрясают самоубийства влюбленных. Приводит в отчаяние уход из жизни подростков. Все они не видят себя в будущей жизни, вот чего надо испугаться.
— Полагаю, испугаться должен не только детский фонд, должны испугаться государство и его руководители.
— Тебе покажется странным, но я не соглашусь: государство за все не отвечает. И не должно отвечать. Это дело самих людей. Но у нас среди людского сообщества утрачиваются нравственные тормоза, нравственные нормативы, данные нам с самого рождения.
Наши сироты в Америке
— На Паралимпийских играх в команде США пять девочек набрали множество золотых медалей. Как ты думаешь — откуда они родом? Из России. Вот одна — Джессика Лонг. Родилась в Братске, ее настоящее имя Таня Кириллова. Она — брошенное дитя
Еще одна девочка Татьяна Макфаден. Она соревновалась на коляске. Оказывается, эту девочку, бывшую петербурженку, многие знают, она давно знаменита. На прошлых всемирных играх Таня Макфаден выиграла шесть медалей. Юная чемпионка приехала в Петербург и подарила одну свою медаль главному врачу детдома, откуда ее увезли в Америку. В недавних Паралимпийских играх было пять наших бывших сирот.
— А на фотографиях возрожденные заново девочки светятся радостью, в них уверенность в своем достоинстве.
— Да, на мир смотрят состоявшиеся люди. Они не изгои. Они полноценные, нужные люди! Наш фонд принял решение — наградить приемных американских родителей русских девочек-медалисток. Свою бронзовую награду мы назвали «Благородному родительству — благодарное детство». Вспомним русскую поговорку: «Родители не те, кто родил, а кто воспитал».
Достойные восхищения
— Альберт Анатольевич, наверное, такой благородной награды достойны и отечественные приемные родители?
— В 1988 году мы создали систему детских домов. Но, к сожалению, в
— Чуть поподробнее о приемных семьях.
— Если семья брала сразу пять детей, они считались государственными работниками. Приемная мать получала статус старшего воспитателя и зарплату с полным социальным пакетом: стаж, отпуск, больничный и прочее. В Советском Союзе мы тогда создали 578 семей. Большинство — в России, здесь взяли 4074 ребенка, из них 3041 уже вышел в самостоятельную жизнь. Это 25 лет наших трудов.
Признаюсь, в своей работе я неоднократно обращался за помощью к этим семьям. Однажды, лет семь назад, президент Путин оказал содействие — все российские семейные детские дома получили по 10 тысяч рублей. Многие не стали их брать и тратить. Родители положили деньги в банк. Таких детских домов в России — 368, из них 224 родителя-воспитателя получили госнаграды. Восхищаюсь Надеждой Константиновной Захаровой из Саратова. Благополучная женщина, мать четверых детей, врач-гинеколог, она видела брошенных матерями-кукушками детей. И отважилась великая женщина, сначала взяла 5 младенцев, а через два года еще двух. Всех поставила на ноги!
Сейчас речь идет о возрождении звания Герой труда. Эта женщина широкой души и отваги достойна получить это звание одной из первых.
Достойны восхищения Татьяна Васильевна и Михаил Васильевич Сорокины. Он сам бывший детдомовец. Имея собственных детей, эта семья взяла на воспитание 48 сирот.
— Боже! Разве такое возможно?
— Всех воспитали! Многих обеспечили жильем. Покупали кусочки земли с убогими домишками, сносили рухлядь и сами строили детям жилье. На мамин день рождения съезжаются 100 с лишним человек, и все родные — дети с мужьями и женами.
Государство выжидает
— Альберт Анатольевич, почему же вы не сетуете, что государство хладнокровно относится к острейшей проблеме — детской заброшенности, к бездомным и блуждающим?
— Бесполезно укорять. Множество раз я обращался. Но увы. Мы ведь создавались как фонд. А в западном понятии «фонд» — это деньги и управление ими. А нам с самого начала управлять деньгами было мало. Важно не только иметь деньги. Мы обязались реализовывать их во благо. Это же народные деньги! Если бы нам дали государственные деньги, мы все 200 санаториев для туберкулезных детей приведем в порядок через два года.
Но этого сделать невозможно: существует финансовое расслоение. Туберкулезные санатории в каждом регионе финансирует местная власть. А федеральная устранилась! Это грубейшая стратегическая ошибка власти. Не бывает туберкулеза местного: костромского, вятского, нижегородского. Это детский туберкулез. Здесь ответственность ложится на государство. Но почему бы не действовать нам вместе? Государство лечит, а мы помогаем детям в санаториях. Но, к сожалению, практика сотрудничества отсутствует.
Нам предлагают встать в очередь и, подобно ручной собачке, попрыгать за куском в 2 миллиона рублей. Ну что такое два миллиона, когда речь идет о двухстах санаториях?
— А кто помахал у вас перед носом обещанием в два миллиона?
— Есть тут несколько фондов. Но мы самая старшая, самая опытная организация. У нас 74 отделения! Деньги дают не нам. Но я не стану уповать на государство. Народ сам себя должен защищать. Мы должны сами отыскать ресурсы и возможности.
Когда начинался новорусский капитализм, думалось: вот наедятся сытые и начнут делиться с голодными. Никогда этого не произойдет! Мы работаем не очень шумно, не выходим на протестные манифестации, хотя у нас-то информации на тему критики властей более чем достаточно.
— Перед моим окном на станции «Отдых» проходит детская железная дорога. Когда-то летом там кипела детская суета и радость. Сейчас кое-когда кое-кто там появляется. Закрываются школы, что происходит?
— У нас в России в
— Даже убивают! Уж лучше передать за границу.
— За годы реформ мы передали в США 60 тысяч сирот. Нам долго и надрывно рассказывают криминальные сюжеты, как некие приемные родители-американцы (их 19) плохо обращаются с русскими усыновленными детьми. Но остальные из 60 тысяч взятых сирот счастливы! У нас очень мало и робко говорят о собственной стране, где насилию подвергаются
— А как может состояться судьба деревенских детей, если школы закрыты или закрываются?
— Наш давнишний лозунг — нельзя закрывать сельские однокомплектные школы. Но никто не услышал. Оказывается, малокомплектные школы закрывают и в Москве! Установки «дешевле, экономичнее» разрушительны, если дело касается детей. Общемировая практика в отношении детей — триада: государство—общество—семья.
— В какое время в России эта триада сильнее всего пострадала?
— Она пострадала тогда, когда у нас возникло неподходящее для России, неравное перераспределение средств. А дети — это единственный класс, который должен быть равным. Не может быть детей богатых и бедных, все дети равны.
— Идеалист вы наш.
— Может быть, я идеалист, но я в этом убежден. Ведь и самый богатый ребенок в жизни может быть несчастным. Каждый человек должен оставить на земле свой добрый след.
