— Я сразу хотел бы обратиться через газету к родным и близким погибшего Сергея Магнитского и выразить им глубокие соболезнования. Сделать это раньше у меня не было возможности.
— Дмитрий Борисович, начну, что называется, с конца. Увы, трагического. Вы присутствовали на вскрытии тела Магнитского на следующий день после смерти?
— Я действительно присутствовал, хоть и опоздал, так как у нас в этот момент проходила плановая проверка. И я был, к слову, единственным сотрудником УИС на вскрытии. Нас вообще было двое — я и гражданский патологоанатом. И я точно знаю, что у Магнитского не было даже панкреатита (а ведь через час после его смерти все СМИ написали, что он умер от панкреонекроза). Был холецистит (сам Кратов подписал ответ на запрос адвокатов Магнитского от 11 ноября, где было указано «холецистопанкреатит, обострение», а потом в рапорте от 16 ноября на перевод в больницу указал «острый панкреатит?», но не суть. — Прим. авт.).
А скончался Магнитский не от него, а от дилатационной кардиомиопатии — острой сердечной недостаточности с отеком легкого и головного мозга. Спровоцировать ее, в свою очередь, мог сильнейший стресс. И это подтвердили потом серьезные специалисты. У меня есть заключение завкафедрой Московской медицинской Академии им. И.М.Сеченова академика Александра Шилова, где сказано, что причиной смерти стал сильный психоэмоциональный стресс на протяжении нескольких
— То есть Магнитский пред смертью пережил настоящий ужас? Выходит, его действительно пытали?
— О действиях сотрудников режимной службы я промолчу. Да и не могу я говорить о том, свидетелем чему не был. Я просто медик. Все, что я знаю, повторю: человек был в жутком стрессе, который привел к смерти.
— На фотографиях тела, сделанных после смерти, видны кровоподтеки и раны. Вы это заметили?
— Да, заметил. Были свежие следы от наручников, ссадины на фалангах пальцев и кровоподтек на левой голени (ушибленные раны). И это было внесено в протокол вскрытия. Никто не пытался эти факты укрыть.
Хочу сказать, что само заключение в стенах СИЗО — это стресс. В последние дни Магнитский много работал, в том числе по ночам, — он был очень принципиальный и грамотный. Так он готовился к судам. В эти дни его часто вывозили на заседания (а каждая такая поездка — это сильные переживания и огромная физическая нагрузка). Медработники рассказывали, что, когда он отправлялся на суд рано утром 12 ноября, был абсолютно уверен, что его освободят. Этого не произошло, и он вернулся совершенно подавленным. Выглядел сильно уставшим и физически, и морально. Говорил, что какие-то документы, представленные на суде, подменили. Все это, конечно же, отразилось на здоровье.
— В заключении о смерти речь идет о стрессе за несколько часов до гибели, а не за несколько дней?
— Да, я просто говорю, что еще и фон неблагополучный был. В день смерти ему в СИЗО-1 вызвали даже врачей-психиатров. А ведь он был очень спокойный и уравновешенный человек. Значит, с ним случилось что-то серьезное. Но это было уже не в Бутырке, а в «Матросской Тишине», куда его перевезли. Судя по записям врача специализированной «скорой помощи», смерть наступила до начала реанимационных мероприятий.
— Почему врачей «скорой» сразу не пустили к Магнитскому?
— Вообще машине «скорой» довольно проблематично заехать в любое СИЗО. Надо проверку пройти...
— Но врачи ждали больше часа!
— Если честно, я не знаю, почему их так долго не пускали. А потом, им ведь еще на КПП сказали, что Магнитский умер. Но врач-психиатр «скорой помощи» Корнилов счел нужным и убедил дежурного, что им надо пройти и убедиться в этом.
— Вы общались с Магнитским при его жизни?
— Да, я видел его, но он мне не запомнился, потому что он не относился к категории тяжелых больных. За время содержания в Бутырке он не нуждался ни в экстренной операции, ни в госпитализации и не требовал особого внимания.
— Разве ему не была показана операция еще до того, как он попал к вам?
— В июле, когда он еще сидел в СИЗО № 99/1, его отводили на обследование в больницу «Матросской Тишины». На основании УЗИ был поставлен диагноз — панкреатит и холецистит — и рекомендовано сделать операцию в плановом порядке. Но сами же врачи «Матросской Тишины», в частности начальник хирургического отделения Галустов, активно отговаривали Магнитского от нее. Мотивировали это тем, что операция на желчном пузыре будет проходить с помощью большого разреза. Ему предложили подождать и сделать ее после освобождения в гражданской клинике лапароскопическим путем (это менее травматично, и быстрее идет процесс восстановления). Магнитский согласился.
— Он утверждает, что писал несколько заявлений с требованием провести обследование и лечение.
— Те заявления, которые он писал в огромном количестве, по моему мнению, были для Страсбургского суда. Он не отрицал, что в дальнейшем будет судиться с системой. Он подшивал их себе и отправлял адвокату. На мое имя и имя начальника учреждения жалоб от Магнитского при жизни не поступало. Потом они уже всплыли.
КСТАТИ
В распоряжении «МК» таких заявлений около десятка, в том числе на имя начальника СИЗО от 9 августа, где Магнитский просит, чтобы в связи с ухудшением самочувствия его наконец осмотрел врач и было проведено обследование, жалуется, что на все его обращения за медпомощью фельдшер говорит: «Вас тут много, ждите». Также есть заявление на имя непосредственно начальника медчасти от 13 ноября, где он снова жалуется на приступы боли и спрашивает, когда же наконец будет проведено то самое УЗИ, запланированное еще на август.
— То есть они могли не дойти до вас?
— Я считаю, что он их не отправлял. Они не поступали не только мне, но и ни начальнику медправления УФСИН, ни начальнику СИЗО, ни в прокуратуру, ни в Генпрокуратуру.
(В распоряжении редакции — письмо начальника Бутырки прокурору за соблюдением закона при исполнении уголовных наказаний Захарову от 27 октября, где сказано, что в ответ на жалобы проведена проверка условий содержания в СИЗО Магнитского.)
— 30 сентября начальник управления Генпрокуратуры Мясников, по его словам, направил в Бутырку запрос по жалобе Магнитского об отказе в медицинском обследовании и операции. Вы его получали?
— О таком запросе не помню. Руководство проводило обходы корпусов, но Магнитский не жаловался на медицинское обслуживание. И опять же повторюсь: его состояние во время пребывания в Бутырке было удовлетворительным.
— А почему же он в своем дневнике писал, что у него были жуткие боли? И сокамерники подтверждали, что он стонал, прижимался к стенке.
— Я читал записи в его дневнике. Они эмоциональные, художественно написаны. Не все, скажем так, там правда. Показаний для экстренной госпитализации не было. Но тем не менее 7 октября
— В октябре 2009 года в адрес вашего руководителя из прокуратуры Москвы для проверки поступила жалоба адвокатов Магнитского о невыносимых условиях содержания и отказе ему в медицинской помощи...
— В это время Магнитский уже проходил лечение в терапевтическом отделении СИЗО «Бутырка».
— Почему там не сделали даже УЗИ?
— У нас нет аппарата. Нет лаборатории. И кстати, почему никто спрашивает, отчего в ИЗ 99/1 ему не сделали анализы крови и мочи? У них-то точно была такая возможность — провести обследование в спецбольнице СИЗО-1.
— А вы могли самостоятельно принять решение о выездном УЗИ-исследовании Магнитского? Что для этого требовалось?
— Самостоятельно такого решения я принять не мог. Для этого требовалось согласование с руководством СИЗО и УФСИН.
— Мама Магнитского говорит, что обращалась к вам.
— Да, но я уже плохо помню. Она вроде просила оперативное лечение провести. Но повторюсь: показаний для этого не было.
— Некоторые утверждают, что Магнитский все время содержался в Бутырке, где и заработал заболевание. Я вам хочу сказать, что в нашем изоляторе он был менее 4 месяцев. И вот смотрите копию его медицинской карты. Поступает он к нам с записью «практически здоров, этапом следовать может». Хотя всего за 6 дней до этого там запись, что жаловался на боли. Они направили его в учреждение, где нет спецбольницы, потому так и написали.
— Почему все-таки его перевели?
— Вероятно, у него был конфликт с начальником медчасти ИЗ 99/1 Степановым, который написал рапорт начальнику СИЗО Прокопенко, что Магнитский во время передвижения не держал руки за спиной и на замечания не реагировал. Меня удивляет, что медик, не режимник, написал такой рапорт. Магнитский получил выговор и начал активно писать жалобы и объяснения по данному факту. Степанов также писал, что Магнитский вел себя неподобающим образом. Интересно, что в дальнейшем Степанов и Прокопенко утверждали, что конфликтов между ними и Магнитским не было. Перевели его в Бутырку под предлогом, что якобы начался ремонт в СИЗО.
— Магнитского в Бутырке постоянно перебрасывали из одной камеры в другую...
— Его везде так перебрасывали.
— И тем не менее вопрос: учитывая его болезнь, у вас как у медика было право запретить эти переселения?
— Нет. Медицинская служба в следственных изоляторах не является главной. Самые главные там — режимная и оперативная. Вмешиваться в их работу медикам очень тяжело, даже невозможно.
— А вы пробовали?
— Я вам обрисую, в каких условиях я работал. СИЗО «Бутырка» отличается от всех других тем, что в медицинскую службу была включена психбольница на 275 коек. И сюда заключенных в острых состояниях привозили и со всей страны. И при этом у меня не было начальника психиатрической больницы и вообще резко не хватало кадров. Потому у меня рабочий день начинался и заканчивался в психбольнице. Там вообще было тяжелое положение, два отделения, включая отделение для буйных пациентов. Врачи работали за троих. Я в тот год из-за критической ситуации с кадрами в отпуск не мог сходить. Врачи не идут к нам работать, потому что зарплата мизерная, режимный объект, пациенты — особые. В целом нехватка медкадров в Бутырке была 18%, и некомплект составлял 17 человек. Но следствие считает, что я должен был работать за всех, кто отсутствовал в тот момент.
— Как считаете, почему вам в итоге предъявили обвинения?
— Из-за жалоб, которые не дошли. В том числе на условия содержания. Я могу сказать, что они в Бутырке были хуже, чем в ИЗ 99/1, откуда его перевели.
Там во всех камерах — холодильник, телевизор, радиоприемник, чайник, кран с горячей водой. Когда Магнитский попал в Бутырку, он был поражен. Бутырка долгие годы находилась в состоянии хронического ремонта. (В своих показаниях следователям сам же Кратов говорил, что камеры, где содержался Магнитский, были объективно наихудшими из всех. — Прим. авт.)
— Как вы относитесь к тому, что попали в «список Магнитского»? Если закон примут, то вы не сможете ведь выезжать ни в США, ни в ряд других стран.
— Мне вообще непонятно, как я туда попал. Ведь он направлен против коррумпированных чиновников. У меня нет ни счетов, ни недвижимости за границей, как у других включенных в список. За рубежом я никогда не был. Я вообще за пределы Советского Союза никогда не выезжал, загранпаспорта не имею. И в России я живу с семьей в общежитии.
— Что бы вы сделали бы по-другому? Или вы считаете, что поступили правильно?
— Повторюсь, Магнитский не был тяжелобольным. Отмечу, что у нас в том году была рекордно низкая смертность. Было всего 6 смертей, из которых только одна — в результате заболевания (лучшие показатели среди московских СИЗО). То есть сотрудники медслужбы прилагали все усилия для того, чтобы медпомощь оказывалась на должном уровне.
— И снова возвращаюсь к тому, с чего начали. Вы много раз повторяли, что состояние Магнитского было удовлетворительным. Почему же его экстренно в день смерти перевели в больницу «Матросской Тишины»?
— Перестраховались. Даже из показания фельдшера «скорой», которая перевозила его из Бутырки в больницу «Матросской Тишины», видно, что острой боли не было. Он шел на своих ногах, нес сумки, сам сел в машину «скорой». По данным врача больницы Нафикова, Магнитский не вел себя так, как ведут люди с острой болью при панкреатите (не съеживался калачиком, не держался за живот и т.д.). И мое личное мнение — причиной смерти стало то, что произошло в последние два-три часа.
— Было ли у вас предчувствие, что с Магнитским что-то случится? Если нет, то зачем при выписке из изолятора у него взяли странную записку о том, что он не имеет никаких претензий к администрации?
— Для меня смерть Магнитского была полной неожиданностью. Насколько мне известно, начальник СИЗО «Бутырка» Комнов задолго до событий с Магнитским дал строгое указание сотрудникам медчасти перед этапированием в спецбольницу СИЗО-1 всех больных обязательно осматривать на наличие телесных подтверждений, а сотрудникам оперативной части проводить обязательный опрос со взятием от них письменных объяснений о том, что они не имеют претензий.
