— Этот подвиг можно сравнить с войной, — убежден генерал Тараканов. — 3,5 тысячи добровольцев, которые откликнулись на призыв партии и государства, прибыли в Чернобыль, чтобы сделать первоначальную зачистку территории на станции. Это были солдаты Советской Армии, «партизаны», призванные из запаса. Всего за пять лет через станцию прошли около 500 тысяч человек, больше, чем наполеоновская армия.
— Николай Дмитриевич, неужели нельзя было привлечь технику к уборке ядерного топлива?
— Первоначально в ГДР были заказаны роботы, которые должны были очищать зараженную зону. Но роботы вышли из строя, как только попали туда. И 16 сентября 1986 года правительственная комиссия подписала постановление — для снятия вручную ядерного топлива привлечь к уборке солдат срочной службы и запаса.
— Это же явная смерть!
— Если делать без ума, как пожарные сразу после взрыва тушили реактор, солдаты были бы смертниками. Мы думали о людях и сделали все, чтобы минимизировать вред здоровью. Но обойтись без человеческих рук было невозможно. 300 тысяч кубометров зараженной земли вывезли солдаты в десять специально оборудованных могильников. Сняли с поверхности 300 тонн ядерного горючего, обломки взрыва, ядерный графит, окись урана. Дозу военного времени солдат получал за
— Второй раз они на крышу уже не возвращались?
— Нет, это было запрещено. Было только трое москвичей Чебан, Свиридов и Макаров, которые работали трижды. Их представляли к званию Героя уже при Путине, но ни один это звание так и не получил. Эти трое до сих пор живы. Судьбы остальных я, честно говоря, конкретно не отслеживал. Но знаю, что из тех, кто был тогда на крыше, процентов пять всего умерли от болезней, напрямую связанных с Чернобылем. Кстати сказать, инструмент для уборки крыши нам готовил младший научный сотрудник ВНИИХИММАШа Михаил Зурабов.
— Тот самый, который, став министром здравоохранения, отобрал у чернобыльцев льготы?
— Я не думаю, что он один виноват в том, что произошло со льготами. В советские времена чернобыльцев носили на руках. Нам все были благодарны за то, что мы спасли мир ценой своего здоровья. И мы должны были за это получить хоть что-то. Уже даже в новые времена нам давали беспроцентный кредит на жилье, бесплатный телефон, машину, услуги по ЖКХ. Когда страна распалась — отношение закончилось. Дума трижды рассматривала закон о льготах, ни разу не приняла. Когда Путин первый раз пошел в президенты, мне предложили стать его доверенным лицом. Я дал согласие только ради того, чтобы донести до него проблемы чернобыльцев. На первой встрече Владимир Владимирович спросил прямо: «Дорогие мои доверенные лица, есть ли у вас какие-нибудь просьбы?». Я взял микрофон: «Меня привели сюда солдаты Чернобыля. Они вешаются, стреляются, с крыш прыгают, жены от них уходят — разве не стоит то, что они сделали, хоть какой-то заботы со стороны государства? Я готов пойти за вас, Владимир Владимирович, в бой, но восстановите чернобыльцам льготы!» Он пообещал. Мне как доверенному лицу кандидата нарезали самые сложные красные пояса: Калужскую область, Воронежскую, Липецкую, Краснодарский край. 75 встреч я, больной генерал, провел в поддержку Путина. Это был 2000 год, и никто еще не знал, удастся ли выиграть выборы. Собрали, к примеру, сход в Ростове — казаки орут: «Что вы за Путина агитируете? Пусть он нам сначала даст землю!» Я им говорил: изберите его — и он все свои обещания выполнит...
— Путин выполнил данное вам обещание?
— Вышел закон сразу после инаугурации — льготы чернобыльцам восстановить. Я писал о Путине книги, вот они стоят на полке, одна из них называется «Виват, президенту Путину!» Я бы жизнь за него отдал! Но через четыре года льготы у нас снова отобрали.
— Чернобылец Зурабов?
— Эти люди и сейчас при власти. Документы по монетизации готовила нынешний министр экономики Набиуллина, например. Я не думаю, что Путин нарушил свое слово, я думаю, что его самого обманули... Те, кто сделал это, им нет оправдания, я думаю, они и сами прекрасно понимают, что совершили. Именно поэтому тема чернобыльцев сейчас замалчивается. Потому что чиновникам проще считать, что ликвидаторов больше нет.
— А что сохранилось из льгот?
— Только
