Черкесов исхудал. Лицо осунулось. Ногу подволакивает.
— Можно помедленнее? — просит, пока мы идем вдоль колючки. — Не успеваю за вами.
В тюремно-больничной пижаме он мало похож на горячего кавказского парня, расстрелявшего зимой 2010 года болельщика Егора Свиридова.
— Что с ногой? Смотрю, прихрамываете.
— Имеет место.
— Подрались?
— Я на эту тему не хочу говорить.
— Ходят слухи, что вас чуть не убили в драке.
— О какой драке в следственном изоляторе может идти речь?
— Лгут злые языки?
— Ну, конечно...
— Если отмотать время назад: декабрь 2010-го, Москва, Кронштадтский бульвар… — как поступили бы?
— В той ситуации была реальная угроза моей жизни, так как на меня нападали три человека. Нападали со спины. Это Егор Свиридов, Сергей Гаспарян и третий их товарищ — Филатов (всего фанатов было пятеро. — «МК»). Нападение было внезапным. В той ситуации у меня была необходимая самооборона. Я действовал в рамках закона, при получении лицензии на оружие я проходил инструктаж.
— Вы были ранее судимы? Как вы получили разрешение на оружие?
— Я не судим. Но про меня говорили, что я закоренелый рецидивист. Вон мое дело, всё приобщено. Написано: не судим. Вы можете запросить его и посмотреть.
— Человек, который выдавал вам лицензию на оружие, получил два года условно.
— Я знаю. Я вообще был шокирован, когда узнал, что ему дали срок только из-за того, что он начальник отделения по лицензированию. Мы с ним даже не знакомы.
— А ваш поступок, как думаете, на какой срок тянул?
— Ну, начнем с того, что я не желал смерти Егору Свиридову. Я не хотел причинять никаких ранений ни Гаспаряну, ни Филатову.
— И поэтому стреляли в спину и в голову?
— В спину я не стрелял. Гаспарян отмахивался, и я попал.
— Я про Свиридова.
— В спину выстрелов не было. Были — в ягодичную область, в ногу выстрел, в живот и в лобно-теменную кость. Все экспертизы приобщены к уголовному делу. Кстати, изначально меня многие оговаривали в СМИ. Якобы выстрел был произведен в затылок. Это всё ложь. Я вообще на суде ходатайствовал об оглашении экспертиз перед СМИ.
— Т. е. вы уверяете, что в затылок и в спину не стреляли?
— Не стрелял… Егор Свиридов скончался от выстрела в лобно-теменную кость. Говорили, что я расстреливал их там. Это всё чистая ложь. Я стрелял, находясь в положении лежа на капоте. Били меня со спины, стрелял я из-под руки и через руку. Они были за моей спиной.
«Я действовал в рамках»
— Складно говорите. А обворовывать мертвых и раненых — разве этому Коран учит? Или тут вас тоже оклеветали? (Известно, что с места преступления пропали вещи потерпевших. — «МК»).
— Я подавал многократные ходатайства о том, чтобы сняли отпечатки пальцев с сумки, которую якобы кто-то украл. У Егора Свиридова кто-то якобы похитил 700 или 800 евро. Так сказали. Но ни у кого из нас этих евро не было.
— И телефонов не было?
— Там речь шла только о 700—800 евро и о сумке Филатова. Когда мы просили снять отпечатки пальцев, провести экспертизы, нам просто-напросто отказывали.
— А что говорили?
— Нам вообще ничего не поясняли. С меня даже побои не снимали. При задержании в отделе просил, чтобы сняли побои, провели экспертизу о наличии алкоголя в крови. Я ведь был трезвым. Даже в этом отказали. Судебно-медицинскую экспертизу провели спустя 21 день. После того как с меня сошли побои.
— Вы, получается, пострадавший? Убит человек, у его приятелей травмы!
— Да, я стрелял! От своих действий не отказываюсь. Но побои я никому не нанес. А мне вменили 115-ю («Умышленное причинение вреда здоровью». — «МК»). Как выражался следователь, «парашютом» — ту же 161-ю («Грабеж». — «МК»).
— В декабре 2010-го я беседовал со следователем Соколовым и спрашивал его: за какие коврижки он отпустил всю вашу гоп-компанию?
— А почему вы так выражаетесь: гоп-компания?..
— А потому, что это люди, причастные к преступлению. На Кронштадтском бульваре было совершено преступление!
— Я действовал в рамках закона, я закон не нарушал… Ведь были кадры с камер наружного наблюдения, установленных на Кронштадтском бульваре. Я подал ходатайство о приобщении их к делу. Ходатайство было удовлетворено. Но на суде пленки не показали. А следователь Остапюк мне прямо говорил в следственном кабинете в «Матросской Тишине»: если показать эти пленки, вам максимум, что грозит, — это статья «Превышение пределов необходимой самообороны». Но на вас, говорит, установка сверху была.
«Не трогайте моего сына!»
— У вас родился ребенок...
— Да, сын. Ему годик.
— У Свиридова есть мать, невеста. Каково им?
— В тот вечер имело место роковое стечение трагических обстоятельств. Но какие бы обстоятельства ни произошли в тот вечер, я не снимаю с себя ответственности. Если было бы в моих силах как-то загладить вину перед матерью — я бы это сделал.
— Вы как человек верующий знаете, что зло всегда возвращается злом к человеку, который его совершил. Вы не боитесь, что на вашего сына…
Специально перехожу грань. Тут Черкесов не выдерживает. Перебивает, начинает заметно нервничать:
— Я попрошу не трогать моего сына!
— Не боитесь, что на вашего сына найдется такой же Аслан Черкесов? — повторяю вопрос.
— Я вас еще раз прошу: моего сына не надо здесь трогать! Не надо упоминать его в этих беседах!
— Почему?
— И так Интернет взрывался. Проклинали моего ребенка, который здесь ни в чем не повинен.
— Я не проклинаю, я задаю вопрос.
— Я за свои грехи отвечаю. И за каждый грех буду отвечать перед Всевышним. Вы… Я не знаю… Вы меня так обвиняете, как будто я сделал умышленное убийство. Как будто я был ранее знаком со Свиридовым или имел какую-то личную неприязнь. Я человека знать не знал. Я защищал свою жизнь. Вы понимаете?! За что напали на меня? Мне по сей день никто не дал ответа! За то, что я лицо кавказской национальности?..
— Вы знаете, кавказцам грех обижаться. В Москве им многое сходит с рук.
— Я не националист. У меня и супруга русская. Почему ко мне так отнеслись?!
— Вы говорите, что вы белый и пушистый, а суд говорит — 20 лет.
— А на ваш взгляд, 20 лет — справедливый приговор?
— Думаю, да.
— Думаете, да?.. (Грустно усмехается.)
«Не вижу смысла продолжать диалог»
— Ходили слухи, что следователь отпустил ваших подельников за деньги. Какова была цена вопроса?
— Я не знаю. Но я интересовался у подельников. По их словам, никто никаких денег не платил.
— В конце 2010 года вы чуть не стали зачинщиком русского бунта. Вы слышали, что происходило на Манежке? Что думаете об этом?
— А можно поинтересоваться, какое отношение я имею к Манежной площади?
— А вы в курсе, почему люди туда вышли?
— Да, я в курсе. Участников Манежной площади интересовала только национальность убийцы Свиридова.
— Ответ неправильный. Людей вывела на площадь несправедливость: пятерых преступников отпустили. Вы в тот момент понимали, что происходит? И чем всё может закончиться?
— В чем вы меня обвиняете? Я не могу понять.
— Я вопрос задаю, не обвиняю.
— Всего этого оценить нельзя. Я думаю, надо для начала узнать причину — кто зачинщик. Кто вообще вывел такие массы на Манежную площадь.
— Боюсь, что массы вывели вы. Хотя уже сидели к тому времени.
— Я вывел?.. Я не знаю, что вам сказать. Дальше я не вижу смысла продолжать диалог, если вы так настроены.
Помолчав, Аслан интересуется:
— А как быть тогда с беспределом, которым фанаты занимаются на улицах Москвы?
— По поводу фанатского беспредела абсолютно с вами согласен.
— Вы почему-то эти вопросы не затрагиваете!
— Потому что это не отменяет смерть Егора Свиридова.
— Пятерых отпустили, потому что у них были легкие статьи. Сколько людей ходит под подпиской по таким статьям? Скольких отпускали? Почему-то ни по одному случаю не было таких масс на улице!
— Под подписку? Они же тут же слиняли! И что вы называете «легкими статьями»? Удары по черепу?
— А вы меня видели после этих событий, мое избитое лицо?..
«Оружие надо узаконить»
— Как вы относитесь к тому, что после убийства Свиридова на пистолет, из которого вы стреляли, резко вырос спрос?
— Я бы людям посоветовал 10 раз подумать — чтобы не оказаться в моей шкуре.
— И все-таки: как вы получали лицензию?
— Лицензию я получал на законных основаниях. Я собирал документы — и из психоневрологического диспансера, и из наркологического. И характеристику участкового.
— Сколько это времени заняло?
— Я не помню сейчас.
(Собеседник лукавит. Лицензию ему дали почти сразу. Хотя проверка данных занимает около месяца.)
— Почему кавказцы так часто бродят с травматикой?
— За последние пару лет в Москве были убиты 6 человек из Кабардино–Балкарии по признакам расовой ненависти. Скажите, за что их убили? Вы бы после этого не ходили с травматическим оружием?..
— Т.е. ребята с Кавказа боятся?
— Почему боятся? Нет! Вот взять тот вечер на Кронштадтском бульваре. Драка началась как? Когда Исмаилов был один на остановке, на него напали пятеро. Егор Свиридов и его компания думали, что Исмаилов один. Второй парень сидел в машине, он остановил такси. Двое были в магазине. Понимаете? Но вышло так, что парень — тот, кто сидел в машине, — он заступился за Исмаилова. Ребята вышли из магазина и тоже вмешались. Мы с Рамазаном (Утарбиев. — «МК») подошли на остановку. Рамазан полез разнимать — его сразу ударили. Меня за что начали бить? Я еще никаких действий даже не сделал! И стрелять я начал только после того, как оказался на капоте.
Серебристая иномарка какая-то стояла возле дороги. На суде я неоднократно ходатайствовал, чтобы найти водителя. Но почему-то следствию и прокурору это было невыгодно. Человек был реальным очевидцем событий. Мог бы дать показания в суде. Я на это очень надеялся. Я считаю, приговор был чрезмерно суровым.
— А сколько бы вы себе дали?
— Если справедливо судить — мне грозила максимум 108-я статья. Это до трех лет.
— За смерть человека — три года?
— Я не могу понять вашего настроя. А вам было бы легче, если бы меня не было? Или я должен был сложить руки, дать себя забить, изрезать?..
— Но вас же шестеро было, их — пятеро.
— Пятеро ихние стояли на ногах, когда я появился. А трое наших ребят уже лежали на асфальте. Понимаете — почему с них побои не снимали?
— Аслан, вас потеряли родные, потеряли адвокат, журналисты. Подтвердите всем на камеру, что вы живы.
— Живой я, как видите.
И, помолчав о чем-то своем, Черкесов грустно добавил: «Пока живой».
