— Как проходил отбор?
— 15 февраля в зале суда собрали 60 человек — часть людей отправили на рассмотрение дела Хасис и Тихонова, часть перекинули на другое уголовное дело. Среди собравшихся были в основном пенсионеры и неработающие люди. На отборе присяжных присутствовали судья и адвокаты противоборствующих сторон. Сначала отстраняли от дела тех, кто ранее работал в правоохранительных органах. Затем судья тет-а-тет беседовал с теми, кто заявил о самоотводе. Таких было немало. Несмотря на соблюдение вроде всех правил, в коллегии присяжных все равно оказались люди, которые в прошлом имели отношение к правоохранительной системе.
— Когда вам сообщили, какое громкое дело вы станете рассматривать, — ваша реакция?
— Честно говоря, ранее я ничего не знала об этом убийстве. Весь год я ухаживала за тяжелобольной матерью, и мне было ни до чего. К тому же раньше я работала в суде конвоиром. Устала от этой работы и после увольнения старалась вообще не слушать криминальные сводки. Когда нам рассказали, какое дело будем рассматривать, я даже не полезла в Интернет, чтобы узнать подробности убийства. Так что фамилии Маркелов и Бабурова для меня были пустым звуком.
— Какие указания дали вам перед тем, как вы заступили в присяжные?
— Сказали, что мы не имеем права общаться между собой, собирать информацию в СМИ. 21 февраля мы приняли присягу. Выстроились, как пионеры, в ряд. И каждый сказал: “Клянусь соблюдать устав присяжных”.
— Помните первое заседание?
— В первые дни в комнате присяжных ничего особенного не происходило. Все самое интересное началось после 24 февраля, когда присяжный №1 Сергей принес в комнату совещаний ноутбук и стал зачитывать данные по Хасис и Тихонову, также он начал информировать нас по поводу адвокатов обвиняемых — кто какими делами занимался раньше. В тот же день он придумал прозвища адвокатам. Например, Горбатый, Дед, Небритова назвал Побритым, Короткова-Гуляева — Черточкой, Никушкина и Васильева — братьями мальчишами-плохишами. Кличек у стороны обвинения не было.
— Этот Сергей был старшиной?
— Поначалу старшиной был другой человек — Анатолий. Мы его избрали главным только потому, что он пришел в костюме. Выбрали наобум — никто никого еще толком не знал. Но роль старшины всегда примерял на себя Сергей. На каждое заседание он приносил новую долю негативной информации по Тихонову и Хасис. Из его уст постоянно лились матерные выражения — по-другому он разговаривать не умел. Например, про Хасис он все время говорил: “Пи... как дышит”. Эту фразу он повторил раз 30. Остальные присяжные молча его слушали. Вскоре обрабатывать нас взялась присяжная №4 — женщина лет 60, психолог по образованию. Она буквально зомбировала народ. Ежедневно выбирала себе жертву и начинала ее обрабатывать — четко навязывала свою позицию обвинения. Когда ей начинали перечить, мол, нет прямых доказательств вины обвиняемых, она кричала: “Да что там думать, защита может вообще не выступать, и так все понятно”.
— Выходит, пока эти двое навязывали свою точку зрения, остальные их просто слушали и не высказывались?
— Среди присяжных чувствовался страх. Люди боялись перечить присяжным под №1 и №4. Только в курилке кто-то мог осторожно молвить: “Кажется, они не правы”. Но когда я в самом начале предложила написать жалобу судье на давление одного из присяжных, все пошли в отказ. Зато, когда присяжный №1 составил жалобу, что отец Тихонова на заседании обменивался какими-то репликами с сыном, никто из наших не стал возражать. Хотя многие не заметили этих нарушений.
— И все-таки вы выступили против ваших коллег?
— Суть моей жалобы в отношении присяжного №1 была следующей — он не имел права читать СМИ и рассказывать нам о том, что пишут в Интернете относительно нашего процесса. Я надеялась, что его удалят из коллегии. Но реакции от судьи не последовало.
— Присяжные поддавались давлению?
— Среди нас находился человек, который на протяжении двух месяцев поддерживал версию невиновности Тихонова и Хасис. Но однажды он явился на заседание и неожиданно с пеной у рта начал доказывать обратное. Хотя до этого он производил впечатление спокойного, уравновешенного мужчины. Я заметила, что человека обработали. Тогда мне стало страшно. Вскоре я попросила нашего куратора организовать мне беседу с судьей — давление на присяжных к концу процесса становилось все сильнее и сильнее. Например, когда я умоляла №1 и №4 оставить меня в покое, передо мной садилась присяжная № 4 и начинала долбить: “Ты обязана понять, что они виновны!”.
— Как вел себя ваш куратор?
— Куратор постоянно пил с нами чай, рассказывал истории других процессов. Например, однажды он поведал случай, когда присяжных подкупили адвокаты со стороны защиты, и они единогласно проголосовали “не виновен”. После той беседы присяжная №4 подошла к нему, приобняла его, как мать сына: “Не переживайте, мы вынесем обвинительный вердикт!”. Куратор усмехнулся: “Вы меня не так поняли, просто нельзя выносить единогласный вердикт”. Также куратор знал, что у нас есть ноутбук, мы читаем прессу, что среди присяжных есть недовольные. Но на все закрывал глаза. Присяжный №1 Сергей продолжал гнуть свою линию — делал распечатки из Интернета по поводу Тихонова и Хасис, передавал все нашему куратору. А после окончания заседания Сергей садился снова за стол и продолжал вслух зачитывать свежие новости по нашему делу. Ему не сделали ни одного замечания. Но мы же принимали присягу, где четко написано, что мы не имеем права так поступать. Более того, когда наш старшина взял самоотвод из-за болезни, на его место заступил тот самый активный №1 — Сергей.
— Что случилось с первым старшиной?
— На одном из заседаний ему ни с того ни с сего стало плохо. Меня тогда уже не было на процессе. Но эта ситуация показалась странной другим присяжным. До этого первый старшина спокойно сидел на процессе, не высказывал своего мнения, вел себя — ни рыба ни мясо. Я даже как-то сделала ему замечание: “Почему вы ведете себя так безучастно — вечно руки под брюхо, равнодушная ухмылка на лице, ничего не записываете?”. Возможно, его скосила страшная духота в зале, но ранее он на здоровье не жаловался.
— Недавно коллегию покинули еще двое присяжных?
— Взяла самоотвод по болезни присяжная №2. Хотя женщина под №4 просила ее не покидать процесс. Она сразу поняла, что на эту присяжную можно надавить. Вероятно, покинувшая коллегию присяжных сама понимала, что не сможет пойти против воли более сильных людей и принять самостоятельное решение, вот и решила уйти. Следом за ней удалился еще один мужчина, которого наша сторона — те, кто защищал обвиняемых, — выдвигала на старшину. Этот человек вообще бесследно пропал 21 апреля. Просто не пришел на очередное заседание. Его сотовый до сих пор молчит. У него есть жена и ребенок, но домашний телефон не отвечает. До сегодняшнего момента он так и не вышел на связь. Я слышала, что сейчас собираются заводить уголовное дело по розыску этого присяжного.
— На чьей стороне был этот пропавший?
— Вроде он выступал за вердикт “не виновны”. Поначалу он находился в числе запасных присяжных и до последнего дня надеялся, что не попадет в основной состав.
— Как разделились голоса присяжных в начале судебного процесса?
— Сначала не было четкого разделения. Когда присяжный №1 Сергей начал зачитывать данные из Интернета, то большинство людей склонились к версии “виновны”. Но по ходу дела народ разделился на лагеря — ситуация сравнялась: 50 на 50. Когда я вспоминаю наше первое общение, то не перестаю удивляться. Ведь мне казалось, что все присяжные — замечательные люди. Поначалу, когда мы не обсуждали уголовное дело, то много смеялись, рассказывали о себе, даже отмечали 23 февраля с тортом и пирожными. Но чем дальше продвигался процесс, люди становились более угрюмыми, начали грузиться. В какой-то момент мы не то что перестали шутить, мы перестали общаться друг с другом, каждый уходил в свои мысли или просто слушал присяжных №1 и №4. И когда я один раз высказалась против этих людей вслух, меня никто из наших не поддержал. А женщина под №4 только бросила: “Наконец-то наша молчунья заговорила”.
* * *
— Какое первое впечатление произвели на вас Хасис с Тихоновым?
— Уже первоначально я не могла быть объективной, потому что по роду своей службы видела много людей в наручниках. Скорее всего, никакого впечатления они на меня не произвели. Ну влюбленная парочка, все время держатся за ручки... Я заинтересовалась их личностью только после того, как Сергей — присяжный №1 — показал нам в Интернете наколки на теле Тихонова. Там было изображено что-то типа фашистской свастики. Кстати, этот факт склонил многих присяжных не в пользу обвиняемых. Что меня поразило, данные, которые находил Сергей, я потом нигде не обнаружила — ни в Интернете, ни в газетах, на суде нам тоже про это не рассказывали. Выходит, человек профессионально занимался личным делом Тихонова?
— Выходит, вы сами тоже просматривали прессу?
— Первую неделю я честно ничего не читала и даже не делилась подробностями заседания с мужем. А потом, конечно, начала читать. Поразило меня интервью отца Тихонова, который рассказал, как его сын встал на этот путь. И когда я поинтересовалась у присяжного №1, почему он нам не рассказывает об этом, тот разозлился: “Это несущественно”.
— Почему вас не убедили слова прокурора, ведь достаточно было доказательств вины Тихонова и Хасис? Например, прослушка...
— Если бы нам полностью зачитали прослушку, как того требовала защита... Но мы ознакомились с фразами, вырванными из контекста. Многие присяжные подумали, что Тихонов в этот момент играл в компьютерные игры и рассказывал, сколько человек убил и сколько еще осталось. Смутил меня свидетель, который случайно проходил по той улице, где произошло убийство, и подобрал там гильзу. Неправдоподобен казался свидетель Горячев, который на видеокамеру говорил, казалось, заранее заученный текст. Много несостыковок было в деле.
— Близкие Тихонова и Хасис тоже присутствовали на суде?
— Был отец Тихонова — бывший разведчик. Насколько я поняла, у них обеспеченная семья. И я не верю, что Тихонов мог в упор стрелять в человека — он не похож на конченого отморозка. Парень закончил МГУ, исторический факультет, у него логический склад ума. Что касается Жени, то ее жизнь складывалась гораздо сложнее. У Хасис умерла мать, когда дочь попала за решетку. У женщины не выдержало сердце. Отец Хасис сидит в тюрьме за экономические преступления.
— Как вам кажется, судья поддерживает чью-то сторону?
— Мне показалось, что судья — на стороне обвинения.
— Думаете, какой вердикт вынесут присяжные?
— После вчерашнего разговора с присяжными я поняла, что будет обвинительный вердикт. Обработка со стороны присяжной №4 ведется очень жестко, она стала более агрессивно убеждать народ в виновности Тихонова и Хасис. Те люди, которые еще недавно были на стороне обвиняемых, сейчас приняли сторону обвинения. Я знаю, что одна женщина до сих пор не верит в виновность ребят, но она четко сказала: “Я пойду за большинством”. Кстати, сама Хасис с Тихоновым уже поняли, что приговор будет обвинительным.
— Среди присяжных есть верующие? И кого больше — мужчин или женщин?
— Верующих нет — ситуации “не суди, да не судим будешь” не возникнет. Сейчас осталось две женщины, остальные мужчины. Профессии у всех разные.
— Вы до сих пор общаетесь с оставшимися присяжными?
— Да, мы общаемся. Созваниваемся. Собственно, и раньше мы не сторонились друг друга. Что говорить — если трое присяжных живут на одной ветке метро, продукты покупают в одном магазине. Все присяжные москвичи. Первое время мы даже сами приезжали на метро в суд, пока кто-то из моих коллег случайно не столкнулся в подземке с адвокатом. С тех пор нас стали забирать на маршрутке у заранее оговоренной станции метро. Туда же отвозили и после процесса.
— Угрозы в адрес присяжных поступали?
— Мне никто не угрожал. В отношении остальных — не знаю. Но учитывая, как один за другим из процесса вышли присяжные, — вполне возможно.
— Вы придете на оглашение вердикта?
— Хотелось бы. Это будет мое последнее появление в суде. До 2012 года я не имею права быть присяжной. Но если мне когда-нибудь придет письмо с подобной просьбой, я скажу, что уезжаю за границу или смертельно больна. Больше я в подобном шоу принимать участие не стану! Наши люди не готовы к честному суду присяжных!
