Огню не сдается Шатурский район

Андрей Келлер: “К болотам в их первозданном виде мы не вернемся, даже если захотим…”

Чем сильнее припекает весеннее солнышко, тем чаще мы с ужасом вспоминаем минувшее лето — небывалую жару, огни-пожарища и дым отечества от горящих торфяников.

Что год грядущий нам готовит? Повторится ли сценарий прошлого лета? На эти вопросы мы решили узнать ответы в штаб-квартире, так сказать, лесоторфяных пожаров Подмосковья, а именно в Шатурском районе.

В гостях “МК” — глава района Андрей Келлер.

Андрей Келлер: “К болотам в их первозданном виде мы не вернемся, даже если захотим…”

По правде говоря, сам Андрей Давыдович не любит, когда его район сравнивают со штаб-квартирой или пороховой бочкой. В августе прошлого года, когда Владимир Путин на вертолете облетал зону огня, строку на TV про то, что дым в столицу валит из Подмосковья, сняли. Премьер собственными глазами видел, что полыхает во Владимирской и Рязанской областях. Так что не так страшна Шатура, как ее рисуют.

Тем не менее глава района, надеясь на лучшее, готовится к худшему. Круглогодично действующий штаб в эти дни обсчитывает — сколько к началу сезона необходимо запасти солярки, расходных материалов и продовольствия. Все эти и многие другие вещи к началу сезона планируется заготовить, исходя из поучительного опыта 2010 г.

— Андрей Давыдович, вы можете гарантировать отсутствие пожаров нынешним летом?

— Хотим мы этого или не хотим, они будут. В этом плане прогноз скорее пессимистический, чем оптимистический. Наша задача — не допустить человеческих жертв и сгоревших домов. В прошлом году в районе с этой задачей справились. Подготовка к нынешнему сезону по большому счету не отличается от предыдущих. Просто зона опашки вокруг населенных пунктов должна быть шире, чем всегда. Пожарные водоемы следует привести в полный порядок и наполнить их водой…

По запасам снега опасений у нас нет. Хотя снега, прямо скажем, немного. В предыдущие годы зимние осадки периодически сменялись оттепелями и заморозками, снег был твердый и плотный. Сегодня сугробы вроде бы и высокие, но рыхлые, стают — и не заметишь. Словом, запас воды не выше многолетних наблюдений. Но все станет окончательно ясно в конце апреля.

фото: Александр Корнющенко

— Какова ситуация с разборами завалов на местах прошлогодних пожаров?

— Критика в адрес лесников звучала со всех сторон, к работе они приступили. Но, признаюсь, темпы уборки горельников прошлого года крайне низкие. Не те, которые могли быть весной.

— Чем это объясняется?

— Залезать в лес, занесенный снегом, очень тяжело. К тому же все смерзлось — и там ничего не сдвинуть. Этим необходимо было заниматься сразу после пожаров, еще по осени. Вариант какой? Прошлогодние горельники при таянии снега превратятся в заболоченную территорию. Подстилка торфа там прогорела, и за счет паводка она будет подтоплена. К концу мая она высохнет, и лесники все силы должны бросить на расчистку завалов, топор им, как говорится, в руки.

— Сколько в районе таких буреломов?

— Около 3,2 тысячи гектаров. На сегодняшний момент разобрано меньше 10%. Работы впереди предостаточно.

— А кто их обязан выполнять?

— Агентство лесного хозяйства, Мослес и Мособллес. Это их профессиональная обязанность. Если они не будут успевать, могут найти подрядчиков. Работы финансирует федеральный бюджет, смета уже составлена.

— Какие направления по части торфяных пожаров у вас самые опасные?

— Поселок Радовицкий и урочище Соколья Грива, два участка общей площадью больше 5 тыс. гектаров. Эти торфяные месторождения мы постоянно патрулируем, очаги возгораний тушим, что называется, в зародыше. Задача первого этапа программы обводнения — задержать воду на месторождениях торфа, и чтобы территория частично была подтоплена. Все мероприятия по мелиорации, восстановлению пожарных, водоотводных и пр. каналов выполнены. Из 6 тыс. га на 1,5 тыс. га такие работы полностью завершены.

Главное, в Радовицком восстановлено озеро Октябрьское, большой пожарный водоем. Это была задача из задач. По сути дела, выкопали его заново, извлекли огромную кубатуру, в паводок каналы от него наполнятся водой. В поселке протяженность построенных пожарных линий больше 6 км, столько же мы прокопали в Сокольей Гриве.

Прошлым летом к очагам возгорания мы тянули трубопроводы на 15—20 км. Надеюсь, сейчас такого не повторится.

фото: Михаил Ковалев

— Программа обводнения предусматривает, кажется, три этапа?

— Да, и их тоже нельзя откладывать на потом. Значительные месторождения сосредоточены и в Бакшееве, в Туголесье, в Шатурторфе, под Черустями…

Выдано техзадание проектировщикам, к концу мая, не дожидаясь осени, приступим к мероприятиям по строительству пожарных каналов в этих местах. Тут для нас главное — установить взаимопонимание с местными жителями и дачниками, успокоить их, что вреда огородам и постройкам от обводнения не будет никакого.

— Откуда такая уверенность?

— Этими вопросами занимаются профессионалы, те, которые раньше вели осушение болот.

— А разве такие специалисты еще остались?

— У нас их очень много! Крылов — бывший директор объединения “Шатурторф”, он сейчас замначальника отдела территориальной безопасности. Бывший главный инженер объединения Егоров работает начальником Шатурского почтамта. Свою голову он никому не отдавал, охотно делится своим опытом. Кузнецов — последний директор Радовицкого торфопредприятия, я его взял советником по вопросам обводнения…

— Вы его взяли после минувшего сумасшедшего лета?

— Нет, я его взял в сумасшедшее лето! Эти и другие люди отдали торфоразработкам по 30—40 лет, мастерство, что называется, не пропьешь, оно либо есть, либо его нет.

— С такими кадрами вы хоть завтра можете возобновить у себя добычу торфа! Наверное, это был бы оптимальный вариант в борьбе с пожарами?

— Тут есть обнадеживающие подвижки. Объединение “Шатурторф” преобразовалось в “Шатураторф” и перешло в режим живого предприятия. Процедура банкротства там завершилась оздоровлением, и я уверен, что в этом году торф мы выдадим на-гора, нашим планом намечено 300 000 тонн. Это совсем неплохо, хотя это не те 3 млн. тонн, что добывали в советские времена. Но тогда Шатурская ГРЭС работала только на торфе и мазуте, сегодня на газе.

Недавно в Минрегионразвития проходило совещание, решали, как избежать зависимости моногорода Шатура от энергетиков. А я считаю, что не надо ее избегать! Нужно, наоборот, сориентироваться так, чтобы город был максимально связан с энергетиками.

Они перестали потреблять торф — почему? Государство должно ударить кулаком по столу и сказать: Шатурская ГРЭС обязана сжигать 300 000 тонн торфа в год! Давайте и больше добывать. “Шатурторф” в хорошие годы насчитывал примерно 1,5 тыс. работающих. 600—800 человек в торфяную отрасль район нашел бы за один день!

У нас без работы сегодня 810 человек, и все они в основном по поселкам, там, где раньше велась торфодобыча. Поставим в районе брикетный завод, пеллетный завод — это как прессованные “колбаски”. ГРЭС может частично отказаться от газа. Да и население будет с удовольствием потреблять торф, ведь в деревнях у нас до сих пор около 60% печного отопления, а калорийность торфа гораздо выше, чем у древесины. 90% сельских жителей в Егорьевском, Шатурском, Орехово-Зуевском и Луховицком районах топили печки брикетами и дровами, не углем. Уголь дороже, доставка его тоже гораздо тяжелее. Здесь-то топливо под боком, а уголь везем с Кузбасса.

фото: Михаил Ковалев

— Я вижу, вы большой сторонник возобновления в районе торфодобычи. Была бы другая ситуация с занятостью, да и риска заболачиваемости не возникало!

— Такого риска и сегодня нет, никаких топей не появится. Урочище Соколья Грива к уровню моря находится выше Шатуры на 5—6 метров. И если там появится болото, то Шатура, поверьте, превратится в Венецию. Затопит дома по самый 3-й этаж.

К болотам в их первозданном виде мы не вернемся, даже если захотим.

— После аномального лета мы пережили и аномальную зиму с массовыми отключениями электроэнергии. В Шатурском районе и этого горя хлебнули по полной программе. Скажите, последствия “деревьепада” ликвидированы?

— Работы по расширению просек на линиях с напряжением 110 и 35 киловольт выполнены на 75%. На энергетических системах под напряжением 10 и менее киловольт работы проведены примерно наполовину.

То, что планировали сделать к 22 февраля, завершили, аврал, таким образом, закончился, переходим к плановым мероприятиям. 22 февраля режим чрезвычайной ситуации в районе отменен. До этой даты мы ежедневно проводили плановые отключения света у абонентов. По 2—3, а то и по 7 деревень были обесточены, на линиях электропередачи работали энергетики.

МОЭСК всем своим сетям на востоке, западе, севере и юге должен установить жесткие планы по очистке и вырубке.

— Но есть еще и муниципальные сети…

— У нас сети на 10, 0,4 и меньше киловольт. Там больших аварий удалось избежать, плановые отключения потребителям прекратились еще в первой половине января.

— Разобрались, кто должен расчищать лес на просеках? Одно время энергетики утверждали, что это задача лесников, а те кивали на энергетиков…

— Тут вопросов к лесникам быть не может, они просеки никогда не рубили, ими всегда занимались энергетики. Вырубка, очистка — все это их плановые показатели, трения возникали из-за того, что не было ясно, имеют ли они право рубить? 28 декабря вышло правительственное распоряжение. Там четко расписано — вырубку леса в зоне отчуждения производит собственник линейного объекта. А кого он наймет — лесников, профессиональных рубщиков из других регионов или сам вырубит, — его проблемы.

Рубят не только энергетики. И дорожники, и поселения. Порядок был простой, все понимали, что, допустим, если дорожники расчищают полотно, то в течение 2 суток они обязаны уведомить лесные службы о том, что в таком-то квартале и в таком-то количестве были вырублены деревья. Чтоб в лесном фонде этот лес не числился.

— Какая сегодня минимальная ширина просек?

— На всех сетях она различная. Может быть и 4 метра, и 12. Лесники согласились, что есть узкопрофессиональные правила эксплуатации энергетических установок, в соответствии с ними и следует устанавливать зону отчуждения. Записано по 12 метров с обеих сторон — значит, ширина должна быть 24 метра. Написано 2 метра от крайнего провода — значит, 2 метра.

фото: Михаил Ковалев

— Двух метров не может быть, ведь если дерево завалится…

— Может быть! Правила эксплуатации готовили профессиональные энергетики, и, видимо, исходя из накопленного опыта.

— Может, поэтому и света ползимы в регионе не было?

— Рубить просеки шире, чем положено по правилам, нельзя никому. Так можно вырубить половину леса в Подмосковье.

В период чрезвычайной ситуации нам помощь оказывали энергетики из Дагестана, Башкирии, Смоленщины, Волгограда, Красноярского края… Приезжие утверждали, что у них в регионах такой ширины просек нет, она значительно больше. В Дагестане, например, под линии в 110 киловольт ширина просеки 50 метров — и там даже трава не растет. Такие узкие полосы, наверное, сохранились только в Подмосковье. Но у нас огромный мегаполис — 10 млн. жителей в Москве и 7 млн. с хвостом в области. Чем дышать будем?

Но, подчеркну, лесники никогда не мешали энергетикам рубить аварийно-опасные деревья. Если над опорой нависает дерево, его уберут, даже если оно находится дальше от проводов, разрешенных правилами. Просто эти работы нужно было проводить не тогда, когда жареный петух клюнул, а когда о ледяном дожде даже не думали.

— Сколько стволов было свалено в общей сложности? И куда этот лес пошел?

— Если мы говорим о спиленных деревьях, то около 2,5—3 тыс. деревьев.

— Так мало?

— На самом деле немного. У нас практически не было сплошных рубок. Они велись только на линии напряжением 110 киловольт, идущей от Пышлиц до Коробова. Там мульчер, это такой трактор с фрезой и штангой, становился на просеку и после себя уже не оставлял ничего, даже пней. За смену он “кушает” 1,2 тонны солярки, но за собой оставляет футбольное поле.

Я по этому поводу переживаю, хороший строевой лес превратили в щепу. Но наши правила предусматривают определенный и в значительной степени бюрократический порядок расчистки территории. Сначала нужно составить акты, потом спилить, потом выставить охрану, затем провести конкурс, потом древесину продать… К этому времени либо сторожа древесину растащат, либо их самих унесут вместе с древесиной. Может такое быть? Легко.

Меньше мороки там, где прошел мульчер, все как мясорубкой перемолол — и осталась только труха. Получается, что коррупции меньше там, где работает такая техника. И украсть ничего не украли, но и с пользой ничего не использовали.

— В этой ситуации больше всего пострадали местные жители, крестьяне. Наверное, сваленный лес без всяких конкурсов справедливее было бы отдать им…

— По закону нельзя, это лес государственный, не ваша и не моя собственность, ее раздавать налево и направо запрещено. В итоге начнем рубить и пилить все подряд, прикрываясь тем, что стволы взяли на месте расширения просек.

Правила для всех записаны одни: в лес с топором ни шагу.

— Ну а конкурсы по продаже древесины уже прошли?

— Мне об этом ничего не известно. Их организует Федеральное агентство по управлению федеральным имуществом. Насколько я знаю, оно их не проводило, агентство лесного хозяйства тоже не проводило.

— Значит, деревья, сваленные в лесу, станут хорошим подарком жуку-топографу и, конечно, красному петуху? Ведь в час Х они первыми задымятся!

— Деревья будут сложены в штабеля и переданы в собственность агентства лесного хозяйства. Спиленный лес, где убраны ветки, а стволы уложены в штабеля, опасности для пожаров не представляют.

Что касается огромных скоплений веток, то у энергетиков есть мульчера на колесном ходу, они подъедут к каждой куче и превратят ветки в опилки.

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру