Эти слова принадлежат Филиппу Киркорову. Нет, это не репетиция финала его собственного, слава Богу так и не состоявшегося, судебного процесса по уголовному делу. Хотя слова и произнесены в адрес Пресненского суда, но адресованы они совсем другому судье. Тому, кто 24 декабря будет выносить приговор по уголовному делу Японцевой и Юровой — двум обвиняемым, вскрывшим личное интернет-пространство артиста и вымогавшим за сохранение конфиденциальной информации полмиллиона долларов.
Киркоров просил суд о снисхождении к ним еще полгода назад, в июне. Сегодня он делает это еще раз, куда эмоциональнее и, наверное, искреннее — поскольку недавно сам попал в переплет.
“Эти женщины оболгали меня, принесли мне очень много вреда, но я не хочу, чтобы они встретили Новый год в тюрьме. Я хочу, чтобы они встретили Новый год со свои матерями, которые и так из-за них настрадались…”
Звезды эстрады — не люди, они — игрушки: для одних любимые и желанные, для других — нелепые и даже вредоносные. Ярко-накрашенные, облаченные в причудливые одежки, они будят самые разные желания у тех, кто по ту сторону рампы: любовь, а порой пренебрежение, восхищение, а иногда зависть, вожделение, а случается — ненависть. Но мало кто ощущает по отношению к ним простые человеческие чувства: сочувствие, жалость, заботу. Они ведь не люди, а просто игрушки, предназначенные для развлечения и забавы. Предположить, что у звезд может быть право на личную жизнь, — нелепо, ведь у игрушки не может быть своего собственного жизненного пространства.
Последним, кто на протяжении двух недель своими злоключениями развлекает страну, был Филипп Киркоров. Народ с удовольствием смаковал проступок звезды и прикидывал, как будут дальше разворачиваться события. А уж когда Филипп объявил, что, видимо, серьезно болен, страна и вовсе зашлась в радостном экстазе: поп-звезда на больничной простыне в клинике неврозов! И писали в его адрес на просторах Интернета: “Нашел время лечиться! Новый год на носу — пусть развлекает! В феврале будет болеть!”
А между тем Киркоров действительно переживает нелегкие времена. И дело не только в истории с г-жой Яблоковой. Он оказался в двойном капкане: с одной стороны, сам был без пяти минут обвиняемым по уголовному делу, с другой — практически одновременно является пострадавшим по другому делу, где обвиняемыми выступают уже его бывшая сотрудница Вера Японцева и бывшая руководитель “Глобал медиа групп” Нина Юрова.
Как выяснило следствие, эти дамы два года назад вскрыли личное интернет-пространство Киркорова и вымогали у него полмиллиона долларов США за сохранение в тайне конфиденциальной информации. Против них было возбуждено уголовное дело, суд длился почти полтора года, и вот 24 декабря должен быть оглашен приговор. Прокуратура посчитала все обвинения доказанными, гособвинение подошло к делу сурово: прокурор попросил каждой из обвиняемой по восемь лет (!) колонии общего режима. Японцева встретила эти слова истерикой, а Юрова — проклятиями. Адвокат артиста Татьяна Акимцева обозначила позицию потерпевшего: “Киркоров просит суд о снисхождении к обвиняемым и вынесении максимально мягкого приговора, не связанного с лишением свободы, ибо он их простил, хотя так и не дождался от них извинений”.
Киркорову сегодня, наверное, меньше всего хотелось бы комментировать эту ситуацию: в суде сейчас вытряхивается на весы правосудия его личная жизнь. Обвиняемые скачали из почты своей любимой игрушки — Филиппа Киркорова — тысячи мегабайт личных писем; в процессе судебных заседаний они во всех подробностях рассказывают о содержании украденной переписки, снабжая ее собственными комментариями. А адвокатам приходится во всех подробностях обсуждать разработанный дамами сценарий “уничтожения артиста как личности”.
Как рассказывают свидетели, задействованные в закрытом судебном процессе (доступ прессы в зал запрещен), в сценарий этот входило множество пунктов. И грамотное размещение личной переписки в прессе, недружественной артисту. И создание некоего сайта с порочащей поп-звезду информацией на иностранном сервере, дабы в дальнейшем на него можно было ссылаться как на независимый источник. И разбазаривание личного архива Киркорова, который включал в себя сотни фотографий, видеозаписей, не изданные еще песни и даже мастер-диск с мюзиклом “Чикаго”. Контракт запрещал видеосъемку мюзикла и ее распространение. Если бы произошла утечка видеозаписи, Киркорову пришлось бы выплатить представителю американского продюсерского центра Берри Вейслеру штраф в размере 300 000 долларов США.
Все вышеперечисленное было украдено из офиса артиста. Помимо этого, пользуясь личной почтой Филиппа, дамы развлекались тем, что рассылали его друзьям от имени певца оскорбительные письма.
Переживать эти неприятности заново Киркорову не хотелось, но мы своим расспросами вынудили его вернуться к тому, что в жизни не забывается, — предательству.
— Филипп, как получилось, что вас предали люди, которые, можно сказать, ели из вашей тарелки? Ведь Японцева работала у вас долгие годы личной помощницей, владела всей рабочей информацией о личной жизни и вашей, и членов семьи, близких, друзей, знакомых из шоу-бизнеса. Ей были известны все “скелеты в шкафу”. Юрова тоже работала с вами.
— Японцева действительно долго работала у меня, но Юрова никогда не входила в круг приближенных ко мне людей, она просто обеспечила расклейку рекламных плакатов моих концертов по городу, сказала — это подарок на день моего рождения, и все. А что касается того, как это получилось? Наверное, кадровая ошибка, за которую пришлось жестоко заплатить. Я ведь живой человек, могу ошибаться в тех, кто находится рядом. Но у меня никогда не было причин в чем-то подозревать этих женщин. Они вели себя безупречно. Что случилось с ними?
— Стоило ли вообще предавать это дело такой широкой огласке, призывать на помощь следователей, доводить до суда?
— Но я ведь не знал, кто совершил это преступление, я же не Ванга! А когда стало понятно — кто, колесо правосудия уже закрутилось, я не мог его остановить. Знал бы — кто, нашел бы другие способы научить. Но я с первых дней просил суд оставить на свободе Японцеву, я был уверен, что она действовала под влиянием опытных криминальных лиц, которые корыстно использовали ее профессиональные качества и близость ко мне, ввели в заблуждение и подтолкнули к противоправным действиям. Подчеркивал в своем заявлении, что у Веры престарелая мать, инвалид по зрению, которая нуждается в уходе и заботе дочери… И суд удовлетворил мою просьбу, оставив Японцеву на свободе.
— Я знаю, что на протяжении всего процесса вы пытались как-то уладить ситуацию миром, даже отвечали на СМС от подсудимых.
— Вообще я отключал телефон, хотя СМС да, приходили, от Юровой. Да, я отвечал… Ну как я мог не ответить?
— Юрова присылала СМС с просьбой о прощении?
— Как же! Конечно, нет! Как раз прощения-то она так и не попросила! Юрова просила меня о помощи, уверяя, что находится в бедственном положении, что ей и ее матери нечего есть, что ее адвокаты распилили и поделили все ее имущество, что она боится осуждения, просит пожалеть ее и помочь... Вы же понимаете, сердце мое — не камень, и я тут же, забыв все плохое, попросил своего адвоката Татьяну Акимцеву найти какой-то законный путь, чтобы облегчить участь этих женщин… Татьяна предложила им признать вину, которая была очевидна, — взлом почты, и мы бы сняли с них гражданский иск…
— Они отказались?
— Да мало того! Еще потом обвинили нас в том, что мы оказывали на них давление.
— Давайте остановимся на гражданском иске. Вы требуете с женщин миллион долларов.
— Да не требую я с них эти деньги! Давно уже простил. Все, забыли! Потерял и потерял. Переживу. Я столько в своей жизни терял, а потом Бог давал что-то такое взамен, что оказывалось бесценным для меня.
— Но гособвинение считает, что суд должен удовлетворить еще и ваш гражданский иск.
— Я просил своего адвоката Татьяну Акимцеву, чтобы все исковые заявления с нашей стороны были сняты. Я дал ей совершенно четкие распоряжения: мы снимаем гражданский иск. Я надеюсь, что все так и было озвучено в суде. Если нет — я сам приду на приговор и озвучу это еще раз!
Комментарии Татьяны Акимцевой: “У гособвинения есть своя позиция, и именно она была озвучена на суде, но Киркоров как потерпевший имеет право на свою точку зрения. Следуя его решению, мы заявили, что снимаем гражданский иск. Когда же Филиппа допрашивали в качестве потерпевшего, он просил суд не применять к этим женщинам наказания в виде заключения.
Между тем с целью установления размера нанесенного ущерба, проверки наличия либо отсутствия тех или иных творческих объектов потерпевшего был проведен аудит финансовой отчетности за 2008 и первую половину 2009 года и составлена опись с наименованиями утраченного, с его балансовой оценкой. По мнению комиссии и аудитора, сумма потерь Киркорова составила порядка сорока восьми миллионов рублей.
— Частная переписка — совсем не шутка, сорок восемь миллионов отнюдь не мелочь, а банковские документы — вещь сверхсерьезная, тогда чем объясняется такое великодушие Филиппа Киркорова?
— Я думаю об их матерях. Я знаю, что это такое — остаться без матери. А еще я понимаю, что они — молодые женщины, им еще рожать детей. Я надеюсь, что они сделают выводы и начнут жить заново. Да, для меня это травма на всю жизнь. Но кто без греха? Как говорится: не суди и не судим будешь!
— Разве фанатки, которые даже не попросили прощения и не раскаялись, могут чему-то научиться? А вы просите для них прощения, снисхождения, просите, чтобы их не лишали свободы.
— Фанатизм — он страшен по сути своей. Он может привести к необратимым последствием, и тогда следствию придется изучать уже совершенно другие исходы дела. Они действительно проявляли ко мне фанатичный интерес, а когда он оказался неудовлетворенным, впали в агрессию. Но, несмотря на их отвратительное поведение в процессе суда, я все равно прощаю их, потому что хочу, чтобы все злое осталось в уходящем году.
— Вы просто настоящий христианин — готовы вторую щеку подставить, хорошо хоть третьей нет… И давно это с вами?
— Я просил простить их еще полгода назад. И сегодня перед приговором вновь настоятельно прошу суд их помиловать. Мы все бываем в жизни виноваты. Так и с ними получилось. Так и со мной, когда я не сдержался в общении с женщиной. Но я искреннее покаялся, я буду сожалеть о случившемся до конца своих дней. И я считаю, что раз тебя прощают — и ты прощай. И перед людьми, которые меня простили, я не должен упасть в грязь лицом. Я бы хотел, чтобы они это тоже поняли.
— Значит, упорно просите суд выбрать условное наказание, а не боитесь, что как только они окажутся на свободе, тут же начнут против вас противоправные действия?
— Да, я знаю, что моя просьба — она еще обернется против меня, я знаю, они не успокоятся, получив условный приговор, пойдут в суд, будут доказывать свою полную невиновность, снова будут обвинять меня во всех смертных грехах. Ведь они так и не раскаялись! Более того, эти женщины ведь интересовались мною досконально: они изучали распорядок моей жизни — как и куда я выезжаю, с кем, где сижу в машине… Зачем? Об этом даже неприятно задумываться.
— Убить, возможно, и не убьют, а вот то, что вся страна тут же прочтет вашу личную переписку в Интернете, — это уж наверняка…
— Да там нет негативной информации — ну да, личная переписка, еще банковские документы, счета, отчеты по банковским картам. Другое дело, что теперь они смогут любую, самую грязную отсебятину выдать за мои письма. И как потом доказывать, что я этого не писал? Но я думаю, что если они это сделают после того, что я сейчас делаю для них, это их самих выставит в неприглядном свете. Ведь не совсем же они нелюди, должно же остаться что-то человеческое… Я просто делаю выбор не в пользу себя, а в пользу их. А все остальное пусть будет на их совести.
— Вы вообще думаете про них? Не тогда, когда “трясут” адвокаты или журналисты, а просто, сами по себе?
— Нет, не думаю. Мне хватает других проблем и дел. Пусть о них думает суд, родители, пусть они сами думают о себе, думаю о помиловании и ответственности за это.
— Фанатизм — заболевание, которое не излечивается. Они будут вновь и вновь любить вас. Вы готовы смириться с их любовью после всего, что случилось?
— В любви ничего плохого нет, плохо, что от любви до ненависти один шаг. Мне бы очень хотелось, чтобы сегодня они снова сделали шаг в сторону любви.
— Будете заново общаться? Приблизите к себе?
— Нет, общаться я пока не готов…
— Что сильнее ударило вас: осознание собственной вины или чужой?
— Конечно, собственной, чужая от меня не зависела.
— Да, но чужая вина больше меняет человека, ведь она приходит извне. И теперь будет очень тяжело доверять тем, кто рядом…
— Я не собираюсь посвятить всю свою жизнь подозрениям, бегать, прятать скелеты в шкафу… Но я стал за этот год еще более закрытым от окружающего мира. Я просто не знаю, что надо сегодня сделать, чтобы я пустил человека даже к себе домой, не говоря уже о том, чтобы раскрыл душу. Я понял, что мне будет куда спокойнее, если я стану общаться только с ближайшими родственниками и людьми, которых знаю много лет. Я всегда тянулся к открытому общению, но последние события научили меня: надо закрываться на глухую “молнию”. Открываться только на сцене. А как вышел за кулисы, так сразу — ра-а-аз “собачку” сверху донизу!
— Для вас, как мне всегда казалось, человека общительного и открытого, это будет тяжело.
— Ну ничего. Есть же примеры. Леонтьев, Пугачева… Долгие годы они закрыты, не пускают к себе никого, и нет в итоге никаких предательств со стороны близких людей.
— Как сегодня чувствует себя ваш отец?
— Когда все это закончилось, когда был пройден этот экватор безумия, он, слава Богу, пришел в себя. Но вы ведь понимаете, все это не проходит бесследно. Именно поэтому еще я так хочу не допустить тюрьмы для этих женщин, прошу суд о снисхождении. У них есть матери, а родители всегда несут большие потери, чем их виноватые дети. Поэтому я не хочу брать грех на душу по отношению к этим пожилым людям, матерям Японцевой и Юровой. Тем более приговор будет оглашен 24 декабря, в католическое Рождество, когда надо думать о гармонии и мире.
— Ну, раз уж речь зашла о Рождестве, скажите, что желаете себе в новом году?
— Да желай не желай, все равно там, наверху, все и пожелают, и распределят. У меня был такой яркий замечательными событиями год — и дуэт с Анной Нетребко, и гастроли, и новые песни. И вот в самом конце такая ложка дегтя в бочку меда. Я сделал выводы серьезные и о себе, и об окружающем мире, когда недоброжелатели потирали руки, и мне оставалось только надеяться, что и мои друзья, и моя публика, которая знает меня долгие годы, они по-прежнему будут верить — я не такой! Так что пожелаю только хорошего здоровья себе и близким.
— Хм… А на личную жизнь какие виды?
— Ну как какие? Пополнение семейства!
— Это плохо сочетается с планами закрыться на глухую “молнию” и общаться только с теми, кого знаешь сотню лет.
— Все в руках Бога, но в любом случае ребенок — это то, что исходит от меня.
— Без женщины получить ребенка нельзя.
— Зато можно вырастить и воспитать.
— То есть любовь отвергается на корню?
— А вы все еще верите в любовь?
— Как в кратковременное помешательство с целью получения острого удовольствия, которое целесообразно использовать в качестве мощного стимула для творчества — да, верю.
— Ну, а у меня другие стимулы для творчества.
— Значит — любовь умерла, и да здравствует что?
— Что–что? Медицина!..
Итак, до вынесения приговора Юровой и Японцевой остаются считаные часы. “Я не хочу, чтобы они восемь лет провели в местах лишения свободы, — еще раз сказал Киркоров в финале нашей встречи. — Дай Бог, чтобы все закончилось условным наказанием! В мире, где так много зла, надо уметь прощать!”
Остается только надеяться, что Бог, а главное, его наместник на Земле — в данном, конкретном случае это судья Пресненского суда — услышат молитвы артиста.
P.S. Когда номер уже сдавался в печать, стало известно, что Юрова собирает обширную пресс-конференцию. Похоже, опасения Филиппа, что он еще не раз пожалеет о своем призыве к милосердию, сбылись даже раньше, чем он успел публично попросить суд быть снисходительным.
