Целая комната в ее пятикомнатной квартире отведена для подарков. Роскошные столики, вазы, картины с арабской вязью. На фотографиях хозяйка дома рядом с духовными лидерами мусульман и известными политиками. Но мое внимание привлекает старый семейный снимок: четыре беленькие девочки рядом с такой же светловолосой женщиной.
— Это моя бабушка Александра Леонардова (так записано в старинной метрике) с дочерьми, — поясняет Валерия Михайловна. — “Белоснежка” слева — моя мама, Надежда Павловна. Во мне много кровей намешано, но я считаю себя чисто русской. Моя бабушка из лютеранства крещена в православие, как и императрица Александра Федоровна. Я происхожу из древнего дворянского рода. Вся наша семья крещена в Царскосельском Екатерининском соборе, где приняли крещение великие княжны.
…Будущая Иман родилась на севере, в Ухте, где отбывала ссылку ее мама. Отца Валерия не помнит: во время сталинских репрессий его расстреляли как врага народа.
После ссылки вернулись в Москву. Валерия окончила Институт иностранных языков имени Мориса Тореза, где учились дети советской элиты, вышла замуж, родила сына. Первый брак не сложился. Преподавала в МИФИ, одном из самых престижных вузов СССР. И если бы в тот момент ей сказали, что она выйдет замуж за правоверного мусульманина, выпускника факультета шариата Дамасского университета по имени Мухаммад Саид Аль-Рошд, она никогда бы не поверила.
— Мы познакомились случайно, — рассказывает Иман Валерия. — Мухаммад учился в аспирантуре МИСИ и снимал комнату в нашем подъезде. Через шесть дней после первой встречи он сделал мне предложение, а через полгода мы поженились.
— Ваша мама одобрила выбор дочери?
— Сначала мама была категорически против, мои тети тоже восстали. Но Мухаммад сумел расположить маму к себе, он ее завоевал. Однажды возвращаюсь с работы домой, дверь открывает Мухаммад. В мамином фартуке, в руке вилка, нож, а из-за его плеча выглядывает моя мама и говорит, сияя своими огромными голубыми глазами: “Лерочка, ты не представляешь, как Мухаммад хорошо готовит!” Я подумала, что у меня галлюцинации.
— Вы приняли ислам под влиянием мужа?
— Ни в коем случае. Я несла слишком высокую ответственность за продолжение известного православного рода и не могла пренебречь интересами семьи. У мужа же была достаточно высокая культура духа, чтобы не давить на меня. Когда семья приняла решение окрестить меня по православному обряду (а по моему рождению мы не могли этого сделать, так как я родилась в ссылке), мы с мужем вылетели на родину моих предков — в Ленинград, где в Богоявленском соборе я приняла крещение. Муж прокомментировал: “Слава Богу, наконец первый шаг к Господу сделан”. Естественно, стала читать Святую Библию, ибо никогда не могу принять того, чего не понимаю. Уж слишком многое в тексте меня смущало, не давало ответа на принципиальные вопросы касательно понятия Божественной сущности. И тут вмешался муж: “Лерочка, в знак уважения ко мне, а значит, и к религии, которую я исповедую, прочти Коран”. Я прочла священный Коран и обомлела. Я нашла ответы на все мои вопросы, развеялись сомнения, а эстетика текста просто заворожила.
— Когда вы стали мусульманкой?
— Через четыре года после крещения, в Дамаске. Я приняла ислам как данность. Брак должен быть узаконен по религиозному обряду. Там такая процедура: в одной комнате регистрируют гражданский брак, а в соседней комнате шейх проводит религиозный обряд. И вы произносите формулу: “нет иного божества, кроме Бога Единого, и Мухаммад — Его пророк”.
— Как вас встретили на родине мужа?
— Очень хорошо, хотя я приехала с длинными распущенными волосами. Моя свекровь оказалась яркой блондинкой с синими глазами. В Сирии вообще много блондинок — это эхо крестовых походов. Обеспеченные женихи из Эмиратов, Саудовской Аравии, Кувейта приезжают жениться в Сирию. Мою свекровь в 13 лет выдали замуж, а в 14 она родила первого ребенка. Сейчас позже выходят замуж, но если в семье растет красавица, ей делают предложение, как только она становится девушкой и начинает носить хиджаб. В Сирии очень красиво одеваются, на Востоке вообще безупречный вкус. Девушки повязывают голову великолепным платочком.
— Мусульманин может жениться на женщине другого исповедания?
— Мусульманин — это человек, предавшийся Богу. Я считаю, что человек либо верующий, либо нет. Нельзя сталкивать лбами ислам и христианство, потому что в Коране четко написано: “вашими лучшими друзьями называются те, которые называют себя христианами”. Это люди Писания по Корану. Потому как и Ветхозаветная Тора, и Новый Завет, и Коран были посланы одной рукой — рукой Божьей. Поэтому мы не делаем различия между христианами, иудеями, мусульманами…
— А как же призыв “Убей неверного!”?
— Не было такого изречения. Это выхвачено из контекста. А контекст великолепный: “Зовите к Богу мудростью и красотой вещанья. И убеждайте несогласных мягкостью речей. А коль они вас не поймут, скажите “мир” и уходите. Но коль они вас не поймут, вам мира не предложат и не удержат рук от вас, хватайте их и убивайте”. Здесь вступает закон самообороны. Либо они вас убьют, либо вы их. Если мы вырвем из контекста Евангелия слова Иисуса: “Не думайте, что я принес мир на землю, не мир принес я, но меч, и я разлучу…”, то мы можем здесь разглядеть ту же агрессию, которую кто-то узрел в Коране, но мы ведь знаем, что Иисус — источник любви и доброты.
— А джихад, который радикальные мусульманские организации объявляют то США, то Израилю?
— Что касается самого слова “джихад”, то оно означает усилие на Господнем промысле, то есть милосердие, взаимопомощь, целомудрие, уважение жизни человека, дарованной ему Всевышним во всех проявлениях. Военный джихад дозволен исключительно в связи с агрессией со стороны, и объявляет его только глава государства, с согласия муфтия либо без оного.
— Существует ли умеренный ислам?
— Нет ни умеренного, ни радикального ислама. Религия в принципе не может быть агрессивной, она послана Богом. Ислам — атрибутивное существительное, которое по толковому словарю означает мир, спокойствие, безопасность. А вера и агрессия несочетаемы. Умеренной либо радикальной религию делают люди.
— Исламисты, которые устраивают взрывы, действуют “во имя веры”. Мне кажется, что, если бы в мечетях неустанно разъясняли, что за эти “подвиги” они попадут не в рай, а в ад, шахидов было бы меньше.
— Конечно! Один из наиболее влиятельных знатоков ислама шейх Аль Азхара Тантауи осуждает любые виды терактов с исламскими самоубийцами и называет их врагами ислама. Но не все к нему прислушиваются. Экстремисты, призывающие убивать неверных, исключительно безграмотные. В Москве, например, много иудейских школ, где детям прививают закон, объясняют, что можно, а что нельзя. Мой сын учился в школе при посольстве Саудовской Аравии. Если бы другие дети из мусульманских семей изучали Коран в таких школах, они не стали бы с оружием ходить.
— Радикально настроенные мусульмане убивают людей. Не щадят даже единоверцев. В 2009 году пять имамов погибли, столько же получили ранения. Еще один имам погиб уже в начале нынешнего года. За миссионерство в мусульманской среде был убит православный священник Даниил Сысоев.
— По исламу люди, которые убили священнослужителя в храме, должны быть казнены. Они нарушили запрет, который ничем нельзя оправдать. Я уверена, что это сделали не мусульмане. Если человек носит мусульманское имя, это не означает, что он мусульманин. Пророк Мухаммед сказал следующее: “Человек, совершивший убийство, уже выбыл из нас”.
— Ваши рассуждения вряд ли понравятся ваххабитам. На одном из исламских форумов вас называют “кафиром” — неверной — и жаждут предать вас шариатскому суду и даже побить палками. Не боитесь?
— Как верующий человек, я уповаю на волю Всевышнего. Поэтому мне не страшно. Я говорю об этом открыто, и в арабском мире у меня огромная поддержка.
— Вас упрекают в том, что вы не носите хиджаб.
— В моем возрасте это необязательно. Я мать двоих взрослых сыновей — Андрея и Халида — и воспитываю внука Амира в духе нашей семьи. Процитирую слова Всевышнего из Корана: “но коль они уже в летах и на замужество надежд не возлагают, им можно снять хиджаб”. Я никогда не закрывала лицо, носила роскошные шляпы. В Коране есть арабский глагол, означающий покрытие головы, а каким будет это покрытие, решает сама женщина. А чадра или паранджа — это всего лишь национальные традиции. Как говорил мне один араб, паранджа его очень устраивает: если жена очень красивая, лучше, чтобы ее не видели и не завидовали, а если — не красивая, то пусть лучше не судачат о ней, а он ее любит такой, какая она есть. Конечно, в мечеть, как и в православный храм, женщина должна входить с покрытой головой.
— Вы легко вошли в мусульманскую среду?
— Очень. Человек должен обладать культурой духа. Со своим уставом в чужой монастырь не ходят. В 80-х мы с мужем встречали в Кувейте и в Арабских Эмиратах принцессу Диану с принцем Чарльзом. На ней была роскошная юбка в пол, закрытая блузка, шляпа. А как наши туда ездят? Голышом! Я обомлела, когда одна известная телеведущая разгуливала в арабской стране в откровенном наряде. На мое замечание она только улыбнулась: “Валерия, а если мне жарко!” Многие наши женщины почему-то считают, что если они продемонстрируют все свои сексуальные прелести, то на них тут же женятся. Я бы посоветовала им: “Оденьтесь полностью, и у вас сразу появится шанс выйти замуж за шейха!” В Коране написано: “Набрасывайте шаль на голову и на разрез грудей”, чтобы не приглашать к блуду мужчин. А блуд карается смертью.
— Мусульманский богослов Аль-Газали писал, что исламский брак — разновидность рабства для женщины. Ее жизнь становится полным послушанием мужу во всем, если он не преступает законы ислама.
— Я бы убрала слово “рабство”. Если муж ведет себя согласно Кораническому уставу, то мусульманка — самая полноправная женщина в мире. Ведь текст Корана защищает женщину с ног до головы. Нет женщины, которая так обеспечена правами, как мусульманка. Она получает от мужа предбрачный дар — это огромные деньги, которые исчисляют два свидетеля. Муж подарил мне много золотых украшений, два ожерелья, браслеты, кольцо с изумрудом и бриллиантами. Я держу все это в Дамаске. Если мусульманская женщина работает, ее заработок не идет в семейный бюджет. В конце концов она имеет право на развод, если у нее с мужем нет психологической, сексуальной или какой-либо иной совместимости.
— Но мужу достаточно три раза произнести слово “талак” — развод, и она остается ни с чем.
— Если он сказал “талак”, вызывают мудрого человека со стороны мужа и жены, — вступает в разговор супруг Валерии, Мухаммад, и они должны между собой обсудить, что произошло в семье. Если решение мужа несправедливо, ему придется заплатить штраф, поститься и выдать новый калым. Но в случае измены жены она теряет все.
— Многоженство по-прежнему практикуется в мусульманских странах. Гаремы, конечно, уже в прошлом, но четырех жен иметь разрешается.
— В Сирии многоженство встречается крайне редко. Это дозволительно при определенных обстоятельствах. На самом деле многоженство обеспечивает право женщины, а не мужчины. После Второй мировой войны возвращался в деревню один солдатик, женился, а другие женщины не могли ни замуж выйти, ни родить ребенка в законном браке. Один политик на Северном Кавказе мне сказал: “У нас мальчики от 18 до 30 погибли. Растут девушки, которые выходят замуж за 40—50-летних ингушей на место второй жены”. Но мусульманская женщина, вступая в брак, может поставить условие: “Я не хочу калыма, но я буду одна жена всю жизнь”.
— В некоторых мусульманских странах все еще существует такой варварский обычай, как обрезание девушек.
— Это африканский обычай, который не имеет отношения к Кораническому исламу. Посмотрите на арабок — они избалованные, ухоженные, с первоклассным макияжем, в нарядных одеждах. Арабка не тащит тяжелые сумки, у нее в руках элегантный ридикюль. Она показывает мужу пальчиком, что купить. Даже ребенка не несет — он на руках у мужа.
— Но известны и примеры крайне жестокого обращения с женщинами. Вы читали книгу Джин Сэссон “Принцесса” о жизни под чадрой в Саудовской Аравии?
— Да, в ней очень откровенно, во всей красе представлена идеология саляфи. В просторечии ваххабизм, по имени Мухаммада Абдул Ваххаба. Это Аравийский полуостров, конец XVIII века. Абдул Ваххаб пришел, чтобы вернуть на прямой путь развратившихся арабов, которые отошли от Коранического ислама и позволяли себе всевозможное распутство. За прекрасными социальными преобразованиями стояла исключительно жестокая и кровопролитная стратегия, от которой больше всего пострадал сам арабский мир. Поэтому ни одна страна не исповедует эту идеологию. Саудовская Аравия стоит особняком в мусульманском мире. Очевидно, принцесса описывает, так сказать, издержки, побочные продукты этой идеологии, но если быть справедливыми, то “Every cloud has its silver lining”, то есть нет худа без добра. Каждая идеология, особенно религиозная, время от времени омрачается теми или иными групповыми грехами ее последователей. В такое уж время мы живем!