“Нас поселили в больничной палате класса “люкс”
— Георгий Яковлевич, вы рассказывали, что недавно вас пригласили на родину в Оренбург, и вокруг вас там был дикий ажиотаж…
— Я этого просто не ожидал. Когда мама жива была, я к ней все время приезжал. В отпуск с женой ездили, отдыхали, я там всех знал, у меня много друзей было. Как маму похоронил, перестал ездить.
Прошло ровно 20 лет. Вдруг мне позвонили из какого-то благотворительного общества, стали уговаривать приехать на четыре дня. Я спрашиваю: “А билеты на самолет?” А они мне: “Приедете в “Домодедово”, там у стойки вас будут ждать, не волнуйтесь”. Мы с женой прилетаем, в аэропорту нас встречает толпа корреспондентов, видеокамеры… Там в Оренбурге живет мой однокашник, с которым мы в школе учились. Сидели с ним за одной партой. Сейчас он большой человек, открыл первый в городе институт микрохирургии глаза. Вот там мы и жили, в палате.
— Вас это не смутило? Лучше бы номер “люкс” в гостинице предоставили.
— А это и была палата класса “люкс”. Ничего, нормально, все лучше, чем в казенном отеле. Потом нас в школу повезли, где я учился. И корреспонденты неотступно за нами следовали. А еще, представляете, пришла моя учительница по литературе. Сейчас ей под 90. Это было очень трогательно. Я плохо учился по физике, химии, но литература — это святое.
— Значит, в Москве от славы вы уже отвыкли?
— Москва — другое дело. Здесь мне тоже частенько звонят, на телевидение приглашают. Но там-то меня по улице водили, как слона. Я человек не тусовочный. Мелькать и чего-то говорить — не для меня.
— А сколько у вас фильмов?
— Я не считал. Не знаю, нужно ли засчитывать сюда все серии “Знатоков”. Их же 20 лет снимали, и каждый фильм — отдельная история. А так картин у меня не очень много. Есть даже такие, названий которых я уже не помню. Среди самых основных — “Тишина” Басова. Когда я там снялся, Басов мне сказал: “Теперь тебя будут в другие фильмы звать, но ты никуда не иди, только ко мне”. Потом он снял “Метель”, “Щит и меч”, и я там тоже сыграл. Мне просто повезло, что я к такому режиссеру замечательному попал.
— Ну а роль Пал Палыча Знаменского — это для вас проклятие или звездный час?
— Для меня это вообще не роль. Играть Знаменского мне было неинтересно — это же функция. Положительный следователь, умный, добрый. Идеал. Вот у Лени Каневского роль поинтереснее была, живее: он все-таки сыщик, переодевался, в банды внедрялся. Ну а мне, честно говоря, с годами этот Пал Палыч порядком поднадоел. Но, с другой стороны, это мне дало бешеную популярность, которую ни один другой фильм дать не мог. Двадцать лет страна приникала к экранам.
— Кроме того что вы могли нарушать Правила дорожного движения и вам это сходило с рук, какие еще плюсы были от такой бешеной популярности?
— Я мог помогать людям, квартиры выбивать. В горком, исполкомы мы ходили втроем: Лева Дуров, Каневский и я. Годы-то были тотального дефицита. Идешь в магазин, а там очередь за мясом, на прилавке какие-то кости лежат. Спускаюсь в подвал — сразу к мяснику, а он: “О-о, кто пришел…” Отрубает кусок мяса — и все в порядке. А я тогда же часто в Оренбург к маме ездил. Помню, мясник для нее аж 10 килограммов отрезал. Я упаковал этот кусок в чемодан и отвез маме. Это зимой было. А потом летом к ней приезжал, и она мне варила пельмени из этого же мяса. Ну и для себя квартиру выбить пришлось, и для мамы тоже. Она жила в плохоньком домике, без всяких удобств. Я пошел в исполком — маме тут же квартиру дали в новом доме. Она плакала, увидев горячую воду, ванну…
— В чем главное отличие Георгия Мартынюка от Знаменского?
— В том, что я не начальник. Я живой человек, и ничто человеческое мне не чуждо. А Пал Палыч — это памятник самому себе.
“Вскрыл конверт и обомлел — 10 тысяч долларов”
— Вот была ваша троица — вы, Каневский и Леждей. Но рядом снималась еще одна, знаменитая, — Вицин, Моргунов и Никулин. Теперь известно, что между ними были непростые отношения…
— У нас конфликтов не было никогда. Мы друг друга уважали, и творчески советовались, и по жизни. Не обижались ни на что. К Элочке очень хорошо относились. Сейчас же актер в наших сериалах тут же получает приглашение в другие, кругом мелькают одни и те же артисты. А тогда было по-другому. Нас в кино не брали, чтобы не разрушить светлый образ милиции.
— Но очень похожая история еще и у ментов из “Улицы разбитых фонарей”. Их тоже почти никуда не берут.
— Хотя это был лучший сериал, классика. Но тогда-то еще режиссеры снимали, а теперь непонятно кто.
— Вас можно назвать забытым артистом? Познав такую славу, не каждый же потом выдержит, когда это все улетучивается.
— У меня абсолютно нет этой ущербности. Может, потому что я — лежачий камень. Когда началась перестройка, мне же звонили, часто приглашали. Но я читал сценарий и тут же отказывался. А теперь уже и не звонят… Понимаете, я уже устал. Не физически, просто драйва нет, как сейчас говорят. В театре выхожу на сцену в месяц раз 5—6, и больше мне не надо. Энергии уже нет. Много в жизни всего было. И не хочется от чего-то зависеть. Хотя если интересную роль предложат, конечно, соглашусь.
— Ну а материально-то вы обеспечены?
— Зарплата у меня нормальная, не жалуюсь. Да я и не жаден до денег-то. На жизнь хватает. Мы иногда еще ездим со спектаклями в другие города, там хорошо получаем. Жена у меня тоже моего возраста, пенсионерка. Но она работает в Боткинской больнице зав. отделением, тоже очень хорошо получает.
— Простите, а дети у вас есть?
— У жены есть дочь, тоже врач, она со своей семьей живет в Бутове. У нас двое внуков, один большой, ему 21, а Вовке — 12. Все хорошо, и на никакую халтуру ради денег мне кидаться не надо… Помню, в 90-е, когда кино у нас пропало, меня пригласили сняться в рекламе. Я рекламировал лечебные очки с дырочками. И вот я снялся, мне дают конверт. Приехал домой, вскрыл конверт и обомлел: 10 тысяч долларов! И это тогда! А сейчас что-то в рекламу не зовут. Если бы сейчас предложили, да чтобы там было что-то пикантное, забавное, я бы согласился.
— А вы знаете про себя какие-нибудь слухи? Я вот слышал: все, Мартынюк кончился, спивается…
— Да нет, ничего такого про себя не слышал. Только когда операция была тяжелая, писали какую-то ерунду. В 2001 году я лежал в институте Герцена, мне часть легкого отрезали. Помню, даже собирал все то вранье...
“Моя любимая роль — пьяный слесарь”
— А Леонид Каневский для вас кто: партнер, друг, товарищ?
— В те годы, когда снимали “Знатоков”, мы были неразлучны. Мы же тогда в одном театре работали. Был еще Гриша Лямпе, замечательный артист, чудный. Я его обожал. И вот мы втроем ездили по стране, типа встречи со зрителями. В пик нашей популярности объездили всю страну и получали очень большие деньги. Иногда мы давали по три-четыре концерта в день. Это называлось халтуркой. Но на самом деле мы не халтурили, все честно делали.
— Слушайте, да таким образом тысячи можно было заработать. И куда вы их вкладывали?
— Да никуда не вкладывали — все уходили. То квартиру меняли, еще что-то.
— Вы не Плюшкин, не складываете ничего в кубышечку?
— Нет, но жена у меня практичная. Если какую-то крупную покупку сделать, мебель там, или ремонт осуществить, она все рассчитает. Она же у меня литовка. Так что в жизни мне грех жаловаться. Всему свое время. Раньше я был молод, все успевал. Сейчас сижу дома, вспоминаю, каким был, и удивляюсь, как же это меня на все хватало. Это же ужас! Я в театре играл много разных ролей, не зацикливался на каком-то амплуа. Самой любимой ролью у меня был пьяный слесарь. Я ее обожаю: там же можно импровизировать, дурака валять.
— У вас нет ревности к тому же Каневскому, который постоянно ведет передачу на НТВ, а сейчас в сериале его показывают?
— Программу он ведет хорошо. Ну а сериал у него такой же, как все, там один мордобой. Я его перестал смотреть, не люблю я этого. А себя я могу уважать за то, что никогда никуда не лез. Как жизнь складывалась, так я и жил. Может, это и неправильно.
— Вы помните последние съемки с Эльзой Леждей, игравшей в “Знатоках” Зиночку Кибрит?
— Она тогда болела. Последнюю серию специально написали так, чтобы она дома играла. После съемок меня встретила женщина, сказала: “Я соседка Эльзы, мы за ней ухаживаем”. А через некоторое время позвонили из Театра киноактера: “Эла скончалась”. Элиным последним желанием было, чтобы хоронили ее только родные, так что долгое время я даже не знал, где ее могила. А не так давно позвонили с телевидения и свозили нас с Леней на могилу Леждей.
— Когда в 2001 году Хотиненко снял новые серии “Знатоков” и вместо Леждей играла Вележева, как вы к этому отнеслись?
— Лида очень волновалась, нервничала. Конечно, ей было трудно. Я к ней подошел: “Да успокойся, ты, все будет хорошо”. И действительно, работа получилась достойной…
Но у меня есть несыгранная роль, о которой я жалею. Как-то мне позвонили со студии Горького: “Василий Макарович Шукшин хочет с вами познакомиться”. Приехал к Шукшину. Простецкий мужик, а в кабинете его бардак. Но уже через 10 минут он стал мне как родной. Василий Макарович сказал, что будет снимать фильм о Степане Разине и хочет предложить мне роль его брата. Я вышел от Шукшина окрыленный, боялся об этом кому-нибудь поведать, а то еще сглажу. Но через несколько дней Шукшин умер.
— Георгий Яковлевич, так вы действительно абсолютно счастливый человек?
— А на что мне жаловаться? Кроме своего здоровья — не на что. Но тут я сам виноват. А с женой мы живем хорошо. Недавно 20 лет отметили — кажется, это ситцевой свадьбой называется. Она у меня вторая, первая была актриса. У нас с ней неудачно получилось. А эта — врач в Боткинской, так что, если заболею, место мне там обеспечено. Сейчас у меня пенсия, инвалид II группы, играю немного в свое удовольствие. Люблю дома посидеть, посмотреть DVD, журнальчики полистать — и больше мне ничего не надо. Теперь я на отдыхе.
