Как всегда и как у всех, все начинается с детства. Я — дитя войны. Мне было неполных три года, когда немцы прорвались к Хмельницкому, где я родился. К счастью, мама, работавшая там врачом, успела нас увезти на Урал, в Нижний Тагил. Это нас спасло. Всех евреев, которые остались в городе, убили украинские бандеровцы.
В нашей семье есть и еще одна история, связанная с судьбами медиков: после войны маму чуть не посадили по «делу врачей» — ордер на ее арест был выписан. Спаслась по случайности, как многие в те годы: умер Сталин…
Словом, я — из семейства провинциальных врачей. В Москву попал в 1955 году. Как-то Олег Павлович Табаков сказал мне: «Мы же с тобой, Сашок, провинциалы. А москвичи…» — и употребил крепкое словечко. Но я рад, что оказался в Москве, в центре активной жизни. Хотя главное, конечно же, не «прописка». Главное — быть и оставаться человеком.
Разрыв с системой
Самым трудным в моей московской жизни было, пожалуй, расставание с советской медициной. Это был разрыв с системой. Не хочу сказать, что все в ней было плохо. Но она была лишь формально нацелена на «здоровье советского человека». Фактически же лишь поддерживала те параметры жизни, которые были нужны для «трудового подвига советского народа». Мы постоянно плелись в хвосте мирового врачебного опыта. И если бы не выдающиеся врачи, которые учили нас служить не системе, а человеку, как, например, мой кумир — профессор Рыжих, я не знаю, что из меня получилось бы.
Но настоящий врач во мне состоялся в 7-й городской больнице. Там было 2 тысячи коек и нескончаемая вереница больных. Как говорится, «лечи — не хочу». Ведь врачом студент-медик становится не столько в силу полученных знаний, сколько в силу каждодневного (часто драматического) опыта столкновения с человеческими недугами, характерами, трагедиями… В этой «кузнице кадров» я проработал до начала 1993 года. После такой «обкатки» мне уже было ничего не страшно.
Возможность состояться в новой жизни мне дали прежде всего те политические изменения, которые произошли в стране в ходе перестройки (спасибо Михаилу Сергеевичу Горбачеву). Открылись новые перспективы и появились новые надежды. Но политика политикой, а, как чаще всего бывает в жизни, без помощи конкретных людей мне свой медицинский центр открыть либо вовсе не удалось бы, либо было бы очень трудно. Ведь медицина — это не только больничная палата и койка. Это прежде всего люди, оборудование, лекарства. На первом этапе огромную помощь мне оказал тогдашний руководитель Главалмаззолота СССР Валерий Рудаков. Благодаря его поддержке нам удалось закупить современное оборудование. У нас (уже в частной клинике) появился, например, французский литотриптор (аппарат для дробления камней). В те годы такого уровня оборудование имелось лишь в больницах для советской номенклатуры…
Открывавшаяся миру новая Россия позволила наконец и врачам (а не только дипломатам и разведчикам) посмотреть на мир. В 1988 году, в возрасте 50 лет, я впервые съездил в Париж. У советских медиков практически не было возможности ездить за границу и обмениваться опытом. Редкие поездки обставлялись унизительными процедурами. Помню, как на заседании выездной комиссии райкома (существовали и такие) старая партийная дама стала экзаменовать меня: а знаю ли я, кто является генеральным секретарем компартии Гваделупы? Почему-то наше партийное руководство всегда интересовали именно такие страны, как Гваделупа, Никарагуа, Венесуэла, Гондурас. Интерес, по-моему, не увял до сих пор. Загадка, однако…
Новые времена
В ходе становления частной клиники с проблемами приходилось сталкиваться чуть ли не ежедневно. Ведь не было ни опыта, ни четкой государственной политики в этой сфере. Страна становилась другой. Другой становилась и медицина.
В годы перестройки медики жили очень небогато. Ведь хотелось и работать на новом оборудовании, и предлагать пациентам новые лекарства, и дать врачам, рискнувшим перейти в частную медицину, возможность прилично зарабатывать — ну, чтобы ощутили разницу…
Были трудности и при получении помещения для больницы. В конце концов присмотрели здание на шоссе Энтузиастов. Мне и сегодня как в страшном сне вспоминается доставшееся нам строение. Раньше там была под флагом больницы занюханная советская гостиница для приезжих. Потом — одна из московских медицинских структур. Никакого пригодного для использования оборудования там не осталось. И вот 43 врача, решившиеся на свой страх и риск связать свою судьбу с моей, чуть ли не на горбу перетаскивали туда оборудование. И еще раз поклон Валерию Рудакову: без его помощи все было бы трудней. Светлая ему память…
Жизнь (помимо нехватки оборудования, персонала, денег) сильно осложняла и новая бандитская практика: появилась частная собственность, у людей появились деньги, и возник рэкет. В те годы он расцветал бурным цветом. А ведь у меня бойцов Росгвардии за спиной не было. Вот и к нам в клинику в какой-то день явились ребята в кожаных куртках и стали предлагать «крышу». Выкатили счет…
Пришлось задействовать все свои стратегические возможности. Я им сказал: «Ребятки, а ведь у меня уже есть одна «крыша». Спасло то, что у нас в клинике (уже ставшей известной в Москве) лечилось несколько чинов из МВД. Я позвонил знакомым на Петровку, попросил о помощи. И когда в следующий раз ребята в куртках явились ко мне, «чтобы уточнить детали», в кабинете сидел следователь по особо важным делам. На столе демонстративно лежал пистолет. И он внушал: «Знаете, ребята, если Александр Семенович простудится, виноватыми будете вы. А не дай бог, у него насморк…» «Ребята» все поняли и больше не появлялись. Такие вот были времена…
Вторую путевку в жизнь нашей клинике дал тогдашний мэр Москвы Юрий Лужков. Помог нам с условиями аренды помещений. Сэкономленные на аренде деньги шли не на покупку яхт и не на аренду «рыбок», а на новое оборудование. И именно это наряду с квалификацией наших врачей привлекало к нам пациентов.
Приток пациентов в свою очередь дал возможность расширить профиль клиники. Сегодня наше учреждение занимается практически всеми видами медицинских услуг. А в прошлом году ЦЭЛТ стал участником программы обязательного медицинского страхования, и мы оказываем высокотехнологичную помощь при инфарктах и заболеваниях сосудов нижних конечностей. С этими болезнями мы принимаем пациентов по полису ОМС.
Сегодня в нашем коллективе 450 человек. И мы работаем как одна семья. У нас в клинике — семейная этика: пришел новый больной — и он для нас становится членом семьи. Нам хочется поднять его на ноги, вернуть здоровым в жизнь.
Кстати, подобный «семейный подряд» очень способствует сохранению коллектива. Ведь у нас практически нет текучки кадров. За все годы от нас ушло всего несколько человек, да и то потому, что кто-то женился, кто-то уехал. Не могу похвастать, что у нас какие-то фантастические заработки. Но люди не уходят…
В Центре работает высококвалифицированная бригада гинекологов, урологов, травматологов и представителей других специальностей. Это позволило нам в названии клиники перед аббревиатурой ЦЭЛТ добавить еще два слова: «Многопрофильная клиника». Все новации, используемые в ЦЭЛТе, относятся к высокотехнологичной медицине (например, эндоваскулярное лечение миомы матки или аденомы предстательной железы). Мы используем также уникальные хирургические методики при лечении больных с морбидным ожирением, при грыжах межпозвоночных дисков и во многих других случаях.
Особое место занимает уже третий год активно функционирующая Клиника боли (Pain Clinic), в которой работают альгологи (специалисты по борьбе с болью), неврологи и психиатр. В частной клинике регулярно (уже 7 раз) проводятся международные симпозиумы и вебинары по актуальным проблемам кардиологии, на которых выступают ведущие ученые из Европы и Америки.
На работу в ЦЭЛТ мы приглашаем докторов с не менее чем 10-летним стажем, т.к. молодой врач после окончания вуза еще не готов к практике в частной клинике.
Кстати, хотел бы сказать несколько слов о подготовке будущих врачей в медвузах. Здесь мы пока отстаем от Европы и Америки. Узкопрофессиональная специализация в России занимает небольшой срок (ординатура — 2 года) по сравнению с зарубежной (от 4 до 5 лет), если по окончании учебы будущий специалист выбирает узкую специализацию. У меня есть собственный пример: моя старшая внучка Алиса заканчивает в Нью-Йорке medical school и будет ЛОР-врачом к 31–32 годам. У нас же нередко после окончания института не все хотят врачевать. Некоторые идут в фармбизнес, а порой и покидают медицину.
Во врачебной профессии главное — это любовь к больному, чувство сострадания и огромное желание познать основы специальности для того, чтобы выбрать будущую профессию. Моя старшая дочь Юлия живет в Америке почти 30 лет. Блестяще с первого раза сдала экзамен в резидентуру. Подтвердила диплом (она закончила так же, как и я, Первый мединститут), и сегодня она — успешный и хорошо зарабатывающий американский врач.
Наши друзья
Многие из наших пациентов становятся и остаются друзьями. Вот они все (или почти все) у меня на виду, в кабинете. Это же целый музей! Музей медицины, политики, культуры…
Жаль, что многих уже нет. С благоговением вспоминаю Александра Лившица, помощника президента Бориса Ельцина. Моими близкими друзьями были Муслим Магомаев и Юрий Никулин (он умер буквально у меня на руках). До сих пор один из дорогих друзей — Марлен Хуциев, ему 93 года. Обожаю его фильмы. Среди близких были Михаил Глузский, Георгий Жженов, Борис Брунов, Булат Окуджава, Зиновий Гердт. Вот уже более 20 лет дружим с Александрой Пахмутовой и Николаем Добронравовым. Сегодня радуюсь дружбе с Михаилом Швыдким, Михаилом Воскресенским, Михаилом Федотовым, Андреем Денисовым, Алексеем Мешковым, Сергеем Разовым, Игорем Ивановым. Иногда попиваю винцо с любимым другом Славой Костиковым. Искренне и нежно поддерживаю Молодежную программу Большого театра и моего друга Дмитрия Вдовина.
И, конечно, совсем особые отношения у меня с газетой «Московский комсомолец», которая, я считаю, может отмечать наш юбилей вместе с нами. Ваши публикации — это мощная поддержка медицинских инноваций и методик, которые мы использовали. Нижайший поклон главному редактору «МК» Павлу Гусеву и всему коллективу.
О семье
Бог распорядился так, что послал мне совершенно фантастического человека — мою Инну Кунину. Это, как догадались, жена (от фамилии Бронштейн она почему-то отказалась). Инна — профессиональный архитектор. И в силу профессии она очень помогала мне проектировать и рисовать мою собственную жизнь и судьбу. Ее архитектурными навыками (и не только ими) продолжаю пользоваться уже 44 года. Инну Владимировну Господь послал мне в 1973 году, а в 1974-м у нас родилась Маша, у которой сегодня трое детей. Внуков и внучек я обожаю.
И скажу вам в назидание: никогда не женитесь и не выходите замуж за человека той же профессии, что у вас. Два врача в семье — это же скучно и… постоянные ссоры из-за диагноза. Два архитектора — еще хуже: стены будут кривые. А вот когда и врач, и архитектор, и любовь — это мечта. Мечта на всю жизнь…
