В фильме Валерия Тодоровского «Страна глухих» у одного из персонажей есть такая фраза: «Ты слышишь миллионы ненужных звуков. Если бы я все это слышал, я бы сошел с ума». Возможно, есть категория неслышащих, которые считают так же, но ученый Ильдар Ибрагимов, как человек общительный и любознательный по своей природе, отчаянно протестует против подобных утверждений.
Доктор технических наук Ильдар Ибрагимов — между прочим, единственный выпускник легендарного МИФИ, не имеющий слуха, — рассказал о том, как ему повезло попасть в обычную школу вместо интерната. Ученый поделился мнением о том, ради чего человеку тугому на ухо стоит терпеть все трудности и обиды, оставаясь среди тех, кто слышит.
— Я, наоборот, все бы отдал, лишь бы слышать всевозможные звуки. Самое главное, что от шумов можно уйти, а вот прийти к ним неслышащему — нет. И я не нахожу положительных сторон в звуковой изоляции. Для ребят, которые не слышат, мир вокруг как будто не существует. Они уже в этом своем мире, не обращают внимания на других, не стесняются других. Я считаю, это плохо.
Неслышащие — самые большие изгои, считает Ибрагимов. Причем являлись таковыми и в советское время, и сейчас. Слепых и инвалидов-колясочников видно сразу и с ними общаться проще, они слышат и понимают. А глухому попробуй объясни, если не владеешь языком жестов. Не все готовы быть терпимее и привыкать к такому неудобству.
— Мое мнение — нельзя допускать изоляции неслышащих с самого детства. Если у родителей есть желание и возможности, то они должны вести детей в обычные школы, и это позволит им стать полноправными членами общества. Но общество явно не готово к такой интеграции, ведь родители не должны возражать против того, что вместе с их детьми в классе будет учиться и неслышащий ребенок. Да и дети со слухом станут более душевными, заботливыми, если станут помогать неслышащим, подтягивать до уровня остальных. Таким образом, инклюзивное образование может принести взаимную пользу всем.
В свое время отец и мать Ильдара категорически отвергли интернат. Им пришлось немало потрудиться, чтобы научить сына читать по губам, а потом определить его в обычную школу. Тогда родители мальчика жили и работали в закрытом научном городке Обнинске. К слову, его мама — математик, а отец — физик-ядерщик, всю свою жизнь посвятивший науке.
— Когда мы уже четко знали, что он не слышит, Ильдару было около двух лет, — рассказывает мама Ильдара Гузель Гумеровна. — Мы с мужем нашли в Москве педагога, которая преподавала сурдологию по особому методу — учила чтению с губ. Поехали к ней и стали просить, чтобы она занималась с нашим сыном постановкой звуков. Она его взяла. И каждую неделю из Обнинска я ездила с ним в Москву на постановку звуков. Всего мы занимались в течение 10 лет.
У Ильдара была потрясающая няня тетя Шура, чем-то похожая на пушкинскую Арину Родионовну. Добрая, самоотверженная деревенская женщина, любившая Ильдарушку-солнышко как родного. Она много занималась с ребенком, учила его доброте и, конечно, рассказывала сказки. И няня, и учителя, о которых дальше будет сказано, сыграли в его жизни определенную роль, сказавшуюся на судьбе ученого.
Уже в 2,5 года мальчик понимал больше ровесников. Он оказался настолько смышленым, что даже в садике вместо ясельной его направили в младшую группу. Решал это целый совет педагогов, и, кстати, во время совещания вышел небольшой конфуз. Женщины из комиссии задавали малышу вопросы наподобие «где у тебя глазки?», «где рубашка?» Ильдар показывал руками «вот глазки», «вот рубашка». Когда же прозвучало «где штанишки?», обстоятельный мальчик сначала продемонстрировал свои, а потом стал поднимать подолы юбок преподавателей и со всей серьезностью показывать, где у них должны быть штанишки. После того как он своей непосредственностью развеселил дам, спешно усевшихся на стулья, из уст педагогов впервые прозвучало: «Ну, это будущий профессор!».
Когда пришло время средней школы, Гузель Гумеровна обошла четыре учебных учреждения в надежде устроить сына в класс вместе со слышащими детьми. Никто не соглашался. В конце концов одна учительница решилась. Каково было удивление преподавателя, когда она стала проверять знания дошкольника — ребенок без слуха хорошо читал, писал и знал больше, чем сверстники. Сразу чувствовалось, что мама и папа мальчика вовремя спохватились и основательно взялись за его развитие.
— Я считаю, родителям и детям, выбравшим инклюзивное образование, надо внушать — вы идете не на свое место, — говорит мама Ильдара Ибрагимова. — Вам особого внимания уделить не могут. Поэтому вы должны работать лучше других, чтобы вам не сказали, что вы занимаете чужое место и чтобы вам не сказали «ох, пришел тут к нам в класс, отнимаешь время у наших учеников». Поэтому, конечно, занимались мы много.
Школьный педагог, согласившаяся взять к себе Ильдара, вела второй класс. Она позанималась с мальчиком три месяца и сказала: «В первом классе ему делать нечего, беру к себе». На тот момент ребенку было 6 лет. Новоиспеченного школьника посадили за первую парту, откуда он мог лучше понять слова, читая их по губам. Вскоре чуть ли не все педагоги города стали один за другим приходить на уроки, где присутствовал Ильдар, — они не верили, что мальчик без ошибок пишет диктанты. Даже из РОНО наведывались, смотрели на глухого ребенка как на диковинку.
Днем в школе он был на занятиях, не отрывая глаз от педагогов, вечером с особым усердием готовил домашние задания. Что из сказанного учителем не получалось разобрать на уроке, потом читал в учебниках. Поблажек малышу преподаватели не делали, строго спрашивали наравне с другими. Учитель математики, например, сразу предупредила, что если он не будет усваивать материал на уроках, дополнительно заниматься с ним не станет.
С одноклассниками Ильдару повезло, они опекали его как могли, особенно девочки. Находились и задиры, дразнившие глухого. Но обиднее всего мальчику и его родителям было видеть отношение взрослых, среди которых попадались невоспитанные. Бывало, что кивнув в сторону неслышащего школьника — они могли сказать своим детям, мол, что вы с дурачком играете? Случалось и так, что когда мальчик плакал, его родителям говорили: «Уймите своего ненормального ребенка».
Триумф наступил, когда Ильдар заканчивал школу. Учительница по русскому и литературе во всеуслышание объявила, что за десять лет он не сделал и десяти ошибок. А преподаватель математики пафосно сказала: «Пусть лучше у меня будет сто таких глухих учеников, как Ильдар, чем двадцать слышащих!»
Выпустившись в 1975 году, Ибрагимов решил поступать в МИФИ на факультет кибернетики. Вопрос о том, допускать ли к экзамену неслышащего абитуриента, рассматривал сам министр высшего и среднего специального образования СССР. Практики обучения таких студентов в институте не существовало, но перед чиновником лежала стопка убедительных документов в поддержку Ильдара: характеристики из школы, горкома ВЛКСМ и даже рекомендация из Института дефектологии. В итоге министр передал вопрос на усмотрение вуза. Ректор решил задачу просто: сдаст экзамены — примем.
— Я не смог бы поступить в МИФИ, получить ученые степени кандидата и доктора технических наук, если бы учился в интернате, а не в обычной школе, — говорит Ибрагимов. — Именно школа определила мою дальнейшую жизнь.
— Как вы защищали диплом? Наверное, непросто было первый раз выступать перед большой аудиторией, отвечать на вопросы?
— Перед защитой я долго тренировался. А вопросы мне присылали в записках, это было заранее обговорено. Поэтому особых сложностей не испытывал.
— Куда вы пошли работать после института?
— Помню, к нам в МИФИ пришел сотрудник Института космических исследований АН СССР и сказал, что ему нужны три толковых инженера-математика. Научный руководитель назвал меня и еще двух парней, но добавил, что Ибрагимов не слышит. Так он на это ответил — и хорошо, что не слышит, меньше будет болтать, больше будет работать.
— Получается, вы пошли по стопам отца, стали ученым. А не возникало желания выбрать деятельность, которая не требует частого общения с окружающими?
— С детства люблю рисовать. Закончил художественную школу. У меня был друг Антон Куманьков, он впоследствии стал известным художником. Мы с Антоном рисовали. Родители приветствовали это увлечение и даже хотели, чтобы я стал художником, как раз по той причине, что она не требует языкового общения. Потом в какой-то момент я понял, что хочу, как отец, быть ученым. И забросил рисование.
— Говорят, у вас гипертрофированная доброта. Вы умеете ругаться?
— Совершенно не умею ругаться, не использую бранные слова и не испытываю в этом потребности. Это связано с тем, что у меня не было возможности с детства слышать, воспринимать ненормативную лексику. Если испытываю досаду, то могу выразиться эмоционально, но только внутри себя... Брань, направленная на других людей, очень опасна, ведь она наносит необратимые повреждения, разрушает духовную оболочку людей. Но при этом я считаю, что матерные выражения сами по себе являются допустимыми, к примеру, в литературе, в разговорах, если они не направлены ни на кого...
— Вы заметно избегаете слова «глухой»...
— Я стараюсь заменять слово «глухой» на «неслышащий». Мне кажется, что слово «глухой» имеет какой-то обидный, негативный оттенок. Вот, к примеру, в одном зарубежном журнале, пишущем о жизни неслышащих, есть требование редакции к авторам статей употреблять слова hearing impaired (слабослышащий) вместо deaf (глухой)... Я также стараюсь вместо слова «слепой» говорить «незрячий»...
— Случайные прохожие иногда принимают вас за иностранца из-за специфического акцента. Это смущает?
— Скажу, что стесняюсь первым заговорить с кем-нибудь на улице. Это, наверное, моя ошибка, но чаще я пытаюсь скрыть свою речь. Человек услышит, что странно говорю, и отношение будет другое.
— Но тем не менее общества слышащих вы не избегаете...
— Да, и этим хочу сказать, что нужно стирать психологические границы между здоровыми людьми и инвалидами. У меня знакомых среди неслышащих — единицы. И женился я на слышащей девушке... Правда, личная жизнь сложилась не идеально и сейчас снова живу один.
Возможно, кого-то из родителей глухих малышей, не решавшихся остановить свой выбор на обычной школе, вдохновит опыт доктора технических наук Ибрагимова. Но здесь есть существенные препятствия. Первое и самое главное — сможет ли ребенок научиться читать по губам? По словам сотрудников Всероссийского общества глухих, такой способностью обладает не более 30–35 процентов людей. Если в этом деле у будущего школьника все получается, нужно учитывать другую сложность — не каждое учебное заведение примет ребенка без слуха. Я поговорила с сотрудниками нескольких обычных московских школ о том, готовы ли они взять в ученики неслышащего. Одни, извинившись, отказали, другие дали неоднозначный ответ, сказав, что надо посмотреть на подготовку ребенка. Поэтому родителям, предпочитающим инклюзию, придется заранее позаботиться о школе и, как маме Ибрагимова, поговорить с множеством педагогов, прежде чем найдется оптимальный вариант. Но это препятствие, если не сдаваться, преодолеть можно.
СПРАВКА «МК»
После окончания Московского инженерно-физического института Ибрагимов получил квалификацию инженера-математика и был распределен в Институт космических исследований АН СССР. Начал работу с исследований в области физики космической плазмы. Потом перевелся в Институт атомного машиностроения, где стал заниматься проблемами ядерных реакторов. Там же в 1990 году защитил кандидатскую диссертацию, посвященную расчетам переноса и осаждения радионуклидов в реакторных контурах. После резкого снижения в 90-х годах научных исследований перешел на работу в Московский государственный открытый университет сначала на должность доцента, а затем профессора по разработке системы дистанционного обучения студентов. В дальнейшем стал снова заниматься физикой — в области применения нанотехнологии в защите окружающей среды от вредного воздействия энергетики. Написал и издал 8 книг и более 50 научных статей. В 2011 году получил ученую степень доктора технических наук, защитив диссертацию, посвященную исследованиям и научному обоснованию способов снижения негативного воздействия основных объектов энергетики (ТЭС и АЭС) на окружающую природную среду с использованием инновационных технологий и систем. В настоящее время работает в одном из научно-исследовательских институтов.
КСТАТИ
По данным Департамента образования Москвы, сегодня 316 школ города реализуют инклюзивные практики, и 10,8 тысячи детей с ограниченными возможностями здоровья выбрали для себя путь широкой инклюзии в московских школах (здесь подразумеваются не только глухие). 64 тысячи педагогов подготовлены к работе с детьми с особыми образовательными потребностями.
