Обугленные «улики» среди развалин и пепла
ФГБУ «Судебно-экспертный центр федеральной противопожарной службы по городу Москве» затерялся где-то среди промзон неподалеку от метро «Кантемировская». Его начальник — полковник Сергей Червяков — встречает меня у высокого забора и узкими коридорами ведет в свой небольшой кабинет.
— В нашем центре, основанном еще в послевоенные годы, два основных направления работы, — говорит Червяков, — во-первых, это расследование причин возникновения пожаров, имеющих повышенный уровень сложности или в огне которых погибли или пострадали люди, а также оценка соответствия зданий и сооружений требованиям пожарной безопасности. Однако к нам периодически обращаются следственные органы и по небольшим возгораниям, чтобы выяснить, не были ли они поджогом.
На практике работа экспертов центра выглядит так: они наравне с пожарными получают сообщение о возгорании с пульта «01». Экипаж из одного-двух человек на специально оборудованной машине с тепловизором, газоанализатором и другими приборами едет на место происшествия (в среднем за сутки таких выездов у них 2–3) и немедленно начинает опрос свидетелей и фото- и видеосъемку: это нужно для того, чтобы понять, в каком месте здания ориентировочно начался пожар. Когда его тушение заканчивается, «детективы» из Судебно-экспертного центра, словно археологи, начинают искать на пепелище предметы, которые могли спровоцировать возгорание. В том случае, если «улика» оказывается слишком большой — к примеру, какой-нибудь станок на производстве, — эксперты или перевозят его на свою базу с помощью команды грузчиков, или делят на части, которые по одной отвозят на экспертизу.
— По опыту, самые «проблемные» здания в Москве — это строения начала XX века, — говорит Червяков, — там мы работаем чаще всего. Во-первых, у них обычно пересушенные деревянные перекрытия, а во-вторых, деревянные стены таких строений имеют пустоты для тепла, в которых скапливается пыль, горящая как порох. По этим пустотам огонь распространяется с такой скоростью, что пожарные едва успевают его тушить. Из последних примеров — это было и при пожаре в магазине автозапчастей на Нагорной улице, в кафе на Пятницкой улице и в театре «Школа современной пьесы» в ноябре прошлого года (к слову, на Нагорной причиной возгорания стал неисправный люминесцентный светильник — охранник видел, как он загорелся, но не смог дотянуться огнетушителем до очень высокого потолка). Проблема всех этих зданий старой постройки в том, что они не вполне соответствуют современным требованиям пожарной безопасности — ведь в прошлом веке эти правила были совсем другими. Однако арендаторы этих строений, и без того входящих в «группу риска», попросту не уделяют достаточного внимания безопасности в своих же «владениях»: к примеру, если бы в некоторых театрах сцена и декорации были бы обработаны огнезащитными составами, ЧП там удавалось бы избежать.
Сгоревшие вещи как экспонаты в музее
Одно из самых интересных мест Судебно-экспертного центра — это безымянный музей, созданный силами самих пожарных-«детективов». В нем собраны необычные «улики» с реальных пепелищ, на которых начинающих экспертов обучают их более опытные товарищи. Кстати, местные специалисты — это люди с самым разным образованием: здесь есть инженеры, физики, химики — одним словом, технари всех мастей, которые за два с лишним года получили новую специальность и стали экспертами по пожарам.
— Вот любопытный случай, — говорит Сергей Червяков, указывая на обугленный телевизор, — мы обследовали сгоревшую квартиру в поисках причины пожара и забрали его в нашу лабораторию. Думали, короткое замыкание или еще что-то, пока не обнаружили внутри прибора… парафин. Как оказалось, владельцы помещения решили устроить романтический вечер, среди прочего поставили свечу на угол телевизора и, очевидно, забыли о ней. Она упала, раскаленный парафин проплавил пластик и попал внутрь прибора, после чего возникло замыкание и, как следствие, пожар.
С телевизором, ставшим «жертвой» свечи, соседствует обугленный масляный обогреватель: летом его владельцы обращались с ним не слишком бережно, и масло стало подтекать, а зимой загорелось после того, как прибор подключили к сети. Следующие экспонаты — обгоревшие кулеры для воды: по словам экспертов центра, сегодня это настоящий бич столичных офисов. Дело в том, что по инструкции в конце рабочего дня их обязательно нужно отключать от сети, но «белые воротнички» почти никогда этого не делают, из-за чего в контактах, отвечающих за нагрев и охлаждение воды, происходит замыкание и, как следствие, пожар.
— А вот еще очень «популярные» в Москве вещдоки, — говорит подполковник Георгий Авалишвили, начальник отдела по исследованию пожаров и проведению судебных экспертиз, — разорвавшиеся газовые баллоны, многие из них использовались для приготовления хот-догов, шаурмы и кур в торговых павильонах. Владельцы этих точек общепита, чтобы сэкономить, находят места и заправляют баллоны прямо на улице, а газ, как известно, при охлаждении сжимается. Но потом эти емкости сразу же везут в какой-нибудь ларек с шаурмой и начинают использовать: газ резко расширяется, и происходит взрыв. Еще «вариация» на тему — москвичи иногда таким же образом заправляют газовые баллоны для дачи, а потом оставляют их храниться на балконе. Скачок температуры или случайный окурок — и баллон взрывается.
Впрочем, приходится пожарным-«детективам» сталкиваться не только с глупостью, но и со злым умыслом: Сергей Червяков показывает на обгоревшую пластиковую бутылку, которую неизвестный «кулибин» превратил в «коктейль Молотова» замедленного действия: с одной стороны злоумышленник прикрепил батарейку, от которой подвел два контакта к фитилю. Таким образом, ему оставалось лишь совместить контакты для получения искры и уйти, при этом не прибегая к помощи спичек или зажигалки, которые могли бы потом стать уликами. Впрочем, определить, что возгорание возникло по чьей-то злой воле, эксперты могут и не прибегая к уликам: на поджог зачастую указывают два очага пожара, не связанные общей площадью: в частности, так было со сгоревшей бытовкой в Съезжинском переулке, где в конце января 2014 года были обнаружены расстрелянные трупы четырех рабочих.
— Некоторые «улики», к слову, могут указать на непричастность предмета к возгоранию, — говорит Георгий Авалишвили, — вот светильник, который мы получили после пожара в одном из московских театров: лампочки на нем расплавились, но спирали в них остались целы. Это указывает на то, что в момент пожара светильник был отключен и не мог являться причиной возгорания.
В музее Судебно-экспертного центра есть и вещдок с одного из самых громких пожаров за последние годы — это кусок «фидера» (передающей антенны) с Останкинской телебашни. Определить, что именно он стал виновником пожара, экспертам помогли, во-первых, показания рабочих на башне, а во-вторых, состояние самой «улики»: на железном «фидере» пожарные-«детективы» нашли пробоины от огня.
— Мы часто бываем на комплексе «Москва-Сити», — говорит Сергей Червяков. — Там всего две причины пожаров: это или проводимые с нарушениями сварочные работы, или рекламные баннеры. На небоскребах их вешают постоянно, но рано или поздно их всякий раз срывает ветром. Затем они попадают на тепловые пушки — с их помощью греются строители на высоте, — и происходит очередной пожар.
Микроскоп и пробирки — лучшие друзья пожарных
«Сердцем» Судебно-экспертного центра по праву считается комплекс лабораторий, каждая из которых имеет свою специальность. Их «обход» я начинаю с отдела исследовательских и испытательных работ в области пожарной безопасности — здесь проходят проверку на горючесть, токсичность, воспламеняемость и скорость распространения пламени материалы из самых разных сфер деятельности — от строительства до оформления ресторанов и ночных клубов.
— Вот образец ковролина, который руководство одной из столичных компаний решило постелить на путях эвакуации у себя в офисе и отправило к нам на экспертизу, — говорит Сергей Червяков. — Мы поместили его в фольгу и сейчас на специальном аппарате будем имитировать малоинтенсивное воздействие огня на это ковровое покрытие — такой эффект, к примеру, может дать «бычок» сигареты или оплавленная пластмасса от электрочайника, попавшая на этот ковролин.
Образец покрытия помещается в специальную машину, и две горелки начинают поочередно «наклоняться» к нему, даже не касаясь ковролина языками пламени. Вскоре над ним появляется дым, затем он буквально закипает на глазах, превращаясь в непонятный сгусток химических элементов, и спустя минуту вспыхивает ярким огненным столбом.
— А теперь представьте, что было бы, окажись такой материал на путях эвакуации в этом офисе, — сетует Червяков. — Помните печально известный клуб «Хромая лошадь»? Местной администрации это все же удалось — только там был не ковролин, а ткань, которой обили стены.
Сотрудники лаборатории подбирают материал, почти один в один совпадающий с тем, который применялся при оформлении сгоревшего пермского клуба. Затем его помещают на специальную установку для проверки воспламеняемости тканей; входящую в нее горелку подносят к лоскуту на 5 секунд и убирают. Ткань сгорает без следа. Для сравнения — ткань с вкраплениями огнезащитного материала, которую, несмотря на большую стоимость, по правилам нужно было бы применить в «Хромой лошади», дала бы противоположный эффект и лишь прогорела бы на пару сантиметров.
Большую роль в работе центра играет и химическая лаборатория — в нее привозят различные вещдоки с пожаров в том случае, если следствие подозревает поджог. Чтобы остатки жидкостей не испарялись с «улик», их заворачивают в несколько пакетов подряд и помещают в специальный холодильник храниться до экспертизы. Сотрудник лаборатории при мне достает оттуда сверток и начинает распутывать его, в нем оказывается пластиковая бутылка — вещдок из джипа, сгоревшего в Зеленограде в начале января.
— Сейчас мы возьмем специальный прибор, схожий по работе с обычным алкотестером, и проверим наш образец на наличие нефтепродуктов, — рассказывает Червяков.
Лаборант приближает устройство к бутылке на несколько секунд; вскоре оно начинает громко пищать, а на его дисплее отображается информация о том, что в емкости определенно было что-то горючее — возможно, бензин или керосин, причем в очень высокой концентрации.
— После этого мы сделаем с этого вещдока срез и проведем более детальное исследование, — говорит Марат Мирзоев, специалист химлаборатории. — В результате мы не только сообщим следствию, что было в бутылке, но в том случае, если это был бензин, еще и укажем, с заправки какой компании он был налит. Ведь у каждой из них есть собственные присадки.
Картина пожара из кусочков проводки
Металлография — еще одно из важнейших направлений работы Судебно-экспертного центра, под которое здесь выделена целая отдельная лаборатория. Сюда попадают проводка и электроприборы с пепелищ со следами «аварийного режима работы» — так на языке экспертов называется короткое замыкание.
— Структура металла меняется в зависимости от того, в каких условиях произошло замыкание, — говорит майор Андрей Лазаренко, старший инженер отдела исследовательских и испытательных работ в области пожарной безопасности, — это правило относится к абсолютно всем выполненным из него деталям и проводам. Если замыкание случилось до пожара, т.е., вероятно, стало его причиной, в металле остаются следы быстрого расплавления и быстрого затвердевания под воздействием более холодного окружающего воздуха. Но если замыкание произошло уже во время пожара, то мы увидим в проводке следы медленного остывания — ведь температура окружающей среды очень высока.
С металлом работают и в соседнем отделе испытательной пожарной лаборатории: там проверяют, насколько качественно его защищают от пожара с помощью специальных покрытий. По словам Сергея Червякова, без защиты при пожаре металлические несущие конструкции в любом здании держатся не больше 15–20 минут, после чего теряют свои свойства и начинают гнуться. Однако противопожарное покрытие защищает их, под воздействием пламени превращаясь в пенную «подушку», не дающую металлу нагреваться.
— В ближайшее время мы рассчитываем получить новую установку для исследования пожарных пенообразователей, — говорит Червяков, — ведь если пена будет плохого качества, то спасатели попросту не смогут победить огонь.
