Смею доложить вам, дорогие читатели, что приближается мой личный праздник — первая годовщина письма сорока депутатов Госдумы и членов Совета Федерации в Следственный комитет и Генеральную прокуратуру РФ с призывом прищучить меня по «экстремистской» 282-й статье Уголовного кодекса. За публично высказанную (всего лишь) и совершенно никак не подсудную идею будущей реформы Русской православной церкви — в виде трансформации Московского Патриархата (РПЦ МП) из де-факто госкорпорации в конфедерацию православных приходов.
Меня так и не прищучили. Почему — не знаю. Наверное, решили, что сопутствующий этому публичный скандал принесет его инициаторам больше вреда, чем пользы. Но тогда, год назад, слишком благостной картина мира для меня не казалась. Я понимал, что такая группа депутатов-сенаторов просто так, без сигнала сверху, ничего подписывать не станет.
В свою очередь, российская прогрессивная общественность, готовая к «смертному бою» с «кровавым режимом» из-за пиар-акции компании типа «Евросеть», на «письмо сорока» никак не отреагировала. Хотя она очень любит горячо и сердечно порассуждать об опасности клерикализации общества. Как персонаж, по молодости, глупости и неопытности потративший на общение с прогрессивной общественностью два десятилетия жизни, теперь я отлично понимаю, где здесь логика.
Эта общественность просто так ничего не делает. Совершает исключительно те поступки, где на выходе — деньги или слава. И при полной гарантии отсутствия ответственности за содеянное. В таком разе действительно — чего защищать какого-то Иванова, Петрова или Белковского? Денег с него не получишь, потому что у него их нет. Слава? Так на Запад этот сюжет тоже не продашь — недостаточно все изряднопорядочно и рукопожатно. Вот если бы дурака Белковского посадили взаправду — совершенно другое дело! Здесь прогрессивная общественность впряглась бы по полной, разумеется, зная, что заключенного нескоро освободят. Иначе неинтересно, ведь любой план борьбы с «кровавым режимом» должен составляться года на два-три, желательно с пролонгацией. Из тюремной камеры я бы мог наблюдать одиночные пикеты (самая изощренная форма издевательства прогрессивной общественности над реальностью), круглые столы, преисполненные предфуршетного возмущения, гневные коллективные письма (достойные того, чтобы их сразу отправляли в машину для уничтожения документов имени бывшего канцлера Германии) и т.п. А если б со мной в тюрьме что-нибудь случилось — о, здесь на общественной улице случился бы неподдельный праздник! Итоговая акция на Востряковском кладбище собрала бы несколько сот ведущих политиков, правозащитников, разоблачителей коррупции, борцов с мракобесием и иных приравненных граждан.
В общем, не совершив ни подвига, ни преступления, а лишь высказав законопослушную точку зрения, я попал в ситуацию, когда знающее меня человечество автоматически составилось из двух частей. Одна часть считала, что меня надо посадить просто потому, что я плохой. Другая — что меня надо посадить просто потому, что так прикольно, и будет о чем поговорить. (Досрочных выборов мэра Москвы тогда еще не объявляли.)
Из всей этой двулико-двуличной массы выделился только один человек, который осмелился — вопреки светскому и церковному начальству, а заодно и прогрессивной общественности — публично сказать, что Белковского сажать не надо. Независимо от того, прав он, ничтожный или же нет. То был профессор Московской духовной академии протодиакон Андрей Кураев.
Я сто лет не видел отца Андрея и не знаю, что он на самом деле имел в виду. Но, поверьте, в таких ситуациях слишком много знать и не надо. Если человек находит в себе силы, вопреки эпохе во всем сиянии силы и славы ее, вести себя порядочно — это уже очень много. И я протодиакону за маленькую реплику годичной давности весьма благодарен, хотя он в моей благодарности совершенно и не нуждается.
Хочу сразу предупредить: все, что написано и выше, и ниже, ни при каких обстоятельствах, юридических или иных, не может быть квалифицировано как оскорбление чувств верующих. Такого оскорбления я не могу допустить по определению: мое отношение к христианству сугубо уважительное и очень личное. Иисуса Христа я воспринимаю как близкого родственника и друга. В разных пертурбациях моей жизни Он мне очень помогал и помог. И я не позволю никому, особенно себе, Его обидеть.
Так вот, простите за длинную прелюдию.
Накануне нового, 2014 года церковное начальство зачем-то уволило отца Андрея Кураева из профессоров Московской духовной академии. За то, что он, дескать, слишком много пишет в блогах и вообще выступает не по делу. То была, даже с точки зрения совершенно прагматических интересов РПЦ МП, совершеннейшая глупость. Ибо профессор Кураев всю свою жизнь был лоялен матери-Церкви и священноначалию. Пять лет назад он выступил одним из самых последовательных пропагандистов избрания предстоятелем Русской Церкви митрополита Кирилла Гундяева. (Я, кстати, тоже что-то там подвывал в прокирилловском хоре, хотя аудитория у меня куда меньше, чем у Кураева.) А с тех пор, как кириллическая РПЦ МП объявила своей главной задачей православную миссию по принципу «мирный атом — в каждый дом», центральным миссионером сделался как раз Андрей Кураев. Хотя бы уже потому, что он один из самых известных и медиа-активных священнослужителей России.
Просто, как всякий умный и порядочный человек, да еще выпускник философского факультета МГУ, он не мог пройти мимо вопиющих, мягко говоря, странностей, которые творились в РПЦ МП и вокруг нее в минувшие годы. Видимо, как прокирилловский пропагандист-2009, он, как и ваш покорный слуга, был удивлен и расстроен тем, что Церковь стала превращаться в госкорпорацию, главный смысл бытия которой — получение бюджетных и околобюджетных денег. Иногда протодиакон, скованный, разумеется, своей официальной принадлежностью к РПЦ-иерархии, позволял себе критические высказывания, на которые иные церковные персоны сопоставимого уровня почти не отваживались. При том против самой церкви и ее предстоятеля Кураев ни слова не говорил.
И вот такого-то ценного миссионера ни с того ни с сего взяли да и поперли. Подтвердив тем самым неубиенный «принцип Белковского», который мы с вами, дорогой читатель, не раз обсуждали в этой колонке: любая система, дошедшая до определенной стадии деградации, начинает принимать решения, противоречащие ее же жизненно важным интересам. Это касается в современной России и светской, и церковной властей.
Почувствовав себя свободным от части ограничений и обязательств, Андрей Кураев расширил пространство говоримого и делаемого им. Он уже публично встретился с только вышедшими на свободу дамами из бывшей группы Pussy Riot и откровенно обсудил с ними, в каком направлении катится РПЦ МП. А в его блоге (Живом Журнале) почти ежедневно появляются откровенные сведения типа таких:
«Один скандал сменяется другим — сразу после Рождества в Иверском монастыре в Одессе, где наместником является викарный епископ, в его доме во время трехдневной попойки скончался иеромонах Дометиан (Москаленко). Это был весьма странный священнослужитель — практически не служил, а если видели его во время богослужения, то обычно нетрезвым. Самое странное, что в этой компании выпивох участвовал и «меченый атом» протодиакона Кураева — игумен Кирилл из Казани. Несмотря на то, что милиция забрала тело иеромонаха для проведения экспертизы, митрополит Агафангел изо всех сил стремится замять этот скандал. Хотя уже стало известно, что в крови покойного иеромонаха было обнаружено большое содержание кокаина».
А еще протодиакон обличает некое гей-лобби в иерархии РПЦ МП, что, на мой взгляд, не вполне справедливо: гомосексуалы не образуют отдельной лоббистской группы, поскольку во множестве своем на разном уровне стоят у руля. Что людям воцерковленным, священникам и мирянам, давно известно и без отца Андрея. Как и почему — давайте обсудим в другой раз.
Хотя моя задача как вашего колумниста — отвечать на вопросы, на это раз я сам позволю себе задать вопрос уважаемым читателям: как вы считаете, за отчетный год моральный авторитет РПЦ МП в российском обществе вырос или упал?
И если вы считаете, что упал, тогда к вам еще один вопрос: а по чьей вине? Белковского? Кураева? Врагов? Интервентов? Или к этому имеет некое отношение священноначалие, которое в своих сношениях с государством и внутренних дрязгах переходит границы разумного/полезного/допустимого и, что самое печальное, похоже, не видит этих границ?
Мое личное оценочное суждение таково: то, что я предлагал год назад и чем вызвал гневное «письмо сорока», рано или поздно, но все равно свершится. Потому что в истории всегда происходит то, что должно произойти.
