Подъезжаем поздним вечером. Точка располагается рядом с аптекой в торце жилого здания, в подвал ведет яркого цвета дверь. Жора кивает на нее.
Мы встаем в темном месте. Практически сразу к двери подходит молодой человек с рюкзаком. Он как-то мешкает у двери, а потом она открывается, выпуская сильный желтый свет наружу. Человек выходит через минуту.
Я смотрю в сторону и вижу, как из университетских ворот выходит группа людей. Все идут по направлению к метро, но от группы отделяются два человека, которые подходят к двери. И опять этот яркий свет.
— Сколько стоит? — спрашиваю я у Жоры.
— «Пятихатка», говорят.
Я решаю тоже подойти. Так, справа, оказывается, кнопка звонка. Нажимаю. Дверь сама немного приоткрывается, пахнет сладким дымом. Я захожу внутрь, на лестнице, ведущей вниз, стоят и сидят человек десять. Все курят, но это не сигареты. У одного человека я вижу трубочку.
Протискиваясь мимо этих людей, я спускаюсь до конца, но не нахожу ничего, кроме стальной черной двери с большой скважиной. Так, и что дальше? Один из людей на лестнице, курящий трубочку, спрашивает, тяжело выдыхая дым: «Первый раз?». Я что-то бурчу в ответ, стараясь не дышать. Тот кивает на пустую скважину. Я просовываю туда деньги и получаю взамен маленький синий полиэтиленовый пакетик. Это и есть «спайс».
Глас народа
— Паника, бледность в лице. Человек просто расфокусирует взгляд и не знает, куда ему смотреть, потому что, как он думает, в его мыслях гораздо больше полезного, нежели в реальности, — говорит мне Матвей, или Матян, понимающий в «спайсе» человек. — То есть он скорее внутри, нежели снаружи. Но людям он видится как какой-то фрукт, который сейчас поспеет так, что уже просто лопнет, взорвется — и за ним только подметай ошметки...
Когда-то он продавал этот наркотик. Ему, кстати, только недавно исполнилось восемнадцать.
— Приезжай в Норильск, — продолжает Матвей.
— А что там?
— Там только это. Больше ничего нет.
— Человек погружается полностью в мир своего сознания, и это сознание изменено, — помогает Захар, сосед Матвея.
— Я видел, как человек выкуривает через трубку эту дурь и тут же убегает. Просто убегает, без оглядки. А другой вообще вообразил себя Маугли и пытался донести до нас что-то на языке джунглей, — вступает в разговор Костян, державшийся до этого в стороне.
— А ты сам пробовал?
— Нет, к черту.
— Эта штука наносит такой вред здоровью человека, его психике, который, наверное, не сможет нанести себе алкоголик за год. Ее нужно либо только пробовать, либо посылать на... — Матвей показательно бросает руками. Я ему верю.
Черный список
На входе в УФСКН по Москве двое охранников принимают меня неохотно. И вот один из них ведет меня к заместителю управления, Елисаветченко Ивану Владимировичу.
Передо мной за столом сидит человек, у которого явно много работы. Это можно заметить даже по тому, как он держит себя в кожаном кресле. Сидя в нем, он работает над своими, безусловно, важными должностными обязанностями.
Мы начинаем беседовать. Я называю адрес. Человек за столом снимает телефон и просит быстренько найти Петю.
Через тридцать секунд дверь открывается.
— Разрешите?
— Петь, посмотри вот адрес. Поступали ли заявления… У кого на исполнении.
— А срок? Примерно когда?
— Сейчас!
Петя быстро уходит.
Из разговора с замом главы УФСКН я понимаю, что шансы на то, можно ли предотвратить продажу «спайса» в указанной мной точке, напрямую зависят от того, окажется ли продаваемое там вещество в списке запрещенных. Становится немного обидно, ведь хочется, чтобы все проделанное мною до этого было не зря.
Быстрый стук. Дверь снова открывается.
— Иван Владимирович, сегодня не было, — с ходу рапортует Петя.
— Да не сегодня. Вообще…
— Вообще?.. Там… Поступало на электронную почту в сентябре, 23 ноября — на телефон доверия, а… 29-го — с первого департамента.
За окном снег…
— У кого на исполнении?
— У кого на исполнении? Все… Щас, щас найду…
Петя снова уходит.
Мы продолжаем. Оказывается, не так просто закрыть какую-то лавочку. Если наркотик есть в списке — все ясно. Но если его там нет, то приходится делать экспертное заключение, которое может провести Роспотребнадзор. Но последний отказывается по причине «отсутствия необходимой лабораторной базы». И вот мой собеседник сетует, что из-за этого нельзя приостановить продажу опасных веществ.
— По-вашему, бывают безвредные «спайсы»? — спрашиваю я.
— По нашему мнению, безвредных «спайсов» не бывает.
Вновь входит Петя с сильным вздохом.
— Все справки распечатаны. Тут даже четыре получилось.
— Т-а-а-к… Результаты есть?.. Результатов еще нет... На углу аптеки… В подвале… Все правильно…
Заместитель снимает трубку телефона, набирает номер отдела ФСКН на востоке столицы. Еще пару минут, и я еду туда.
Бумаги, закупка, бумаги
Снова вечер. Я захожу в большое темное здание, расположенное на узкой и плохо освещенной улице. Это — районный офис ФСКН.
В кабинете начальника мы договариваемся, что я совершаю закупку, но только уже при понятых и самих сотрудниках ведомства. Мы поднимаемся на этаж выше, там меня знакомят с оперативниками. Интерьер их кабинета по сходству максимально приближен к домашнему. Старый диван у стены, телевизор на несгораемом шкафу, какие-то личные фотографии на стенах… И огромный, заваленный документами рабочий стол у окна. Сотрудники ведомства помогают мне составить бумаги, нужные для нашей операции.
Заполняю. Через часа полтора приходят понятые. Странные какие-то ребята... Опять бумаги. Далее меня обыскивают, чтобы я ничего там не придумывал насчет наркоты. А потом дают команду идти в автомобиль.
Дальше все было быстро. Вышел из машины, при понятых снова закупился. При понятых отдал сотрудникам ФСКН. Мне даже стало как-то жаль, что все было так просто…
Возвращаемся в отдел. Уже чувствую себя как дома. Отправили товар на экспертизу. Опера сказали, что еще придется понаписать бумаг… Ждем.
Тихо так…
— Ты хоть напиши там в своей статье про нашу зарплату, — говорит сотрудник. — Мы здесь пашем как лошади, а годовую премию получили десяткой… Ж...па…
Я объясняю ему, что про зарплату — это не новость, хотя и печально. По телевизору идет бокс. Так я жду результатов экспертизы несколько часов. Надежды мало, но если она даст положительный результат, то сегодня же ночью я буду первым официальным свидетелем того, как эта мерзкая лавочка закроется.
Проходит еще какое-то время. Метро скоро будет закрыто, а решения все нет. Тут прибегает зам. начальника ведомства и говорит, что я могу ехать. С экспертизой что-то не так. Он как-то туманно объясняет, что то ли это «аппараты у них слабые», то ли это вещество не входит в список. Ясно одно, сегодня ничего не решится. Можно ехать спать.
На следующий день…
У меня звонит телефон.
— Юрий, да, это… Короче, нет его в списке. Но мы все равно будем вносить его туда.
— А что с лавочкой?
— Пока ничего не ясно…
Мои похождения были проделаны зря. И я в принципе могу снова поехать туда и снова купить. Кто мне помешает?
...Спустя два месяца мне позвонили из УФСКН и сообщили, что ту самую формулу, которая не вошла в список, «собираются запрещать», и пригласили меня осветить эту акцию. Но дело затянулось...
Так и не дождавшись звонка из УФСКН, я решил лично съездить на место продажи курительной смеси и проверить, была ли проведена операция по закрытию точки. Стоя невдалеке от нее, я наблюдал, как в течение пяти минут за железную дверь прошло 6 человек. Я набрал номер одного из оперативников, который сказал, что все требуемые меры уже были проведены, но, мол, газетчиков решили не звать, было только телевидение, был ОМОН, «снесли эту дверку с петель» и закрыли точку. Судя по голосу, он был явно удивлен, когда я сообщил ему, что дверь все еще или опять на месте и что туда продолжают заходить люди.
Спустя еще полмесяца я приехал на данную точку и обнаружил, что вот теперь-то ее уже нет... Ранее освещаемый торец здания, где находилась дверь в пресловутый подвал, теперь неприметно пустует в темноте. И только проходящие мимо молодые люди останавливаются и непонятливо глядят на бывший притон. Чтобы закрыть точку, понадобилось четыре месяца.
