Причина конфликта
— Ситуация начала активно развиваться в марте 1993 года, когда Администрация Президента подготовила нормативный акт, касающийся создания одной из силовых структур. Подробно говорить о ней нет смысла, были разные варианты ее названия, а цель — объединение всех силовиков под одной крышей. Но законопроект попал в Конституционный суд. И, по мнению председателя КС Валерия Зорькина, такая структура не вписывалась в действующее законодательство. Законопроект был пересмотрен. Тогда возникли острые противоречия между Верховным Советом (ВС) РФ и Администрацией Президента. Можно не вдаваться в детали — там были разные подходы к политической перспективе России, к юридическим формам, как это все изменить... Ситуация была достаточно напряженной, и завершилось это все довольно неожиданно.
— 21 сентября — это для православных праздник Рождества Божией Матери. А для Лужкова Юрия Михайловича — день рождения. Мы с управляющим делами мэрии Валерием Шахновским пришли его поздравить. Позвонил председатель Совета безопасности Юрий Владимирович Скоков. И мы увидели, что у Лужкова настроение резко испортилось. Он сказал: «Ну все, поздравили. Указ. Кажется, война».
— Лужков имел в виду подписанный Ельциным Указ 1400, которым он распускал ВС. Но по Конституции, действующей тогда, он не имел права это делать. Единственным органом, который мог дать оценку законности этого документа, был Конституционный суд, куда, как предполагалось, и обратится ВС.
Перед штурмом
— В любом случае Указ подписан, и началось осмысление, как выходить из этой ситуации. Движения развивались в разных направлениях. Первое: попытаться выяснить позицию КС, что и было сделано. Валерий Зорькин занял позицию, которую только и мог занять председатель КС: рассмотреть этот вопрос на заседании суда. Результат этого рассмотрения был ясен, поскольку никакого другого решения, кроме как признать Указ незаконным, быть не могло. Совершенно очевидно, что тогда ВС получает реальные инструменты для того, чтобы перейти к процедуре импичмента, что ситуацию усугубляло. Единственное, о чем еще могла идти речь, — это как-то отложить решение КС с тем, чтобы стороны могли прийти к какому-то компромиссу.
— Одновременно Лужков пытался через переговоры с Сергеем Филатовым — на то время руководителем Администрации Президента — убедить Ельцина отменить этот Указ до решения КС. Но этот путь оказался тупиковым.
— Возникла реальная проблема: если вдруг все перерастет в силовой конфликт, то кто кроме гарнизона ГУ внутренних дел Москвы и внутренних войск МВД сможет защитить Москву, москвичей, исполнительную, законодательную власть? Было принято решение посетить дивизию им. Дзержинского, чтобы выяснить, какие подразделения внутренних войск МВД присутствуют в столице. Выяснилось, что все находятся на выезде. Мы узнали, какая психологическая обстановка царит в воинских частях Московского гарнизона. До этого у мэрии не было ни повода, ни оснований интересоваться тем, что происходит в Минобороны. В беседах с офицерами дивизии выяснилось, что все они бесквартирные и беззарплатные...
Последняя надежда на Патриарха
— Поиски выхода из сложившейся ситуации продолжались, и возникла идея обратиться за арбитражем к Патриарху всея Руси Алексию II, с тем чтобы он попробовал примирить стороны. И в Свято-Даниловом монастыре такие переговоры начались.
— Сторону исполнительной власти представлял Сергей Филатов. Бывали с этой стороны на переговорах Владимир Шумейко и Олег Сосковец. Представляющие Верховный Совет менялись.
— Пока делегацию от ВС возглавлял Рамазан Абдулатипов, все сулило некую перспективу — человек умный, порядочный, он стремился найти компромисс. Иногда возникали вопросы, казалось бы, технические, но имеющие значение для возможного вооруженного противостояния. Например, количество единиц автоматов Калашникова, которое находилось в здании ВС, явно не соответствовало численности прикрепленного к нему милицейского подразделения. Вопрос был поставлен просто: давайте сдадим лишние автоматы. В ВС соглашались, уезжали. А ночью принимали федеральный закон, которым увеличивали штатную обеспеченность огнестрельным оружием. Хотя для этого абсолютно не нужен федеральный закон, это делается приказом министра внутренних дел.
— Здание ВС на тот момент оцепили по периметру внутренними войсками МВД. Смысл этого блокирования был, конечно же, не в том, чтобы никого оттуда не выпускать — они имели возможность выезжать, выходить. А в том, чтобы конфликт не усиливался привлечением новых людей. Тем более что там оставались явные излишки огнестрельного оружия.
— На заседания представители ВС постоянно опаздывали, приезжали на
— Исполнительная власть приняла нравственную позицию и согласилась подвергнуться арбитражу Патриарха без всяких дополнительных условий и оговорок: как решит Патриарх, так и будет правильно. Естественно, Патриарх осознавал всю меру своей ответственности, он видел, к чему все ведет. Противная же сторона никак не собиралась подчиняться. Для них переговоры были лишь поводом выехать, чем-то воспользоваться.
— Об отношении сторон к той ситуации, на мой взгляд, красноречиво говорит такой факт. Когда стало ясно, что переговоры заходят в тупик, Лужков обратился к Воронину, который полный его тезка, со словами: «Юрий Михайлович, ну хочешь, я перед тобой на колени встану, чтобы мирно все закончилось?». От Лужкова добиться такого! Он очень гордый человек и даже извиняться-то не любит. Так он хотел мира, понимал, что нужно найти компромисс... На что ему Воронин ответил: я тебя и так на колени поставлю, после того как мы победим.
Штурм
— В ту субботу, когда начали гаснуть экраны телевизоров, когда уже начали штурмовать «Останкино», Лужков уехал в мэрию и попросил меня остаться с Ворониным. В тот день он так и не вернулся. Патриарх тоже уехал, ему стало плохо, у него случился инфаркт. А мы остались. Там присутствовал сегодняшний Патриарх, а тогда митрополит Кирилл, еще несколько лиц из Патриархии. Нам всем было ясно, что ситуация резко меняется...
— Те, кто был на стороне ВС и находились возле Белого дома, забрали автомобили, которые дожидались внутренних войск из оцепления, и двинули на «Останкино». Туда же прибыли подразделение «Вымпел» — чуть больше 30 человек — и местные подразделения МВД. Собственно, они это здание в итоге и защитили. Толпа была неорганизованной. Были потери, к сожалению. Ребятам из «Вымпела» впопыхах выдали патроны со смещенным центром тяжести. Такой патрон может войти в плечо, а выйти через пятку, отрекошетить от ветки и полететь куда угодно. Им пришлось себя обозначить — разбить стекло, потому что через стекло стрелять вообще дело сложное, тем более такими патронами...
— Кстати, зря штурмовали «Останкино». Это было совершенно бессмысленно, поскольку они все равно ничего не смогли бы передать, ибо пульт управления «Останкино» находится в другом месте, о котором они могли не знать, далеко было ехать... Но они могли подвергнуть «Останкино» такому же погрому, как разгромили здание СЭВ, где сидели некоторые наши подразделения. Сейчас, наверное, не любят про это вспоминать, но там же была настоящая вакханалия. Все воровалось, все громилось. Что нельзя было утащить — телефоны, ксероксы, извините, туалетную бумагу — все ломалось. Они зачем-то убили нашего лейтенанта безоружного, который просто не успел оттуда уйти, стоял там на посту... Это была такая типичная ситуация русского бунта...
Власть пришли защищать даже дети. С силовиками были проблемы
— Что было тогда? Почему одни пришли защищать мэрию, а другие — Верховный Совет? Потому, что одни президента Ельцина и мэра Москвы выбрали. Они считали, что поступили легально, легитимно. Они его выбрали, приняли решение и пришли защищать свою свободу, как они ее представляли. Другие считали, что выбирали Верховный Совет, и это было действительно так, и они пришли его защищать.
— Почему по призыву Егора Гайдара тысячи людей пришли тогда защищать мэрию? Ночь с субботы на воскресенье. В «Останкино» идет бой. А москвичи с детьми идут на Тверскую — защищать демократию. Тогда говорили о тридцати тысячах человек. Но такого количества людей не было. Более реальна другая называемая цифра — пять тысяч. Но я должен сказать, что независимо от количества эти люди нас тогда здорово вдохновили.
— Слава богу, что никому не пришло в голову после «Останкино» пойти штурмовать Тверскую, 13. Во-первых, там невозможно было бы обороняться. Мы получили справку от пожарных, что это здание засыпное и оно сгорает при хорошем ветре за час с небольшим. Да и, собственно, защищаться было некем: несколько охранников Лужкова да два десятка перепуганных милиционеров. И вход свободен. Но, слава богу, добровольцы перегородили все какими-то баррикадами.
— Я каждые пятнадцать минут выходил на улицу смотреть ситуацию. В один из выходов я обратил внимание, что довольно молодые люди сидят и скручивают бутылки с коктейлем Молотова. Я решил выяснить — мало ли что за люди в двух шагах от мэрии. На что они мне сказали: полковник, не бойся, мы — ветераны-афганцы. Мы — на вашей стороне. Не волнуйся — техника не пройдет. Если они поедут на БМП, мы их пожжем. А вот с пехотой разбирайтесь сами...
— Однажды выхожу и вижу: пацаны лет по
— То, что москвичей пришло много, психологически это было приятно. Но возникла и проблема. Куликов, тогдашний комендант, сказал: главная задача — никому не дать никуда уйти: защищать «Шаболовку» или «Останкино». Чтобы, не дай бог, никаких пуль не просвистело. Представляете, одна-две шальные пули — и это все: паника, давка, бог знает что...
— Снайперы. Они ведь в действительности были, и тема эта довольно загадочная. Я могу судить об этом по разговору с покойным Владимиром Иосифовичем Панкратовым, тогда начальником ГУВД. В ту ночь он дважды мне сказал о неких таинственных снайперах, которые стреляли то в одну, то в другую сторону. Двоих пытались задержать, но они выпрыгнули из окон, разбились насмерть, и никаких документов у них при себе не было. Прыжки были исполнены профессионально — физиономией о твердую поверхность, чтобы остаться неопознаваемыми. Стрельбу они производили в обе стороны, чтобы усилить конфликт.
— Поступает мне приказ коменданта: связаться с помощником Софринской дивизии особого назначения МВД, с тем чтобы они прибыли в «Останкино» и помогли отбиться. Я набрал телефон дежурного, и у нас состоялся такой разговор. Я представился, он представился. Он мне сказал: полковник, у тебя квартира есть? Я сказал: да. «Дача есть?» — «Дом в деревне есть, но не в собственности». Он: «Зарплату платят?» — «Да». — «А у нас, — говорит, — ничего нет — ни квартир, ни домов, ни зарплат. Мы сейчас подъедем и так вам всем влупим! И тем, кто на вас напал, и вам». Пришлось выехавших софринцев возвращать обратно, слава богу, обошлось без инцидентов.
— Был понедельник. Те, кто до этого атаковал «Останкино», да и другие, кто к ним примкнул, бродили по всей Москве, периодически на кого-то наезжали... Юрию Михайловичу Лужкову позвонил Павел Николаевич Гусев, главный редактор «МК», и сообщил, что по вам стреляют. Мэр дал мне поручение: защитить. Я звоню в «МК», спрашиваю, как обстановка. Мне отвечают: лежим вдоль подоконников, стреляют по окнам. Я позвонил начальнику ОМОНа, генералу, он меня соединил с командиром подразделения, говорю, какая задача поставлена... А он мне в ответ: «Нам эта газета не нравится. Не будем защищать». Представляете? Можно было, конечно, тогда перезвонить еще раз их начальнику, гаркнуть. Я сказал: «Ну как же так? Там же люди, ребята. При чем тут „Комсомолец“ — не „Комсомолец“? Люди. И по ним стреляют, убить могут. Людей вы обязаны защищать». И они поехали.
«Россию защитила вера и нравственность»
— Развязка тогда могла быть гораздо трагичнее. Но вот лично у меня было ощущение, что Господь все управит. Для меня, как для верующего человека, было важно, с кем Патриарх. Что еще в меня вселяло такую веру — это идея Алексия II взять в Третьяковке икону Владимирской Божией Матери и отслужить в Елоховском соборе сугубый молебен. Поручение забрать икону было дано мне за несколько дней до введения чрезвычайного положения. Но икона — государственная собственность. Как забрать ее из Третьяковской галереи? Можно было прийти с силовиками и просто забрать. И я уже планировал человек пять ребят с собой взять — приказ есть приказ. К тому же есть благословение Патриарха, документ. Совместное решение правительства Москвы и Правительства Российской Федерации о временном изъятии иконы на три дня на машинке «Ундервуд» напечатала покойная Лидия Константиновна, секретарь Патриарха. С точки зрения юридической — филькина грамота. Но ее подписали Лужков, Сосковец, Патриарх. С этой бумагой я двинулся в Третьяковку.
— Директор был в отпуске, встретила его зам. Она в зале собрала хранителей. Но сначала предложила мне пойти посмотреть на саму икону. Я до этого ее видел только в репродукциях. Пришел, увидел и понял: автоматчики мне здесь не помогут. Сама не захочет — не уйдет. Пока шел обратно, в голове был компот, я не знал, что сказать собравшимся хранителям.
— Автоматчиков оставил за пределами зала, чтобы никого не шокировали. Вхожу, а там такая сцена: стоят реставраторы, хранители — всего человек десять. Лица такие, что я понял: они икону мне не отдадут ни за что. Я не знал, что я им скажу. И вдруг... Это, честно, вообще не мой был текст, я его не готовил. Я их спросил: вы православные? Они говорят: да. Я говорю: «Дайте, Христа ради, икону на один день. Помолиться. Мы вам ее вернем». И что вы думаете? Они заулыбались и тут же встали на мою сторону. Сказали: ну, полковник Христа ради просит, на один день. И стали обсуждать детали, в какой киот мы ее поместим, какой режим создадим...
— В день, когда был молебен, забирал икону, конечно, не я, а монахи Свято-Данилова монастыря. Мы такие святыни в руки брать не имеем права. От меня был милицейский «рафик». Киот владыка Арсений дал, режим влажности обеспечивали хранители. Всю дорогу ребята из милиции держали эту икону, сидя на корточках, потому что иначе она не умещалась в «рафике».
— Мы приехали в Елоховский собор, а там тысячи людей. Стоят на коленях. Монахи понесли икону в собор, ребята из спецподразделения МВД охраняли, я шел замыкающим. По пути мне оборвали все пуговицы, погоны — желание приложиться к иконе у людей было колоссальным! Потом спецназовец один рассказывал: «Я стою, охраняю икону, ко мне подходит бабуля: «Можно я приложусь?» Я говорю: «Нельзя, сейчас Патриарх приедет». Какой она, говорит, прием применила — не знаю. Но боец оказался на земле, а бабуля — у иконы.
— Начали служить сугубый молебен, а потом — коленопреклоненная молитва. А Лужков тогда еще не был крещен. Я подумал: надо встать на колени, но он ведь просто из солидарности никогда этого не сделает. Глянул на него, а он уже на коленях стоит!
— После молебна позвал меня Патриарх и говорит: пришли люди из храма и сказали, что они икону больше не отдадут. Она, говорят, здесь останется — и все. Я говорю: ну как же, мы же должны ее отдать, обещали же. Он пожимает плечами: не знаю, что делать. Из Елоховского три выхода точно есть, но огородами выносить Владимирскую — смешно просто. Да и не дали бы. Я пошел к Лужкову. Он предложил Патриарху выйти к собравшимся. Алексий II тогда сказал: когда все эти события закончатся, я обещаю, что президент подпишет указ и икона будет возвращена церкви. Люди поплакали, расступились и отпустили нас.
— Сколько людей погибло во время тех событий? Есть точная цифра — 158 человек. Никаких тысяч погибших, как говорили и писали, не было. Это все фантазии и неразумные рассуждения. Даже 10 человек убить и спрятать так, чтобы никто не знал, нельзя. Кто-то бы видел, кто-то слышал. Из погибших 38 — солдаты внутренних войск МВД и один боец «Вымпела». Остальные — по большей части случайные люди. Сейчас вот задаешь себе вопрос: за какие ценности они тогда воевали?
