За это, немалое для сольного выступления, время на сцене рядом с мэтром стояли артисты талантливые, любимые, популярные, медийные, но равными Кобзону были, пожалуй, лишь Александра Пахмутова да Давид Тухманов («Мы вместе учились в Гнесенке, и хотя он плохо работал на уборке урожая, композитор он замечательный, — пошутил в адрес последнего Кобзон»), которые выходили самолично аккомпанировать певцу на своих песнях. И никому из коллег Кобзон «свой» зал не отдал, лишь на короткий момент двум своим аккомпаниаторам — Евсюкову и Оганезову, что работают с ним на протяжении всей творческой жизни. Только им мэтр позволил сольно показать всю виртуозность и забрать свои неразделенные аплодисменты, а в остальном остался единственным хозяином сцены: то была его публика, его репертуар, его цветы, его овации. И зал тоже был его, что не говори, а под песни, которые навсегда стали визитной карточкой Кобзона, сам Кремлевский Дворец подходит идеально. Как будто его для этого и строили. «Журавли» (в сопровождении Московского государственного академического камерного хора), «Баллада о красках», «Случайный вальс» «Не думай о секундах свысока», «Знаете, каким он парнем был», «Мальчишки» «Не расстанусь с комсомолом», «Марш воспоминаний», «Старый марш», «Я песне отдал все сполна», «Песня о далекой родине», «Спят курганы темные», «Смуглянка молдаванка» — казалось на сцене не артист, а учебник истории СССР Это впечатление усиливало оформление задника сцены, по которому раскинулся фотоальбом с черно-белыми фотографиями, запечатлевших самые великие моменты в жизни страны Советов: хронику военных лет, кадры возвращения солдат домой с победой, моменты последующего восстановления страны, великие стройки, первый полет человека в космос. Иногда по отмеченным фоторамкам пускали черно-белую видеохронику и тогда казалось, что фотографии двигаются, как в волшебных книжках Гарри Поттера. Никакого другого оформления, кроме задника и световых решений, у сцены не было, да и не могло быть. Все прочее место занимал ансамбль песни и пляски внутренних войск МВД России который вместе с аккомпанементом на рояле сопровождал пение артиста.
Кобзон начал с места в карьер и... только к третьей-четвертой песне вдруг чиркнуло по сознанию — не хватает чего-то привычного. Ну, конечно! Аплодисментов! Артист не позволял залу хлопать добрые сорок минут. Публика пыталась это делать после песни «Судьба, прошу!» , которую Кобзон посвятил матери (текст песни был изначальным «дай счастья ей, а значит, дай покоя, той женщине, которую люблю», на заднике в это время появились фотография матери артиста), затем на композиции «Любимая женщина», которую мэтр подарил жене и публике почти удалось поаплодировать после «Не расстанусь с комсомолом» Но Кобзону было не впервой управлять залом и он пел нон-стопом, не позволяя ни отвлекаться от его выступления, ни отвлекать от него себя. И лишь отпев половину первого отделения разрешил залу приветствовать себя овациями, уже стоя.
После поздравительного видеосообщение президента России концерт стал по-настоящему юбилейным с поздравлениями от коллег. По очереди на сцену выходили Таисия Повалий, Надежда Бабкина, Тамара Гвердцители («я знал ее милым ребенком», — заметил Кобзон), Филипп Кирокоров («у нас появился свой болгарин», — пошутил мэтр. Надо заметить, Киркоров вел себя как очень воспитанный мальчик из хорошей семьи, даже оделся как на свадьбу: черный низ, белый верх и говорил мило. Вышедший с букетом Бедрос Киркоров мог сыном гордиться.). Мэтр пел с названными коллегами дуэтами на их родных языках, а с хором Турецкого исполнил знаменитую «Тумбалалайку» на еврейском. После чего, обратившись к находящемуся в зале Юрию Башмету: :"Ты следи с критикой, но дружеской!«, позволил себе «Запрещенную мелодию» Гастальдони на итальянском и "Гранаду«на испанском.
Вайкуле, Винокур и Лещенко исполнили свое шутливое поздравление с предложением выпить за Кобзона, а дальше последовало то, чего никто не ожидал — дуэт с любимой женой Нелли под песню «Сорок лет, сорок зим пролетели как мгновение». Кобзон представил на сцене почти всю свою семью (за исключением двухлетнего внука Джозефа): сына, дочь, пятерых внучек («это мои внучки, штучки, дрючки», — пошутил Кобзон, и они, конечно, тоже спели с дедушкой), внука Мишу «он полукореец, я его называю Чингиз-хай!» — опять же заставил зал улыбнуться мэтр), цветы вынесла его невестка кореянка Настя Цой и его названная, как он сам определил «сестра» Анита Цой. Цветы, надо заметить, тут же подхватывали и утаскивали охапками со сцены спортивные молодые люди.
А вы знаете, почему их уносят? — по секрету сказал залу Кобзон еще в самом начале концерта, — чтобы не смущать никого из моих коллег.
И, действительно, сколько бы цветов не получали на концертах Лариса Долина, Валерия, Александр Буйнов, Олег Газманов, Игорь Николаев, Игорь Крутой, Григорий Лепс, Александр Розенбаум, Надежда Бабкина, а все они пели с Кобзоном дуэтами, такие корзины и охапки им и не снились. (Хотя, справедливости ради следует заметить, что всем вышеперечисленным артистам и до юбилея Кобзона пока далеко).
— Если бы я знал, что столько цветов будет, я бы сам их собрал, — не выдержал Николай Басков, тоже с охапкой растительности, представленной розами, стоя за спиной у Кобзона и ожидая, когда тот, наконец, закончит собирать букеты и переключит внимание на него, — в первый раз меня никто не видит, и я в первый раз стою в очереди!
— Николай Басков! — наконец обратил на него внимание Кобзон, выдержав абсолютно точную паузу.
— Первый человек, который меня вывел на эстраду, и первый мне заплатил мои первые 200 долларов, был Кобзон, — разоткровенничался Коля, — с ваших 200 долларов я так хорошо и поднялся, дай вам Бог здоровья!
И теперь ты выступаешь у друзей бесплатно, — охладил юмористический пыл Золотого голоса мэтр.
— Да, — чуть смутился Коля и тут же решил помять свое, такое заветное прозвище,
Вот вы до сих пор не знали, кто же приемник...
Что? , - Кобзон сделал вид, что не расслышал.
Приемник кто!, — настаивал Басков.
— Приемник? — усмехнулся Кобзон, — А зачем? Зачем вам старый Кобзон, когда есть молодые Басков, Киркоров?
Вот лишнее второе! — тут же определил Коля уже под громкий смех зала.
Нет, Коля, я так не могу, даже в отсутствии на сцене Филиппа, — не согласился Кобзон.
Нет! Филипп потрясающий поп-король! А я ваш приемник, — продолжал настаивать Басков и тут уже не только зал, но и Кобзон не выдержал, рассмеялся, и даже позволил свеженареченному преемнику поиграть со своей публикой.
Иосиф Давыдович! С юбилеем! — заливался соловьем Коля, — А вы пели «Happy Birthday»? Стоя! Что мы сидим? Кобзон уже два часа стоит! Иосиф Давыдович, все для вас! В этот вечер мы репетируем ваше столетие!
И все встали, и даже звездные гости. Пахмутова, Добронравов, Дементьев композиторы Минин и Морозов, Башмет, Боровик, Бородин, Матвиенко, Тарасова, Рошаль, космонавт Леонов, Церетели, Табаков, Табачник, Виктюк, Моисеев, и многие, многие другие.
И был в концерте еще один очень трогательный момент, когда под известные строчки песни «Память, память, ты же можешь, ты должна» полетели по экрану фотографии ушедших любимцев страны: Рождественский, Вознесенкий, Леонов, Никулин, Высоцкий, Магомаев, Зыкина, Толкунова, и многие, многие другие. ..Гурченко.
И это было правильно.
«Устали? — подтрунивал мэтр над залом к концу пятого часа концерта, — Ничего, мы для себя попоем. Я не буду делать такой длинный концерт, как был у меня на шестидесятилетие, мне зал не разрешает, а то бы я вас еще подержал. Зал! Вы там живы? Ничего! Будет вам семьдесят пять, станете поживее», — подначивал по-хорошему уставшую публику Кобзон. И корил за экономию на ладошах в адрес своих знаменитых гостей: «Что же вы такие жадные!»
Но зал не был жадным, когда пришло время в конце приветствовать юбиляра. И закончился концерт самыми настоящими овациями в адрес народного артиста Иосифа.
