Затем мы увидели, как губернатор встречался с народом. С тем народом, который чудом выжил, потому как спасение утопающих — дело рук самих утопающих, это мы теперь точно знаем. А уже потом вся страна услышала, как г-н Ткачев недоуменно спрашивал: «Мы что, должны были звонить в каждый дом?»
Вам это ничего не напоминает? Ну вспомните: 2000 год, «Курск». Что случилось с вашей подводной лодкой? Она утонула. Тогда по телевизору Игорь Дегало тоже утверждал, что ничего особенного не происходит, что все моряки живы как влитые. Что помощь, конечно же, придет вовремя. А когда уже скрывать количество жертв было невозможно, через много дней, каждый из которых тянулся как вечность, нам наконец-таки сообщили о погибших.
Что случилось сейчас с бедными людьми, оказавшимися в секунду на дне во втором десятилетии ХХI века? Они утонули. Это самый точный ответ, характеризующий, что такое путинское ТВ. Круг замкнулся, от «Курска» до Крымска, — верным путем идете, товарищи!
Это телевидение утешения, можно сказать, сострадания. Ну как же можно показать все, что происходит с нами на самом деле?! Никак нельзя, ведь народ увидит, потом расстраиваться будет, в депрессию впадет. А нервы народа беречь надо.
Телевидение имени национального лидера ни за что не должно даже намекать, кто на самом деле является виновником этого «торжества». Во всем виновата стихия, космос, природный катаклизм. В крайнем случае американцы, которые, конечно, и подбили наш «Курск». Зрители так и думают, вопросов нет. Только сказать не могут. А ТВ говорит и показывает.
В конце перестройки Геннадий Хазанов читал очень смешной текст о том, что в Европе солнце, лето, красота, а в нашей деревне Гадюкино идут вечные дожди. Все хохотали и правильно делали. Тогда считалось, что такой юмор очищает. Мы всё преодолеем, повернем тучи вспять, и на нашей улице настанет праздник.
Перестройка закончилась, забудьте. Россия вернулась в свою постоянную дурную бесконечность. Где люди живут не собственными проблемами, а внешними, телевизионными. И не собственным счастьем, а тем, что покажет первый, второй, третий, четвертый...
Потому что мы сами очень хотим, чтобы нам пудрили мозги, выдавали желаемое за действительное. Иначе наступит кризис жанра, и все окажутся в одной большой палате № 6. Мы съели всю лапшу, повешенную на уши о лодке «Курск». Даже не поперхнулись. Безнадежные люди безнадежно получили компенсации, подачки от любимого государства и безнадежно продолжили жить дальше. Без самых близких своих людей. Мы не обозлились, не вышли на улицы, спасибо родному телевидению. Оно так умело каждый раз впрыскивает нам эту таблетку счастья, что мы все оказались абсолютно безвольными, не желающими каких-либо перемен.
Народ безмолвствует, это еще Пушкин заметил 200 лет назад. Но так было всегда. И Путин, взявший ТВ под контроль в самом начале своего правления, наверное, действительно хорошо понимает простые людские души. Даже те, которые уже улетели на небеса. Может, они тоже парят там с благодарственной улыбкой на устах: спасибо, дорогая власть, ты так о нас заботилась, мы у тебя в вечном долгу.
Забитый, закошмаренный народ, наверное, считает, что так с ним и надо поступать. Ведь он заслуживает того. Он считает, что если поймет, прочувствует истинную правду, увидит широко раскрытыми глазами без всякого телевизора, что же такое российская власть на самом деле, то наломает таких дров, что будет еще хуже.
Так пускай же будет лучше, и виноватых нет. Стихия, катаклизмы, гром и молния. В лучшем случае американцы. С этой мыслью жизнь становится такой спокойной, уверенной. Ну а если смерть... Значит, просто не повезло.
Чужие письма
«Когда чужой мои читает письма,/заглядывая мне через плечо» — из песни Владимира Высоцкого «Я не люблю». Эх, Владимир Семенович, любите — не любите, кому это сейчас интересно. Молчали бы уж со своими принципами, другая жизнь на дворе. Новая, современная. И принципы совсем другие. Вернее, их больше нет.
В выходные все аналитические программы, которые еще каким-то чудом не ушли в отпуск, показали сюжет про Навального. И про губернатора Белых, с которым этот Навальный вступил в переписку. Не в письменную, с конвертами, как при Высоцком, а в Интернет, само собой. Эта приватная «рукопись» чудесным образом была вскрыта, и нам продемонстрировали отрывки из переписки с друзьями. Даже не сомневаясь, что зрителям будет необыкновенно интересно.
В программах Алексея Пушкова, Петра Толстого и Евгения Ревенко эти сюжеты были сделаны как под копирку, один в один. Милые цитаты, про что-то намекающий закадровый комментарий, ну а потом прекрасные физиономии ведущих с назидательным выражением: да, докатились, тюрьма по таким плачет.
Но что для Пушкова и Толстого здорово, то для Ревенко смерть. Ведь первые двое давно уже ненавидят «лицемерную, лживую» оппозицию и не упустят счастливого случая загнобить ее лишний раз. А вот Евгений — человек тонкий, ранимый, хрупкий. Можно даже сказать, скрытый либерал. Вот он скажет на всю Россию о взломанной почте Навального, а потом, наверное, плачет всю ночь в подушку, слезами умывается: мол, не хотел я, меня заставили. Впрочем, может, я слишком хорошо о Жене думаю.
То, что эти сюжеты так похожи, наводит на одну мысль: они были спущены с «верха». И даже не важно с какого. Ведь наряду с трагедией в Крымске, языкообразным скандалом на Украине, Сирией дать встык «компромат» на Навального — это поднять его на невиданную высоту. Но сразу ясно: вот враг государства № 1.
А что в сухом остатке? Из подслушанного и подсмотренного ничего непонятно: то ли он украл, то ли у него украли. То ли вообще два другана просто разговаривают между собой матом. Может, это тоже уже криминал?
Но власть всегда так действовала. А оппозиция-то чем лучше? Как она хохотала в голос над вскрытыми письмами Кристины Потупчик! Здесь можно, а здесь нельзя; здесь играю, а здесь не играю? Нехороших людей, связанных с Кремлем, вскрывать можно, это дело святое, и мы все будем радоваться. А теперь вскрыли хорошего, борца за правду, и мы будем возмущаться.
Эх, Владимир Семенович, и в кабаке, и в церкви всё не так, как надо. И в жизни. Забывают вас. Хотя по телеку два раза в год много показывают, устраивают вечера вашей памяти. Лицемеры! Но помните, ту песню вы заканчивали так: «Пусть впереди большие перемены,/я это никогда не полюблю». Как в воду глядели.