— Где твои сокровища, Россия?
— В Гохране.
При упоминании данного учреждения у граждан возникают, как правило, две ассоциации:
— подвалы, набитые золотом и драгоценными камнями;
— выставка Алмазного фонда, где в витринах переливаются фантастическим цветом уникальные бриллиантовые украшения.
Ну а что же в действительности представляет собой Государственное хранилище драгоценных металлов и камней, чем занимаются его сотрудники? Узнать об этом корреспонденту «МК» помог разговор с одним из ветеранов Гохрана, начальником управления планирования и отпуска драгоценностей Вячеславом Ивановым.
— Подвалов у нас действительно много, — не стал отрекаться от шаблона Вячеслав Михайлович. — Специально оборудованные хранилища для ценностей рассредоточены по разным местам страны. Есть даже такие, которые скрыты в горах. А один из «объектов» находится в столице. Здесь держим главным образом оборотный фонд — драгоценности, только недавно приобретенные или предназначенные для продажи на очередном аукционе. Весь гохрановский «ассортимент» делится на несколько групп — на счета, как мы называем: золото в слитках, золото в полосе, золотые изделия без камней, с камнями, золотые монеты, нумизматические золотые монеты... На отдельном счету хранятся несколько тысяч особо крупных (некоторые достигают размера 300 каратов) не ограненных камней.
Драгоценности от «первого лица»
После революции в государственные закрома собирали все наиболее ценное, ликвидное — в том числе трофеи, конфискованные большевиками в иностранных посольствах, в храмах.
— В Гохране скопилось, например, множество икон, от которых позднее решили «за ненадобностью» избавиться, — рассказывает В.Иванов. — Я застал время — было это году в
С началом Великой Отечественной войны в Гохран поступало много ценностей, сданных гражданами в фонд обороны. А когда наступил черед освобождения нашей армией Восточной Европы, в государственную сокровищницу потекли реки трофеев.
— Объемы трофейных драгоценностей, ювелирных украшений, захваченных тогда у врага, были очень велики. На систематизацию, сортировку тех «военных» поступлений наши специалисты потратили около 20 лет, эта эпопея завершилась лишь в середине 1960-х.
В послевоенное время пришел черед криминального конфиската. В Гохран стали все чаще поступать изъятые у граждан ценности, «нажитые неправедным путем».
— Был период, когда в СССР существовала даже специальная организация, занимавшаяся конфискованными ценностями, однако потом эту работу опять поручили Гохрану. Мне запомнились несколько очень богатых конфискатов, — вспоминает Вячеслав Иванов. — У попавшего под следствие заместителя министра внешней торговли Сушкова было изъято более 50 золотых брошей, браслетов, двое золотых часов «Роллекс», много серебряной посуды, а самое уникальное — коробка, в которой находились настоящие нумизматические раритеты — пять монет Римской империи. Все эти сокровища Сушков получил от итальянцев. Несколькими годами раньше, когда в СССР приступили к планированию строительства крупнейшего автозавода в Тольятти и возник вопрос о выборе западной автомобильной фирмы, которая станет партнером в этом проекте, представители крупного итальянского бизнеса стали «подкармливать» нашего зам. министра внешней торговли, добившись с его помощью того, что для производства на будущем ВАЗе была выбрана модель концерна «Фиат». Завод начал работать в 1970-м, но дело Сушкова раскрутили позднее. Ценности его попали в Гохран году в 1980-м, а их владелец был тогда приговорен к расстрелу, который ему заменили 15-летним тюремным сроком.
Другая очень примечательная коллекция была конфискована у зятя Брежнева Юрия Чурбанова. По подсчетам специалистов Гохрана, общая стоимость изъятых у него после ареста золотых изделий, камней, художественных ценностей достигала 2 млн. рублей, однако сам генерал милиции «соглашался» лишь на сумму в 10 тысяч, а остальные драгоценности — в том числе уникальные изумруды, — «переадресовал» своей жене Галине Брежневой.
В революционном 1991 году конфискат практически сошел на нет, но потом эти золотые ручейки потекли в Гохран вновь. По словам Иванова, сейчас изъятые золото-брильянты поступают в основном с таможни, но ничего уникального среди этих объектов нет. Сперва, пока идет следствие по делу, незаконные ценности находятся на временном хранении и лишь после вынесения приговора суда — «зачислить в доход государства» — получают полноценную прописку в подвалах Гохрана.
— В прежние времена мы обязаны были принимать в хранилища конфискованные драгоценные металлы и камни, но в реальности с выполнением этой буквы закона возникали иногда прямо-таки парадоксальные ситуации. Был, например, случай: где-то в сибирской глухомани поймали старателя-нелегала, который втихаря мыл золотишко на таежном ручье. Мужика арестовали и изъяли все его добро — инструменты, снаряжение... И «добытые незаконным путем ценности». А «ценности»-то эти представляли собой две бутылки, в которые старатель ссыпал предварительно промытый песок и кусочки кварца с вкраплениями золотых зерен. Обе емкости с соответствующей охраной повезли через всю страну — в Москву. Мы приняли старательское сырье, отдали на экспертизу... Потом надо было в заводских условиях добыть из песка и камешков драгоценный металл... Итог всех этих долгих и отнюдь не дешевых мероприятий — 0,45 грамма чистого золота!
— В числе поступлений в Гохран есть и ценности от первых лиц России. По закону ведь им и членам их семей положено сдавать государству ценные подарки, полученные от руководителей других стран, от зарубежных делегаций (в советские времена к нарушителям данного закона могла быть применена и административная статья). Помню, несколько раз к нам приезжал генерал-порученец — привозил такие подарочные драгоценности от первой леди Раисы Максимовны Горбачевой. Ее супруг, Президент СССР, тоже неоднократно сдавал полученные им ценные подарки. И премьер-министр Тихонов неукоснительно следовал этому правилу (он даже специально приглашал наших сотрудников к себе домой и там им передавал для Гохрана ценности, которые получил в качестве подарков). Зато некоторые другие из числа высших государственных чиновников себя подобными мелочами не утруждали. Например, я не припомню, чтобы в Гохран были поступления от Эдуарда Шеварднадзе — хотя он, как министр иностранных дел, очень часто ездил с официальными визитами, принимал зарубежные делегации. Ну а в послегорбачевские времена вообще не могу назвать ни одного случая, чтобы в Гохран были переданы ценные презенты, полученные высокопоставленными лицами во время официальных визитов и приемов на международном уровне. Может, дарить перестали?
Кто починит царскую корону?
Специалистам «главной государственной сокровищницы» доверено выступать в качестве экспертов. Именно они — когда получено соответствующее распоряжение правительства — определяют, какие «камешки» из запасов Гохрана (конечно, об уникальных экземплярах речь не идет!) можно выставить на очередной аукцион для продажи, устанавливают цену на каждый из них. (А эксперт — представитель компании-покупателя, осмотрев товар на предварительной демонстрации, назначает свою цену, и, если она оказывается не ниже, сделка состоялась.) Счет «торгуемым» камням идет на сотни. Например, на одном из последних аукционов, состоявшемся весной этого года, было продано 525 алмазов, весом более 10 каратов каждый. Общая выручка Гохрана от этой торговой сессии составила свыше 25 миллионов долларов. Эти деньги, так же как и финансовые ресурсы, полученные от продажи драгоценных металлов и камней на других гохрановских аукционах, впоследствии могут быть потрачены Государственным хранилищем на приобретение новых драгоценностей, еще более ликвидных, среди которых — как знать! — вдруг окажутся и по-настоящему раритетные предметы или исторические ценности. Такая селекционная работа ведется уже на протяжении многих десятилетий.
Гохрановские специалисты производят и оценку конфиската, о котором уже шла речь. Они же определяют судьбу присылаемых в Гохран крупных золотых самородков: оставить на счету в хранилище как уникальную ценность или отправить на переплавку
— Совсем недавно взяли для наших «закромов» самородок, найденный артелью золотоискателей из Хабаровска. Вес этого произведения природы — почти 7649 граммов. По решению комиссии экспертов за него заплатили старателям 12 миллионов. В наших хранилищах уже скопилось много самородков (у некоторых даже есть собственные названия — «Верблюд», «Заячьи уши», «Елочка»... — данные за внешнее сходство). Согласно установленному порядку ни один из них не может быть впоследствии лишен своего «эксклюзивного» статуса и передан на утилизацию: ценности признаются уникальными раз и навсегда.
Кроме того, вместе с приглашенными представителями «профильных» музеев специалисты Гохрана образуют комиссию, которая должна решать, достойно ли конкретное изделие считаться художественной ценностью. Если «да» — путь такого предмета лежит в один из музеев.
У Государственного хранилища есть и своя собственная музейная экспозиция, известная, наверное, всему миру, — Алмазный фонд. Первая выставка конфискованных после революции лучших ювелирных произведений состоялась в 1936 г. Основу ее составляли, конечно же, предметы из императорской сокровищницы — Бриллиантового кабинета Зимнего дворца. Впрочем, значительную часть хранившихся там уникальных изделий из драгоценных камней, золота, платины по распоряжению тогдашней советской верхушки продали на Запад, чтобы купить хлеб, современную технику для строящихся заводов, электростанций...
— Из более чем 3 тысяч ювелирных изделий и камней осталось только 109. Были проданы, например, все «императорские» шпаги с драгоценными эфесами, все веера с бриллиантами... Из 13 диадем, составлявших коллекцию Бриллиантового кабинета, осталась лишь одна. Правда, много лет спустя нашим мастерам удалось по сохранившимся эскизам сделать точные копии двух царских диадем. Для воссоздания одной из них — «Русское поле» — пришлось даже посылать гохрановского художника в Индию, чтобы отобрать там подходящий по кондициям крупный жемчуг. Эти диадемы заняли место в витринах Алмазного фонда. (Пришел однажды на выставку посетитель австриец, остановился возле «Русского поля»: «Хорошо сделано! А подлинник-то у меня хранится!»)
Раньше у нас был целый штат великолепных ювелиров. Их стараниями в 1983–1985 гг. удалось провести серьезную реставрацию многих самых выдающихся экспонатов Алмазного фонда. Наш замечательный мастер Борис Иванов, например, отреставрировал императорскую державу. Он же участвовал в спасении Большой императорской короны. Важнейший символ царской власти со временем обветшал и мог вовсе разрушиться: венчающая центр короны темно-красная шпинель (вес этого драгоценного камня — почти 400 каратов!) стала проседать под собственной тяжестью, деформируя всю конструкцию. Иванов вместе с другим ювелиром Гохрана, Виктором Николаевым, придумали сделать внутри короны мостик-подпорку из серебра, который практически не исказил первоначальный вид этой ювелирной и исторической реликвии... Между прочим, мало кто знает, что в середине 1980-х английская королева Елизавета II выразила пожелание, чтобы ювелиры Гохрана сделали комплекты украшений для ее двора. Однако просьбу эту наши «верха» отклонили — по политическим мотивам. Был и другой подобный случай. В 1982 г. к нам приезжал хозяин компании «Де Бирс» Гарри Оппенгеймер. Знаменитый на весь мир алмазный магнат хотел, чтобы гохрановские мастера сделали ювелирные украшения по его личному заказу, — и получил от ворот поворот.
Увы, сейчас в штате Государственного хранилища нет главного художника, нет закрепщика драгоценных камней... Многие из работавших прежде высококлассных специалистов ушли из-за очень скромных зарплат. У нас остался лишь один ювелир, единственный художник-реставратор (а ведь еще в 1995 г. работала целая лаборатория!), так что даже для реставрации императорских ценностей нужно приглашать мастеров со стороны.
Ноль вместо двух тысяч
Отдельная статья поступлений в Гохран — клады. В прежние времена такие «неожиданные» сокровища сюда притекали регулярно.
— Мы подсчитали, что в период с 1977 по 1989-й ежегодно в Гохран поступало 40–50 килограммов одних только золотых монет из обнаруженных схронов. Раньше ведь на сей счет строго было: нашел клад, неси его в милицию или в сберкассу. Нарушителям, пытающимся самостоятельно реализовать найденные драгоценности, грозило уголовное наказание. Например, был случай: пацаны нашли где-то тайник с золотыми червонцами, растащили их по домам. У одного из «кладоискателей» отец обнаружил монеты и попробовал их продать, его в итоге арестовали... Ну а законопослушным гражданам согласно закону полагалось 25% от стоимости клада, определенного по скупочному прейскуранту. Правда, при этом не учитывалось историческое и художественное значение предметов, а только стоимость металла и камней. Но все равно суммы получались порой очень внушительные.
Однажды пришла к нам пожилая женщина. Вот, говорит, посмотрите, что я нашла в земле за домом у нас в деревне. Разворачивает тряпочку, а в ней лежит огромный бриллиант! Я быстренько собрал экспертную комиссию. Оказалось, что вес камня 32 карата, то есть первоначально, до обработки, алмаз мог достигать 80 или даже 100 каратов. Это же настоящий великан! Кроме того, бриллиант был весьма необычной огранки. Мастер придал ему каплевидную форму и в самой вершине просверлил крошечное отверстие — вероятно, для подвески. Наш опытнейший специалист, тщательно обследовав камень, признался: «Я в жизни такого не видел!» А насчет стоимости находки — сумму определили по тем временам астрономическую, более миллиона рублей. То есть бабушке полагалось выплатить свыше 250 тысяч — и это притом что тогда самый дорогой автомобиль «Волга» стоил около 10 тысяч! Когда она про такие деньги услышала, чуть сознание не потеряла, пришлось сердечными каплями отпаивать. Впоследствии наши мастера чудо-камень использовали при изготовлении бриллиантового ожерелья, которое экспонируется теперь на выставке Алмазного фонда.
В. Иванов рассказал, что в 1989 г. в Гохран поступило 92 клада, оцененных в 752 000 рублей. В 1990 г. — 38 кладов на сумму 760 000 рублей. А на следующий год клады в России... исчезли.
— Последний найденный клад нам привезли в августе 1991-го. И после этого как отрезало. За прошедшие с той поры 20 с лишним лет в Гохран не поступило ни одного клада. Что случилось? Ведь по нашей статистике, до того в хранилища поступало ежегодно порядка 90 кладов. На самом деле Россия на такие схроны не оскудела, я и мои коллеги уверены, что и сейчас счастливчики находят в среднем примерно столько же припрятанных сокровищ, сколько и в советские годы. Просто их теперь не спешат нести к нам, предпочитая находить более выгодных «партнеров по реализации» — банки, антикварные магазины, коллекционеров... Это стало возможным в результате отмены уголовного наказания за сокрытие клада, действовавшего во времена СССР. В отсутствие принуждения к сдаче находки государству люди, нашедшие сокровища, бесконтрольно продают их. Еще весной 1998 г. был принят федеральный закон «О драгоценных металлах и драгоценных камнях», однако к нему до сих пор не приняты правительством инструкции и подзаконные акты, а без них не работает механизм обязательной сдачи кладов и выплаты денег за сдаваемые человеком ценности. Полагаю, что с 1991 г., когда советский «кладоискательский» закон фактически перестал действовать, для государства оказались «утраченными» уже около 2 тысяч кладов.
Что касается нашумевшей в последнее время истории с находкой нарышкинских сокровищ в Петербурге, то мы могли бы помочь в оценке стоимости этого клада: в Гохране есть самое современное оборудование для этого, а наши эксперты могли бы оперативно выехать в Северную столицу. Однако тамошние начальники нас к данной работе не стали привлекать, доверившись компетенции петербургских специалистов.
* * *
Не секрет, что Гохран вырос в свое время из недр НКВД. В послевоенное время 35 лет начальником главной советской сокровищницы был генерал Николай Баулин. Погоны носили и многие из нынешних руководящих сотрудников этого спецучреждения. Однако «ювелирка» — это ведь отнюдь не военная отрасль, откуда же берутся высококлассные специалисты, работающие с содержимым гохрановских «счетов»?
— Приходится самим воспитывать, — открыл «производственную тайну» Вячеслав Иванов, — прямо по ходу трудовой деятельности. Осваивают тонкости нашей работы непосредственно на практике. Уже в нынешние времена постарались позаботиться о предварительной подготовке кадров: специалисты из Гохрана теперь преподают в спецгруппе Геологоразведочного университета.
