Смотреть то, что я поначалу называла «приютом», Емельян повез нас с фотографом Наташей на своей машине. (Удивительный, надо сказать, оказался агрегат: по основной работе Емельян автоинструктор, и я ехала как раз на инструкторском месте. И всю дорогу у меня под ногами как живые шевелились педали и рычаги, украшенные огромными гайками.) И приехали мы в весьма респектабельный коттеджный поселок. Понятно, что, когда говорят про алкоголиков и бездомных, сразу представляешь себе барак или покосившийся деревянный дом. Но Емельян подвез нас к добротному забору, а над забором возвышался такой же добротный двухэтажный дом, увитый сухими плетями винограда. Во дворе направо и налево уходили дорожки к гаражу и бане.
Правильно поняв наш с Натальей немой восторг, Емельян пояснил:
— А большой дом, в котором можно разместить 40 человек, и не снимешь, только коттедж. Мы бы и рады что поскромней взять, а негде. Я и этот-то два месяца через риелтора искал. Опять же не всякий сдаст под такие цели...
Причем оказывается, что дом для бездомных сдали со всей мебелью, и более того — с техникой и картинами на стенах. Так что первое, что мы увидели после ватников, висящих в прихожей, была дама в наряде эпохи рококо, в золоченой раме, украшавшая простенок около входа в огромную современную кухню.
Приехали мы в предобеденное время. На кухне хозяйничали женщины. Одна чистила больших рыбин, вторая терла морковь, третья привычными движениями резала капусту. На плите стояли гигантские кастрюли, пахло мясом. Но пока мы не видели ни одного алкоголика...
— Тут кто не алкоголик, тот наркоман, — сказал Емельян. — Но все это — именно те люди, которых мы встречаем на вокзалах и в метро. Просто они уже через неделю меняются, а тут все уже по нескольку месяцев. Миша вот только единственный — вчера только прибыл...В большинстве своем люди попадают к нам из храма Косьмы и Дамиана в Москве. Там их кормят по средам и пятницам, и собирается огромная очередь — до 500 человек. Мы приезжаем, приглашаем к нам в дом жить... Так что проблемы с алкоголем были у всех, кроме вот Любы. Она — «классический бездомный».
Женщина, резавшая капусту, кивает. Я спрашиваю ее:
— А вот раньше в московском метро висели объявления «К сведению бездомных граждан», и там какая-то информация была о ночлежках и так далее. Сейчас они есть?
— Никакой информации нигде нет, — говорит Люба, продолжая резать. — По идее, куда люди приезжают? На вокзал. Вся информация должна быть именно там. Но ничего нет. Я на вокзале всего одну ночь переночевала и — в храм. Так попала сюда.
— Но мы берем не всех, — уточняет Емельян, — а только тех, кто хочет работать. Тунеядца уже ничего не спасет. Да и потом, если люди не будут работать, нам не на что будет содержать дом. Пока мы живем в основном на пожертвования.
Что за работа, объясняет Виктор, старший по дому:
— Это грузоперевозки, погрузка, копать, снег убирать — любая низкоквалифицированная работа. Но людей в возрасте, без документов на другие работы не пригласят. Так что ни от чего не отказываемся. Деньги делим — 40% на руки, 60% идет на оплату дома, питание.
* * *
Емельян давно хотел создать такой приют. «Иоанн Кронштадтский сказал: «Бездомному человеку главное дать кров», — повторяет он. Потому что кормят многие, а дают крышу над головой не все. И по России сейчас действует несколько подобных «коммун», созданных НКО и частными лицами. Но что интересно, оформлять свой дом именно как приют Емельян не стал:
— Оформи я его официально, меня бы замучили проверками и в конце концов закрыли. Не СЭС, так кто другой. Так что я снял этот дом для себя и прихожан храма Косьмы и Дамиана. Так и в документах значится. Это не приют. Это — дом.
— А хозяйка коттеджа как к этому отнеслась?
— Приезжала недавно за деньгами, думала — тут все разгромлено. Очень удивилась, что все цело, — улыбается он.
Идем по дому. Спальни выглядят очень непривычно — по центру стоит шикарная двухспальная кровать с резной спинкой, а вокруг — свернутые матрасы. По вечерам матрасами устланы все полы, говорит Виктор. В самой розово-голубой спальне — детская кроватка. Здесь живет двухмесячный Коля. Его мама Наталья попала сюда на
— Они с мужем Алексеем нашли где-то место — как ты говорила, Наташ? — «где лег и никто не видит». За гаражами где-то. Так и жили и кормились по церквям, — рассказывает Емельян. — Их в тот момент трое беременных в очереди было. Но согласилась ко мне приехать только Наташа. Остальные — ну, с отставанием в развитии, это видно было...
На пороге появляется молодой человек — это Алексей. Емельян говорит, что его паспорт готов и теперь они с Натальей могут расписаться.
Восстановление документов для Емельяна уже налаженная процедура. Он говорит, что за несколько лет работы (он занимался этим еще до организации своего приюта) сделал несколько сотен паспортов.
Еще одна семейная пара — Алексей и Ирина. Они познакомились в подобном подмосковном приюте для людей с наркозависимостью.
— Мне нравится такая жизнь, — говорит Алексей. — Здесь я дома. Я по ребцентрам 5 лет уже. Раньше по подъездам спал, теперь — за компьютером, ищу работу для наших. Мать счастлива.
А самая дама в возрасте тут — Ангелина Ивановна, Бабаня. Эту старушку в одной дальней местности выкрали цыгане и поставили просить милостыню. Говорит, много таких бабань с протянутой рукой стоит. И многим хочется вернуться домой...
* * *
Емельян говорит, что проблема пьянства в доме сначала стояла очень остро.
— Человек к нам попадает, не пьет. Но потом начинает ездить каждый день на работу, что-то зарабатывает, и как только ему в руки попадают деньги — все, запил! Сначала думали устроить систему наказаний. Но от запоев это не спасало. А люди тут в запое страшные. О! И до ножа дело дойти может. Поэтому договорились: выпил — в дом лучше не возвращайся. Приходи, когда протрезвеешь. На новогодние праздники очень много народу ушло. Но это проблема всех подобных приютов. У нас же самые тяжелые случаи — люди, у которых ничего нет: ни дома, ни документов. Все давно пьющие, потерявшие все связи с семьей, многие сидели.
— Они у вас будут жить, работать... А потом?
— Планов много. Делать людям постоянную прописку — купить где-то дом и там их прописывать. Потом, они должны получать специальности. Многие как вышли из детдома, так всю жизнь разнорабочими и проработали. У кого и была специальность — всё забыли. Еще, если будут деньги, я бы приглашал профессиональных лекторов по христианству и наркологии. Это очень надо...
...Виктор Иванович, живущий тут с октября, отказывается фотографироваться — москвич, «люди узнают». У него очки с большими линзами, подстриженная бородка, прокуренные усы. Говорит, что за три года на улице ознакомился со всем спектром государственных услуг и предложений для бездомных.
— Вот дали мне рекомендацию ехать в такой-то центр. Но обычно там дают только переночевать. А в восемь утра будят и выгоняют — хоть ты болен, хоть на костылях. И везде отношение как к отбросам. А у меня два высших образования. Я туда больше не пойду. ...Я же не пил, запил только три года назад, когда жена умерла, она болела долго. А идти мне некуда: из-за кредитов квартиру потерял. И я прекратил пить только здесь. Конечно, был один срыв. А у нас такое правило: сорвался — надо уходить. И хоть все проголосовали, чтобы я остался, я ушел. А теперь вернулся и не пью. Потому что у меня здесь друзья, тут общность. А в тех ночлежках человек человеку волк. Потому и невозможно приходить пьяным — как людям в глаза смотреть? Вот это меня сдерживает...
— Нас спасут только такие дома на общественных началах. Пока человеку есть где жить, он может оставаться трезвым. В противном случае он просто умрет на улице. Выбора другого нет, — утверждает Емельян, пока мы едем во второй дом, расположенный в километре от первого. Это тоже двухэтажный коттедж, правда, почти без мебели. Ворота открывает... то ли девушка, то ли мальчик лет 16. Человечек с печальными глазами. Оказалось, это Саша, ему 24 года. Возраст узнали, только когда восстанавливали паспорт. Саша детдомовец, и тут таких несколько. Он ходит, немного подволакивая ноги — пальцы обморожены и ампутированы. Тут тоже таких несколько.
— А как у вас с врачами, кстати? — спрашиваю я Емельяна.
— Нам очень нужна дружественная медицинская служба, которая бы и флюорограмму сделала, и анализы крови взяла. Пока такой нет, а очень нужна. Я тут на флюорограмму 11 человек однажды одновременно возил.
— А еще что нужно?
— Всё. Продукты, зимняя одежда мужская, белье, носки, тапочки. Ну и работа.
* * *
— Вы спали в подъезде? — спрашивает меня Виктор на прощание. — Это невозможно, пока 300 граммов не выпил. А выпил, и становится возможно. Кто так жил, тот здесь пить не будет...
...Мы уезжаем, и последним мы видим Сашу, который на руках выносит из дома старого мопса Масяню. Собака тоже еле ходит. И ей тоже больше некуда идти...
