Николай Филимоненко и Алексей Фролов, которые жили в соседнем доме, погибли на месте. Почти мгновенно собралось множество людей. Жанну пересадили в другой автомобиль. И разъяренная толпа начала его громить, чтобы выволочь Суворову наружу. Эти кадры видели все. Что можно было разбить в машине — разбили. Лобовое стекло разнесли арматурой. Крыша у машины тоже была стеклянная, и беснующиеся пьяные люди помогли трем женщинам залезть на нее, чтобы попасть в машину сверху. Если бы это удалось, Жанну бы разорвали. Буквально. Потому что толпа жаждала крови.
Суворова осталась жива только благодаря ОМОНу. До их приезда сотрудники ППС и ДПС из последних сил сдерживали натиск озверевших людей, которые провоцировали их как могли.
14 ноября судья Нагатинского суда А. Суворов — по странному стечению обстоятельств однофамилец Жанны — вынес постановление об ее аресте на два месяца. Суворову доставили в спецблок 20-й городской больницы, а через три дня перевезли в спецблок Бутырского СИЗО. С Жанной работали психологи и психиатры. Фенозепам, амитриптилин, паксил — все эти препараты почти ничего не изменили в ее ужасающем состоянии. Как будто она в другом мире, куда никогда не смогут попасть другие люди.
***
На следующий день после трагедии СМИ распространили информацию о том, что Суворова была пьяна, ехала со скоростью больше 100 километров в час и скрылась с места происшествия, а потом одумалась и вернулась, но не одна, а с мужем. Это лишь небольшая часть того, что удалось разузнать журналистам.
Увы, не всем удалось отделить правду от домыслов. А если называть вещи своими именами, многое коллеги придумали, чтобы подбросить дров в огонь, на котором кипел котел ненависти и жестокости.
Сейчас уже достоверно известно, что скорость автомобиля, которым управляла Суворова, составляла чуть более 60 километров. И также достоверно известно, что в момент, когда молодые люди внезапно появились из-за «Газели» и оказались в поле зрения водителя, у нее просто не было технической возможности избежать столкновения. Суворова уже не успевала ничего предпринять: торможение началось после удара.
Скорость автомобиля Суворовой установили по данным спутниковой системы, которой был оборудован прокатный автомобиль — ее собственная машина «Шевроле Авео» находилась в ремонте.
Жанна не покидала место происшествия, ее сразу пересадили в другую машину, которую толпа вскоре и разнесла вдребезги. Мужа у нее нет. Родители умерли. Она одна воспитывает 16-летнюю дочь.
Про алкоголь. В суде, когда решался вопрос об избрании меры пресечения, Жанна честно сказала о том, что за несколько часов до ДТП выпила бокал вина. При этом в акте медицинского освидетельствования Суворовой, проведенного вскоре после аварии, указано: запаха алкоголя нет, походка ровная. А в графе «сведения о последнем употреблении алкоголя» стоит запись о приеме глицина и настойки валерьяны после ДТП. Так или иначе, те 0,3 промилле, которые были выявлены у Суворовой, соответствуют столь незначительному содержанию алкоголя, что не приходится говорить об «алкогольном наезде».
Погибшие находились в состоянии сильного опьянения и перебегали дорогу в неположенном месте.
***
История на Бирюлевской улице разделила общество на две непримиримые части: одни требуют немедленного суда Линча, а другие считают ее третьей жертвой трагедии. И нет на свете никого, кто мог бы сказать последнее, самое справедливое слово.
Потому что оно уже давно сказано.
Сейчас так много говорят о возвращении к православию. А ведь его главное сокровище — милосердие. И в старину люди это хорошо понимали. Теперь кажется невероятным, что при всех царях разрешалось по большим праздникам приносить в тюрьмы горячий хлеб. Считалось, что по-другому и быть не может. И кто мог, выходил на дорогу, когда заключенных вели на каторгу. Люди старались хоть немного помочь каторжникам, хотя каждый знал, что это преступники. Все знали, что больше хлеба и теплого тулупа им нужно сострадание. Без него не дойти, не выжить и не покаяться.
Много лет назад самый справедливый судья из всех, кого мне довелось встретить, Сергей Анатольевич Пашин, подарил мне тоненькую книжечку, в которой были напечатаны несколько его стихотворений. И на всю оставшуюся жизнь я запомнила строчки: «…Ибо милость выше правосудия, к боли прибавляющего боль».
То, что случилось с Жанной, могло произойти с любым из тех, кто бесновался в тот вечер на Бирюлевской улице. Но милосердие — очень трудная наука. А жестокость легко прожигает людей насквозь. Никто ей не противостоит. Потому что добро требует усилий, а многие хотят получить все и сразу. «Все и сразу» — это символ благополучия XXI века. А разобраться в том, что с нами происходит, сразу не получится. Но тратиться на это никто не готов. Взять в руки железную палку и воздать ею «по справедливости» желающих хоть отбавляй. А попробовать поставить себя на место человека, невольно ставшего причиной смерти двух молодых людей, как-то не получается.
***
22 ноября Жанну Суворову освободили из-под стражи под подписку о невыезде. Произошло это потому, что следствие не нашло оснований для предъявления обвинения.
На другой день я ей позвонила. Из тысячи вопросов, которые просились наружу, я задала лишь несколько, думаю, самых главных.
— Чего вам сейчас больше всего хочется?
— Чтобы меня поняли, простили, и чтобы дочь была рядом.
— Как вы к себе относитесь?
— Это очень противоречивые чувства, которые я просто не знаю как передать.
— Изменилось ли ваше отношение к жизни?
— Кардинально. Произошло переосмысление жизненных ценностей.
— Чего вы больше всего боитесь?
— Божьего наказания. И что меня не захотят услышать. Ведь я не хотела этого. Я не могу передать, как сочувствую матерям погибших. Потому что я знаю, что такое отдать жизнь ребенку. Словами ничего не выразить. Особенно, когда понимаешь, что они никому не нужны…
Думайте про меня что хотите. Я никогда ее не видела, я не адвокат и не родственница. Меня поразил ток, бивший из телефонной трубки. Это была боль. Перепутать ее с чем-нибудь невозможно.
***
Коллеги Жанны собрали миллион рублей, чтобы внести за нее залог. Но она попросила отправить эти деньги семьям погибших. Родители денег не взяли и не приняли телеграмму: «Мы, коллеги и знакомые Жанны Суворовой, которая управляла тем злосчастным автомобилем, искренне соболезнуем и сопереживаем вашему горю. Нет ничего страшнее смерти. Быть может, только жить с этим. Мы понимаем, что любые слова бесполезны, но и не написать тоже не можем. Это ужасная трагедия затронула всех, у кого есть сердце. Мы собрали деньги для Жанны и сейчас просим вас принять их в знак глубокой скорби. Мы молимся за вас, ваших близких и за Жанну».
Никому не под силу понять горе родителей погибших, кроме тех, кто сам пережил его. И правда, никакие слова не имеют смысла. И если что и имеет смысл — это попытаться понять случившееся. А если это получится, станет понятно, почему молиться нужно не только за погибших и их родителей, но и за Жанну Суворову. Кому нужно? Не им, а нам. Чтобы глаза не наливались кровью.
Через несколько часов наступит утро и я поеду в редакцию. И пройду мимо того места, где несколько дней погиб наш коллега Сергей Сушков. Его сбила машина, водитель которой уехал с места происшествия. Он даже не остановился. И свидетель Сережиной гибели тоже почему-то уехал. Понятно, испугался нашего правосудия. Наверное, подумал, что его будут беспокоить. А зачем? Может, он тоже видел по телевизору, как толпа громила машину, в которой сидела Жанна Суворова. Вот и уехал.
Если мы дадим себе труд досконально разобраться в том, что произошло в Бирюлево, может быть, будет спасена чья-то жизнь. Хотя бы одна. Ведь это единственное, что мы может сделать в память о погибших и в помощь живым.
