В мае 1991 года мне только-только стукнуло три, и телевизор — маленький, условно цветной (цвета такие тусклые, что сегодня он покажется черно-белым), в красном корпусе марки “Юность” — я по понятным причинам не смотрел. Зато подпевал Виктору Цою в песне “Муравейник” и, по словам мамы, мечтал играть на скрипке. Ни певец, ни музыкант из меня в итоге не вышел, а я навсегда упустил возможность стать свидетелем того, как программа “Вести” на глазах меняет философию российского телевидения, на долгие годы став эталоном информационного вещания, а ее ведущие — суперзвездами, которых узнают на улице и подходят за автографом. Или не подходят — потому что боятся и боготворят.
Страна разваливалась, потом собиралась заново. Танки мяли гусеницами московский асфальт и стреляли в Белый дом, как двумя годами ранее в народ стреляли аббревиатурами, одна другой таинственней и страшней: ГКЧП, ССГ, СНГ… Представить, что в этом потоке нового и неизведанного то, что по воле Президиума Верховного совета РФ 14 июля 1990 года получило название Всероссийской государственной телевизионной и радиовещательной компании (ВГТРК), не только останется в памяти, но и превратится в мощную медиаимперию, объединяющую все регионы России и вещающую на 54 национальных языках, было сложно.
Да я, честно говоря, и не пытался.
В 1993 году маленькая “Юность” в красном блестящем корпусе все так же каждый вечер горела выпуклым экраном в нашей однокомнатной квартире на первом этаже (в подвале расположился коммерческий магазин, и я раз в полчаса подпрыгивал на стуле от грохота открывающейся и закрывающейся двери). В военном городке в глубине Тверской области, где наша семья пережидала великие потрясения тех лет, телевизор был чуть ли не единственной связью с “большой землей”. Но мне было пять, и я по-прежнему его не смотрел, предпочитая занятия в художественной школе, где учили разводить краски и правильно смешивать цвета. Художник из меня тоже не вышел, и я опять упустил уникальную возможность. На этот раз — своими глазами увидеть вещание второго канала из резервной студии, организованное во время штурма “Останкино”. Или как Илья Олейников и Юрий Стоянов впервые появляются в ставшей потом культовой передаче “Городок” (несколько лет я на полном серьезе считал, что слова “ах, как хочется вернуться, ах, как хочется ворваться” из заглавной песни Анжелики Варум — про мой городок и есть, уж слишком похожим выходило описание).
В 1997 году, в свои девять лет, я больше думал о том, как правильно работать руками и дышать в воде, чтобы проплыть без остановки 800 метров и выполнить третий юношеский разряд по плаванию. Судя по тому, что великим пловцом я так и не стал, я бы ничего не потерял, если бы вместо прогулянных тренировок сидел у телевизора (уже большого и по-настоящему цветного, неблагозвучной марки Funai). Наблюдая, как с 1 ноября 1997 года становится на ноги и набирает вес уникальный проект ВГТРК и единственный на нашем ТВ канал без рекламы — “Культура”.
Пять лет спустя, в 2002-м, когда Михаил Жванецкий стал выходить в эфир с передачей “Дежурный по стране”, я уже устроился на работу в первую в своей жизни газету — ежемесячное приложение для школьников на восьми страницах под названием “Подросток”. Телевизор не смотрел по-прежнему. Нужно было к сроку закончить интервью с ветераном ко Дню Победы и подготовиться к одной из шести городских олимпиад, в которых я одновременно принимал участие.
Компьютер у меня тогда только появился, а Интернета не было вовсе, поэтому открытие в том же году сайта “Вести. Ру” прошло мимо меня. Зато не остались без внимания многочисленные спортивные трансляции, которые стали регулярными благодаря новому каналу “Спорт”. А также сериал “Бригада” и почему-то “Дикий ангел” (наверное, из-за внешних данных Наталии Орейро). Кажется, вот тут-то и могла по-настоящему начаться зависимость от второй кнопки (мой отец, например, пользовался возможностями телевидения гораздо шире, записывая на чистые кассеты VHS с эфира художественные фильмы, ставя запись на паузу во время рекламы), но я закончил школу и уехал учиться на журфак МГУ. Где года три мне, попавшему из провинции в огромный город, было не только не до телевизора, но и не до собственно МГУ.
Сейчас мне 23, и начинать смотреть телевизор, наверное, уже поздно. Все резонансные события куда быстрее просачиваются в Интернет, из которого я как раз, увы, не вылезаю ни на минуту. Но вот она — ирония судьбы в действии. Сегодня смотреть телевизор — одна из моих прямых обязанностей как корреспондента отдела кино и ТВ.
За 20 лет своего существования канал “Россия” не просто разросся в медиаимперию имени ВГТРК. Он стал иллюстрированным свидетелем зарождения и взросления целого поколения. Того самого, что сегодня воротит нос от “зомбоящика” и ставит “лайки” в Интернете, считая, что уж где-где, а там точно — свободы и слов без края. У каждого из них найдется своя история роста, сопровождаемая постепенной сменой начертания и местоположения логотипа на второй кнопке (буквы РТР то красовались в затейливом иероглифе, то в трех отдельных квадратах, то под полукруглым российским флагом, а потом вовсе превратились в надпись “Россия”). Поразительно, но именно те, может быть, неуклюжие, а может быть, единственно верные шаги, которые сделало телевидение девяностых по пути, противоположному советской традиции и советской ментальности, и воспитали сегодня молодых да дерзких, считающих за хороший тон по любому поводу вставить: “А я телевизор вообще не смотрю”. Чтобы тут же пересказать в красках содержание последней серии “Ликвидации” или поделиться эмоциями от подсмотренных по “Вестям 24” кадров оторванных конечностей после очередного теракта.
И хотя лучшие продукты канала (будь то фильм “Остров” или концерт Гергиева в разрушенном Цхинвале) сегодня гораздо удобнее смотреть в Сети и на DVD, “России”, пережившей громкие политические и исторические события, умерившей журналистский пыл и увеличившей сферу влияния, удалось сделать то, ради чего, наверное, и затевалось всероссийское телевидение, — стать традицией. Как давно уже лично у меня превратилось в традицию, будучи за границей, отщелкать на пульте телевизора в отеле два десятка иностранных каналов, чтобы наткнуться на знакомую заставку “Вестей” и посмотреть смешную рекламу, предлагающую за один евроцент позвонить на родину.
Или когда я, придя в очередной раз домой в ночи после рабочего дня и по привычке засев с чашкой чая у ноутбука, обязательно поднимаю глаза, если по “России” показывают Жванецкого. Ладно, Михаил Михайлович интересен мне: у нас с ним, в конце концов, одинаковый журналистский стаж. Но как он столько лет держится в эфире, оставаясь самым умным критиком на телевидении, тем более на таком напрочь лишенном политического зубоскальства канале, — большой секрет и большая радость.
Раз у ВГТРК юбилей (хотя на самом деле — у всей страны), наверное, надо что-то пожелать.
Позвольте же пожелать нам всем видеть в эфире “России” радости и секреты как можно чаще. И никогда больше — взрывы в “Домодедово”.
